Убить президента - Лев Гурский

Убить президента

ОТ АВТОРА

Автор считает своим долгом предупредить: все события, описанные в романе, от начала и до конца вымышлены. Автор не несет никакой ответственности за возможные случайные совпадения имен, портретов, названий учреждений и населенных пунктов, а также какие-либо иные случаи непредсказуемого проникновения чистого вымысла в реальность.

Часть первая

ПРЕЛЮДИЯ

Можно сидеть в ванне и не быть при этом Архимедом.

Глава 1

ПРЕЗИДЕНТ

В девять тридцать замигала лампочка телефона спецсвязи. Зуммер такой вежливый, негромкий, никак не привыкну. Я поднял трубку, и Павлик напряженным голосом сообщил, что убивать меня будут завтра. Предположительно вечером. Точные время и место, покушения пока неизвестны. Состав участников неизвестен.

Умницы.

Павлик, если кто еще не знает, руководит Службой Безопасности Президента. То есть меня. Главный Телохранитель, если угодно. Существо преданное, но интеллектуально крайне убогое. Попросту дубина. Говорят, в свое время так и не смог одолеть рассказ «Муму». Завяз на середине. Давно заметил, что ум и личная преданность – две вещи несовместные. Как гений и злодейство (я – исключение). И хорошо, что несовместные. Павлик дело свое охранное знает и притом преданный дурак. Найдите-ка сейчас такого умника, в верности которого я бы не усомнился. Последним был мой пресс-секретарь Веня. Вениамин Васечкин, кандидат наук. Правда, он пока еще не знает, что был. Завтра узнает. Завтра будет для многих день приятных неожиданностей. И неприятных… Что-то наш Павлик так нервно задышал в трубке. Ах да, еще покушение.

– Подробности какие-нибудь есть? Хоть что-нибудь? – поинтересовался я у Павлика. Подробностей, естественно, не было. Дубина Павлик стал извиняться. Оказывается, соколы перестарались. Приняли агента ФСК за одного из участников будущей акции. Проявили бдительность. Сам Павлик примчался в Лефортово слишком поздно, когда стукача уже отскребали от стен камеры. Как уверяет Павлик, покойник успел сказать только про завтра.

Тут мой имбецил Павлик начал снова мучительно оправдываться. Оказывается, фискалы сами виноваты – не поставили его, начальника СБ, в известность. А сам он опоздал в Лефортово потому, что-де проверял сигнал. Гражданка Воронина обнаружила в подъезде своего дома, в пяти кварталах от Кремля, подозрительного мужчину с пакетом в руках. Выяснилось, что мужчина – нормальный алконавт. И в пакете не пластиковая взрывчатка, а две бутылки «Распутина», «красненькое» и какая-то ливерная колбаса. Колбасу на всякий случай отдали на экспертизу.

– А водку? – спросил я вкрадчиво. Так, как только я умею. – Водку проверили? Вдруг там нитроглицерин?

Кретин Павлик вполне серьезно отрапортовал, что водка настоящая. Действительно, натуральный «Распутин». Один портрет на горлышке, один на этикетке. Он сам проверял. Кстати, хозяин пакета пока задержан. До особого распоряжения. Моего, надо полагать. Ну-ка, господин Президент России, распорядись насчет бутылки водки и колбасы.

Мне пришла в голову неплохая мысль: задержать самого Павлика. Обвинить в мародерстве и судить показательным судом. Поддержать имидж сурового, но справедливого царя. Народу это нравится. Хотя, пожалуй, не выйдет. Павлика пока нельзя. Дегенерат, но верный. Что я буду без таких делать? Например, завтра? И потом президентская команда слишком ценный капитал, чтобы тратить по пустякам. Золотой фонд Большой политики. После того как погиб в автокатастрофе лейб-медик Гриша, пришлось и так сделать паузу. Пресса, наш дорогой аппендикс демократии, уже помалкивала. Но слухи, если они не исходят лично от Президента, – вещь бессмысленная и опасная. Поэтому отставить показательный суд. По крайней мере, пока.

– Мужика отпустить. Водку вернуть. Потерю колбасы компенсировать. Гражданку Воронину официально поблагодарить…

Я почувствовал, как ожил на другом конце линии мой Павлик. Приказы ясные и четкие. Все понятно. Это он любит. Пришлось испортить ему удовольствие.

– Ну, а теперь о завтрашнем покушении. Это, Паша, очень некстати. Ты понял? Сам знаешь, какой завтра день – в Кремле не отсидишься. Встречи, обеды, водружение венков. Журналистов набралась уже целая дивизия. Может, отменить хотя бы Большой?…

Паша согласно вякнул в трубке. Охрана в театре для него – одна морока. Всех зрителей через металлоискатель не пропустишь. Мудро, господин Президент! Отменить, конечно, отменить!

– …Хотя нет, нельзя, – раздумчиво сказал я к совершенному Павликову неудовольствию. – Большой балет – это наша гордость. Придется присутствовать. Церемониал. Протокол. Понимаешь?

