Нижинский - Вацлав Нижинский

Бог — Нижинский

В мире я встречал мало гениев, и одним йз них был Нижинский.

Он зачаровывал, он был божествен, его таинственная мрачность как бы шла из миров иных.

Каждое его движение — это была поэзия, каждый прыжок — полет в страну фантазии.

Чарльз Чаплин

Много легенд существует в мире о великих и знаменитых. Одна из них почти сто лет будоражит умы не только профессионалов и любителей балета, но даже людей, не причастных к этому виду искусства. Это миф о Вацлаве Нижинском — «Боге танца», «первом танцовщике мира и премьере Русских сезонов в Париже», гении и страдальце. Его странная личность всегда вызывала интерес и пристальное внимание. О нем пишутся романы, повести, исследования, пьесы. Снимаются художественные фильмы и телепередачи, ставятся драматические и балетные спектакли, которые, правда, посвящены не столько творчеству, сколько его трагической судьбе. Утверждены многочисленные премии и конкурсы имени Вацлава Нижинского. Годами специалисты по крупицам собирают материалы, чтобы, по возможности, реконструировать его утерянные балеты. А коронные партии Вацлава — Юноша в «Шопениане», Призрак розы и Петрушка в одноименных балетах, сегодня являются украшением репертуара лучших танцовщиков мира. Да и приступая к воплощению партии графа Альберта в «Жизели», сыгравшей роковую роль в судьбе самого Нижинского (его костюм графа, созданный по эскизам А. Бенуа, стал поводом для изгнания танцовщика из Мариинского театра в 24 часа в результате придворно-театральных интриг), серьезные исполнители всегда изучают его мистико-религиозную концепцию партии. Хотя Вацлав Нижинский покинул землю полвека назад, память о нем жива до сих пор…

Рассказ о жизни Вацлава Нижинского — это прежде всего рассказ о легендарной славе русского балета. В то время именно Россия была цитаделью балетного искусства., сберегла наследие предшественников. Но уже в первые два десятилетия нашего века центробежные силы истории разбросали по миру ее прекрасных солисток и премьеров. За границей прошла и большая часть до боли короткой карьеры Вацлава Нижинского. Его Родина, как всегда, была себе верна — пророк отечеству вовсе не нужен. Тем более гениальный, намного опередивший свое время. Оказавшись в силу ряда обстоятельств за рубежом, он страстно мечтал о возвращении в Петербург. Но дорога туда ему, невольному эмигранту, была заказана. Вацлаву часто снился этот сказочный город. Летний сад, где он любил гулять в школьные годы. Ледяные горки на Неве, с которых мчался с бешеной скоростью. Обожаемая мать, которой писал каждый день. Сестра, его самый лучший друг и самый родственный по духу человек. Всю сознательную жизнь сам Нижинский был бесконечно одиноким. По сути, жил в каком-то иллюзорном мире, порой с трудом устанавливая контакт с окружающими…

Поляк по национальности, русский по воспитанию, Нижинский стал первой международной звездой XX века. Первым мужчиной-премьером после почти столетнего господства балерин. Он был чутким кавалером и прекрасным партнером. Но, сам того не желая, даже в юности Вацлав невольно затмевал своих дам. Многие не хотели делить с ним славу. И прежде всего легендарная Анна Павлова — одна из самых любимых его партнерш. Эгоцентричная, страдающая от конкуренции, она отказалась от совместных выступлений. К большому горю Вацлава, он потерял свою Жизель, Сильфиду, Армиду. Зато умная, тонкая красавица Тамара Карсавина умела ценить союз с Нижинским. К тому же он восхищался ею не только на сцене…

Вацлав Нижинский — фигура противоречивая. Тома панегириков сохранились о Нижинском-танцовщике. Его рисовали самые выдающиеся художники, снимали знаменитые фотографы, лепили прославленные скульпторы. О чести быть знакомым с молчаливым, всегда погруженным в себя Нижинским мечтали представители европейской элиты. Он был вхож в дома высшей аристократии, лично знал коронованных особ, отчего не стал менее застенчивым и одиноким. Зато мало кто по достоинству оценил четыре его постановки («Послеполуденный отдых фавна» и «Игры» К. Дебюсси, «Весна священная» И. Стравинского, «Тиль Уленшпигель» Р. Штрауса). И только самые чуткие и проницательные рецензенты (в их числе и Огюст Роден) видели в Нижинском провозвестника будущего.

Он, с быстротой кометы промелькнувший на балетном небосклоне, оставил какой-то особый свет в душах очевидцев его выступлений и балетных премьер. Даже полстолетия спустя, когда на Западе взошла звезда Рудольфа Нуреева— нового идола и культовой фигуры, видавшие виды старые французские балетоманы с ностальгией вспоминали танцы Вацлава Нижинского, его знаменитые парения, его чарующие образы…

В судьбе поистине талантливого танцовщика четпке прослеживается роковая предопределенность. Угадывается заложенная свыше программа, по которой он должен был полжизни осуществлять свою духовную миссию, полжизни — искупать тяжелую карму. И не важно, страдал ли он на деле шизофренией или маниакально-депрес-

сивным психозом с редкими и короткими ремиссиями. Сумасшествие как расплата за гениальность— одна из кардинальных тем искусства XX века. Именно интеллектуальнейший Томас Манн в своем романе «Доктор Фаустус» напишет, что настоящий художник— или убийца, или брат сумасшедшего.

Повстречал Нижинский и Дьявола-искусителя, обещавшего мировую славу взамен дуШи. Пассивно подчиняясь ему, тем не менее Вацлав договор с ним не подписал. Подобно манновскому Адриану Леверкюну, он удрал от него в болезнь…

Как отметил Ричард Бакл, исследователь творчества и биограф Нижинского, десять лет прошло с момента его рождения до поступления в хореографическое училище, десять он обучался балету, десять выступал на сцене, а потом около тридцати жил в своем мире, куда проникнуть не смог никто. Ни жена Ромола, ни дочери Кира и Тамара, ни сестра Бронислава, ни бывшие коллеги, в течение долгих лет надеявшиеся на его выздоровление. Бессильным перед судьбой оказался даже всемогущий Сергей Павлович Дягилев, его Бог, его Дьявол. Он всегда, вплоть до кончины, винил себя в трагедии Нижинского— обожаемого танцовщика и любимого человека. Нижинского консультировали светила психиатрии и психоанализа, его возили по святым местам, включая Лурд. Разочаровавшись в традиционной медицине, родные и близкие возлагали все надежды на чудо. Или же целительную силу искусства, словно курс шоковой терапии. Его водили в театр, заставляли слушать музыку, под которую он когда-то танцевал. Иногда Нижинский неожиданно давал ценные профессиональные указания, а потом сразу погружался в свой мир. Как-то, пытаясь пробудить его память, последний дягилевский питомец Сергей Лифарь танцевал перед ним «Призрак розы». Нижинский, до того безучастно сидевший на кресле, вдруг встал и прыгнул. Приглашенный фотограф успел запечатлеть его последний прыжок. Но не подействовало даже искусство, по сути единственная настоящая религия Нижинского. Безнадежность положения понимал даже сам Нижинский. Еще в 20-е годы, на предложение Дягилева снова выступать с Русским балетом, он ему разумно ответил: «Я не могу танцевать, я сумасшедший».