Казачий край - Василий Сахаров

Василий Иванович Сахаров

Казачий край

(Казачий край-1)

Глава 1

Кубань. Ноябрь. 1917 год.

  - Господа "кавкаи"! Турки объявили войну России. Нашему отряду приказано немедленно выступать на Баязет. С нами Бог! - Комполка полковник Мигузов снял свою высокую черную папаху и размашисто перекрестился. Все наши полковые офицеры, в тот день, собравшиеся в штабной палатке, последовали примеру командира.

  Как же я тогда переживал. Нет, не боялся, но волнение было сильнейшим, так ведут себя чистокровные кони перед скачкой, они готовы, им не терпится начать свой бег и, вот, дается команда. Это моя первая война, скоро мой первый бой, и сбудется то, ради чего и выбрана военная карьера. Я буду защищать свою страну, Родину, Святую Русь, и буду делать то же самое, что и многие поколения моих предков до меня. Мы победим! Что нам турок, стародавний враг? Так, мелюзга, размажем их по всем окрестным горкам.

  - Как настроение Костя? - Рядом со мной остановился командир моей первой сотни подъесаул Алферов.

  - Боевое! - Выпалил я и вытянулся по стойке "смирно".

  - Молодца, Черноморец, - Алферов ободряюще хлопнул меня по плечу, и направился на выход, строить сотню и извещать рядовых казаков о начале войны.

  В тот момент я был горд собой, поскольку меня впервые похвалил и одобрил сотник, а я в полку уже полгода служу, и это дорогого стоит.

  Вскоре был получен боевой приказ о движении полков, и наша Закаспийская отдельная казачья бригада направляется к русско-турецкой границе. Впереди идет наш 1-й Кавказский наместника Екатеринославского генерал-фельдмаршала князя Потемкина-Таврического казачий полк, если по простому, то "кавкаи". За нами вслед 1-й Таманский, без одной своей сотни, посланной в разведку, и 4-я Кубанская казачья батарея. Наша бригада сильна, и не хватает только Туркменского конного дивизиона из текинцев, который остался на нашем прежнем месте дислокации в Туркестане.

  По извилистой дороге идем вперед. Ночь. К рассвету должны подойти к границе, а там враг, и первый бой, в котором я не должен оплошать и струсить. Перед самым рассветом, впереди и справа от колонны услышали выстрелы. Видимо, разведка таманцев вступила в бой.

  Развиднелось, и к голове полка, прямо к Мигузову, подскакал один из разведчиков-таманцев. Конь казака ранен, да и сам он с трудом держится в седле, не знаю, может быть тоже ранение имеет, а может быть, просто истомлен боем и дорогой.

  - Младший урядник Краснобай, - представляется он полковнику и докладывает, что разъезд хорунжего Семеняки вступил в бой с турками, офицер ранен, но не отступает, и просит оказать ему поддержку.

  - Алферов, - Мигузов обращается к нашему сотнику, - впереди по дороге персидское село Базыргян. Взять его!

  - Есть! - Откликается сотник и уже через минуту, широким наметом мы несемся по дороге на Базыргян.

  В ушах свистит ветер. Моя кобылица Ксана несется впереди общего строя, и вскоре я вижу перед собой горный хребет, на который взбирается дорога. За ним должен быть аул, но вот мимо меня проносится первая пуля. Дорога узкая, лихой конной атаки не получится, и сотник командует:

  - Спешиться!

  Спрыгиваю на каменистый грунт, сдергиваю с плеча винтовку, хоть и не положена она офицерам, но я еще в училище отменно стрелял, так что хороший стрелок в сотне не помеха.

  - Чу-чу-чу, - кручу повод, ложу лошадь на бок, а сам прячусь за ее теплым и распаренным телом. Ствол винтовки опускается на седло, жмурю левый глаз, а приклад прижимаю плотнее к плечу.

  - Фью-ить! Фью-ить! - как разозленные шмели над головой проносятся пули турецких пограничников, и пришло время дать им ответ. Высматриваю противника и, вскоре, замечаю одного, который сидит за большим серым валуном, несколько выпирающим из горы. Вражеский солдат время от времени приподнимает над камнем свою голову, стреляет и снова прячется за это укрытие. Двинул затвор, прицелился и выстрелил, действую не задумываясь, точно так, как на родных кубанских и оренбургских полигонах инструктора учили. Выстрел! Ствол подкидывает вверх, а по плечу бьет отдача. Мимо! Как так? Черт! Прицельная планка не выставлена на нужную дистанцию, за волнениями боя, совсем про это забыл. Исправляю свою оплошность и со второго выстрела снимаю турка, который как мешок с овсом, выпадает из-за камня и метров двадцать, раскинув руки, катится по склону вниз. Выстрел! Выстрел! Выстрел! У меня закончилась обойма, а турки отступают.

