Ребенок (не) от босса - Лия Рой

— Василиса Ивановна, Вы можете ответить мне на пару вопросов? — Холодный, вкрадчивый тон босса не предвещал ничего хорошего.

Собственно, ничего хорошего не предвещало уже то, что он позвал меня к себе во вторник утром. Ранним утром.

Обычно Царев, если и вызывал кого-то, то к концу недели или, хотя бы, в конце рабочего дня. С утра всегда был занят более важными делами. А их у него хватало.

— Я… я… я, да, я могу… — Я всегда заикалась перед ним. Всегда. С первых дней. С того самого раза, когда меня впервые завела к нему в кабинет кадрочивка, чтобы представить в качестве нового сотрудника.

Почему? Не знаю. Он был обычным мужчиной. В смысле, он был красавцем, лощенным и стильным, одетым и причесанным с иголочки, в идеальном костюме, галстуке и все такое. На вид Цареву можно было дать тридцать-тридцать пять, и он был очень хорош собой. Высокий, подтянутый, с правильными чертами лица. Но его взгляд, его тон, его манера держаться отстранённо и высокомерно, заставляли меня опускать глаза в пол и желать покинуть кабинет, как можно скорее.

Я боялась его. И стеснялась. Одновременно. Вот такой вот парадокс.

— Замечательно. Присаживайтесь, пожалуйста, — Станислав Александрович указал на мягкое кресло, которое было расположено ближе всего к его столу. Жаль. Я бы предпочла сесть за самый край стола.

— П-постою… я постою лучше.

— Подскажите мне, я предупреждал Вас о том, что не приемлю опозданий? Тем более, регулярных, — начал начальник.

— Предупреждали…

— Хорошо. А убегать с работы за несколько часов до окончания смены – это нормально?

— Н-нет… — Черт, ну почему я не могла перестать заикаться? Что со мной было не так? Ну, не съест же он меня здесь, правильно? Не съест ведь?

Хотя… в кабинете босса был большой сейф. Вдруг он там хранил не какие-нибудь важные документы, а косточки от съеденных пиарщиков, вроде меня?

— Я говорил, что и это тоже не приемлю? — продолжил он, а я встряхнула головой, прогоняя идиотские мысли из головы. Нужно было сосредоточиться на том, что он говорил.

— Говорили… Станислав Александрович…

— Я говорил, что мне не нравятся ошибки в работе?

— Да.

— Что их сложнее исправить, нежели предотвратить?

— Да…

— Тогда последний вопрос. У Вас ведь точно есть высшее образование? Вы не подделывали свой диплом?

— Что?! Нет, конечно! Станислав Александрович… — взмолилась я жалостливым тоном.

— Значит, Вы все-таки являетесь специалистом по связям с общественностью.

— Являюсь.

— Тогда, прошу прощения, что это за чертовщина?! — В меня полетела газета, которую я едва успела поймать. — Вы слово «репутация» вообще слышали?! Вы осознаете его значение?

— Я…

— Вы уволены! И советую Вам поискать себя в другой сфере, потому что как рекламщик Вы больше вредите, чем делаете что-то полезное!

— Но я не могу… я не могу потерять работу! — запротестовала я, пропуская мимо унизительный полет газеты, которую я так и не сумела поймать.

Ладно, я действительно промахнулась! Тут он был прав и противопоставить мне было нечего.

Крупный нефтяной завод, которым руководил Царев, якобы сливал отходы в чистые-пречистые речки и загрязнял, тем самым, окружающую среду. Именно с такими заголовками вышли вчерашние газеты. Разумеется, как главный рекламщик, я должна была это предотвратить. Кто-то слил корпоративные документы, подправил их, сфабриковал данные и подставил меня. И, скорее всего, это был кто-то из моего отдела. Отдела, которым я совершенно не успешно пыталась руководить уже почти полгода. Ежедневно испытывая терпение своего начальника.

Вообще, меня на работу взяли только из-за старого профессора, который преподавал мне все пять лет в университете.

Пока я училась, была его любимицей, а он, между прочим, был заместителем декана и моим научным руководителем. Короче, старик не чаял во мне души, представляя везде, как «лучшую студентку» за всю его преподавательскую деятельность.

Именно профессор Гораев договорился с отцом Царева, чтобы мне дали работу. Два года я работала обычным планктоном на подменах, заменах, а потом, меня, не без помощи все того же Гораева, сделали начальником отдела. И, кажется, жалели о принятом решении.

— Что Вы говорите…

— У меня ребенок… у меня дочь, Станислав Александрович, как же я…

— Это моя проблема?

— Но…

— Ребенок мой?

— Что? В смысле, ваш? Как ваш? — Я растерянно захлопала глазами.

— Я интересуюсь, дочь свою Вы рожали для меня? Я должен нести за нее ответственность?

— Н-нет… — Ах, он об этом… тьфу, ты! Вот же ж гад, а, как повернул ситуацию! Не зря в фирме ходили о нем исключительно гадкие слухи. И не такие, что он пристает ко всем подряд, как делали обычно начальники, а такие, что он был самым сердитым, гневливым и вечно недовольным боссом. И что с ним было не так? Молодой, красивый, богатый, владел таким бизнесом, а уже вон, от того, что постоянно хмурился, морщина появилась на переносице. И на лбу уже намечались. Все потому, что злой был.

— Тогда это попытка манипулировать мной?

— Что Вы! Просто я… Я просто… — Я снова тряхнула головой, в отчаянной попытке подобрать правильные слова, которые смогли бы убедить Царева в том, что я не самый никудышний человек в его фирме.

— Поищите себя в сфере обслуживания, Василиса Ивановна. Там я пророчу Вам неплохую карьеру. Поверьте на слово.

— Хорошо…

— Вы свободны.

— С-спасибо… наверное… да… мне идти?

— Разумеется.

Выйдя из кабинета шефа, я побрела в сторону своего рабочего места, пытаясь осознать, что только что произошло.

Меня уволили…

Меня уволили?

Как меня уволили?!

Сегодняшний день должен был быть обычным. Самым, что ни на есть обычным. Ничего плохого стрястись не должно было.

Просто обычный вторник.

Ничем не примечательный вторник, который должен был стать очередным в череде обычным, ничем не примечательных вторников.