Слово «протокол» Павлик понимал. Как-никак работал когда-то рядовым участковым. И если бы не фортуна в моем лице… Однако хорошенького понемножку, Павлик.

– И еще, – добавил я, чтобы уж совсем расстроить своего Главного Телохранителя. – Попроси, чтобы генерал Голубев был у меня в течение получаса.

– Так точно, – буркнул Павлик обиженно.

Генерал Голубев – начальник Управления ФСК. Он да еще Митрофанов из Управления Охраны – два Павликовых вечных конкурента. Все трое так меня любят, что ревнуют друг к другу. И это правильно. Спецслужбы разделили еще при Ельцине. Да нет, еще, кажется, при Горбачеве в сентябре 91-го. Михаил Сергеич не успел уже воспользоваться своей идеей. Но идея была старая и славная. Разделяй и властвуй. Пусть конкурируют друг с другом, пусть каждый тянет одеяло на себя. Суеты больше, но спокойнее. Никогда не объединятся против Президента. Кто-нибудь, да заложит всенепременно.

Павлик в трубке между тем демонстрировал молчаливый укор. Он не любит федералистов. У них опыт, они шустрят. У них стукачи по всей Москве. Голубев убийство стукача ему припомнит.

– А может, твои нарочно прибили фискала? – эдак небрежно спросил я вдруг у Павлика. – Может, как раз по твоему приказу? Чтобы потом, не торопясь, уконтропупить любимого Президента? А?

Павлик что-то панически булькнул в трубке. Кажется, он готов был уже доказать свою преданность тут же, по телефону. Сделать себе харакири из табельного оружия. Всякий раз я забываю, что преданным имбецилам не свойственно чувство юмора. А мне, как назло, свойственно. Говорят, это наследство от папы. Папочка, сволочь, был большой юморист. Когда не ссорился с мамочкой.

– Ладно-ладно, – пресек я чуть было не состоявшееся харакири. – Пошутил. Но Голубева все-таки пригласи. И сам, кстати, можешь зайти. Ум хорошо, а полтора – лучше.

Павлик с облегчением хихикнул. Эту шутку он уже научился понимать. С четвертого или пятого раза, но научился. Способный.

Глава 2

ВАЛЕРИЯ

Еще вчера мы согласовали с Андреем место проведения операции, но крепко поцапались в вопросе о выборе оружия. Андрей настаивал на бомбе, но я была непоколебима: только пистолет. От входа до лестницы наверх, в правительственную ложу, сорок восемь метров. Целых десять секунд, даже если идти быстрым шагом. И там уж точно будет кто-то посторонний, помимо дуболомов из личной охраны. Если бросать бомбу, то обязательно будет много жертв. Невинных жертв. Это аксиома террора, его краеугольный камень. Урок Игнатия Гриневицкого нам всем должен пойти впрок. Никаких бомб!

Андрей добросовестно мне кивал, но видно было, что имя народовольца Гриневицкого для него что звук пустой. И что историю покушения на Александра II он либо знает нетвердо, либо вообще не знает. Странно – чему его учили в этом историко-архивном? Хотя да: его же вышибли со второго курса. Как он рассказывал, по личному распоряжению оппортуниста Афанасьева. Думаю, что мальчик присочинял, и наверняка он лишился студбилета из-за какого-нибудь банального хвоста по немецкому. Милый героический лоботряс. Пусть сочиняет. Революционер сам должен быть автором и творцом своей биографии, особенно молодой. Не всем же повезло в молодости разбрасывать листовки на премьере «Иоланты», отсидеть свои полгода в «Матросской Тишине» и два года у Кащенко. И тем более не все удостоились прозвища «бабушка русской демократии».

Андрей сказал, что из пистолета я непременно промахнусь, и все пойдет насмарку. И тогда придется стрелять уже ему. Только с запозданием, из неудобного положения. И ты, Лерочка, и я обязательно погибнем, потому что сами станем мишенями…

Я ответила Андрею, что такая смерть почетна, но сама думала о другом. Я думала, что не промахнусь, не могу промахнуться. Неудобно прицельно стрелять, когда у тебя очки минус восемь. Но я долго тренировалась, каждый шаг повторяла раз двести. Могу теперь даже с закрытыми глазами повторить. Три шага вперед, два направо, мимо портьеры, мимо дурацкого ампирного светильника (какая, к слову, безвкусица!), мимо колонны, мимо двери литчасти, потом еще поворот направо… И у меня всего четыре секунды. На два выстрела, больше не успею. Покойный Фортунатов еще пять лет назад меня учил: «Лера, целься только в голову или в шею, у этих друзей наверняка надет бронежилет». Пять лет назад его уроки не пригодились, да и цели были другие. Несерьезные, в общем, цели. Грамматика боя, язык батарей. Ничего, завтра пригодятся. Завтра будет ТВОЙ ТУЛОН, Лера. Звездный час твоей прекрасной и яростной жизни. Кто это сказал: «Жизнь не удалась, отрепетируем смерть!»? Не помню, да и не важно. Важно, как это у Некрасова: умрешь недаром – дело прочно. И главное, чтобы ЕГО смерть состоялась раньше…