  Лошади остаются под присмотром коноводов, а наша сотня, сходу занимает гребень горы, и теперь мы на высотке. Однако за нашим гребнем еще один, он хоть и пониже, и можно было бы продвинуться дальше, но к противнику подошло подкрепление, и нашей сотни хватает только на перестрелку. Эх, не было у нас тогда пулеметов, но зато какие люди были.

  Алферов посылает к полковнику своего ординарца с запиской, и вскоре подходит полусотня под командованием хорунжего Елисеева. Казаки из третьей сотни ложатся в цепь рядом с нами по гребню горы, плотность нашего огня усиливается, но турки все одно, отступать не желают. Перестрелка затягивается до самого полудня, и просидели бы мы на этой вершине, до вечера, если бы подъесаул Доморацкий не обошел противника слева и лихим наскоком не сбил его с позиций.

  Турки и несколько десятков курдов, которых можно опознать по белым шароварам, бегут так, что только пятки сверкают. Мы занимаем следующий хребет. За ним турецкий аул, и в центре его развевается зеленое знамя на длинном шесте. Налево виден длинный горный кряж, он ведет к самому Баязету, крепости, где мои предки два раза в осаде сидели, а направо виден таинственный и величавый, одновременно грозный и прекрасный Большой Арарат.

  Мы переглядываемся с Федей Елисеевым, с которым вместе учились в Оренбургском казачьем училище и перемигиваемся.

  - Ну, как ты? - Спрашивает Елисеев, и одергивает полы своей строевой серой черкески, подвернутой за пояс.

  - Нормально, - отвечаю ему, мы смеемся, а вскоре спускаемся вниз, и занимаем Базыргян, первый населенный пункт на вражеской земле.

  Опять меня накрыли воспоминания и, почему-то, вспомнился тот, мой самый первый бой, с которого началась трехлетняя военная эпопея на Кавказском фронте, прервавшаяся только одним отпуском на Родину и трехмесячным валянием в военном госпитале города Тифлиса. Сколько было битв и походов после того боя, сколько перевалов взято, сколько дорог исхожено. Сейчас уже и не сосчитать, но то, что я помню, уже немало. Бои в Макинском ханстве, Алашкерт, Ван, поход в Месопотамию, Мелязгерт, Мерденекский перевал и Ольтское урочище, Ит и Эрзерум, Хасан-кала и Сарыкамыш. Везде я шел с нашей первой сотней 1-го Кавказского полка, а теперь, родной полк где-то в далекой Финляндии, а я, пытаюсь вернуться с этой, как выяснилось, никому ненужной войны, домой.

  С войны мысли перекинулись на положение дел в стране. Как так случилось, что еще несколько лет назад одно из мощнейших государств мира распадается на части? Что это? Стечение обстоятельств? Божья кара? Закономерный исторический процесс? Неизвестно, но факт остается фактом, Российская империя развалилась. Царь отрекся от своего престола, в столице у власти находится непонятно кто, а в стране полнейший бардак.

  Государства практически нет, а граждане империи, и в первую очередь русский народ, оказался разделен на множество групп и ячеек. Город ставит себя выше деревни, заводские не понимают селян, а тыл отделяется от фронтов, которых, так же как и страны, уже нет. Где та самая интеллигенция, воспитанная на "души прекрасных порывах", где офицерство, дававшее клятву "служить и защищать", где органы власти? Нет, реальным делом не занят никто, все в растерянности, занимаются говорильней, а кто поактивней, ловят рыбку в мутной воде.

  Нет империи, сгинула, и теперь каждый сам за себя. Промышленник желает получения сверхприбылей, рабочий - участия в делах завода, на котором он работает, солдат намеревается вернуться живым домой, каторжник мечтает о воли, а политик жаждет власти. Десятки политических партий: эсеры, что правые, что левые, меньшевики, большевики, анархисты, кадеты, монархисты, трудовики и националисты. Каждый хочет взобраться на самый верх, и каждый знает, как обустроить Святую Русь, а когда политическая борьба ведется на территории многонационального государства, то это усугубляется еще и давней враждой народов. В общем, с той Россией, которую я всегда знал, наверное, придется распрощаться, поскольку так, как было до отречения царя Николая Второго, уже не будет никогда.

  Слышен перестук колес, вагон чуть покачивается и неспешно идет от Екатеринодара на станцию Тихорецкая, откуда до моей родной станицы Терновской, рукой подать. На душе тоскливо и тяжело. Встал с полки, оправил одежду и посмотрел в окно. В мутном и сером стекле отображается высокий, стройный и несколько истощенный брюнет двадцати пяти лет. Одет в темно-синюю черкеску с серебряными газырями, на поясе кинжал в позолоченных ножнах, на голове низкая черная папаха-кубанка с красным верхом, а на плечах погоны подъесаула. Это я, Константин Георгиевич Черноморец, потомственный казак Кавказского отдела Кубанского Войска, возвращаюсь после ранения домой.