Люди Анунамэ - Иван Тропов

Иван Тропов

Люди Анунамэ

Ножи, вымоченные в соленой воде веревки, кляп…

И снег.

Снег валился сверху огромными хлопьями, серебристый в свете луны.

Старший хранитель Назар поежился от холода. Непривычно. Обычно милостивый Анунамэ заботится о своих слугах.

Но это — внутри своих владений. А здесь уже граница. Здесь щедрый Анунамэ бессилен. Туда, дальше — владения другого бога.

Знать бы еще, какого… Можно было бы попросить и его о помощи. Да только кто же просто так выдаст тайное имя своего бога? Никто. Ну а если тайного имени бога не знаешь…

Тогда остается одно: сиди смирно и тихонько дыши на коченеющие пальцы. Да молись милостивому Анунамэ, чтобы ненароком чужих богов не прогневать…

— Не дрожи, — бросил магистр, не оборачиваясь. — Всю удачу распугаешь.

Он все вглядывался вниз, в лощину. На дом чернокнижника.

Еще месяц назад там ничего не было. Теперь — длинный приземистый дом из гранитных валунов. Больших, тяжелых, хорошо подогнанных и отшлифованных.

В окнах свет. По зеленоватым занавесям иногда пробегают тени…

— Вышла! — шепнул Назар. — Вон она!

Из-за дома выскользнула тень. На голове широкий капюшон, лица не разглядеть — но явно женщина.

— Вижу, вижу… — пробормотал магистр.

Женщина обошла дом и пошла вверх по косогору — прямо к ним.

— Ну-ка, назад, — махнул рукой магистр. — Назад…

Да, женщина шла прямо сюда. В земли Анунамэ.

— Сдается мне, магистр, это кто-то из наших.

— Была, — отозвался магистр, не оборачиваясь.

— Что?.. — не понял Назар.

— Была наша, — сказал магистр. — Зови остальных. Быстрее.

Она даже не успела вскрикнуть.

Хранители налетели с двух сторон. Дюжина цепких рук, веревку на шею, рывком на землю, капюшон с лица…

— М-мать ее потаскуху! — не веря своим глазам.

— Аннушка-толстушка…

Она.

Только ее едва узнать. Вместо заплывших свиных глазок — огромные голубые глазищи. Вместо толстых щек — высокие скулы с ямочками. От двойного подбородка, свисавшего на шею, как петушиные сережки, не осталось и следа.

И кажется, под одеждой тоже никаких обвислых телес…

На миг руки всех оцепенели.

— Держите ее!

Магистр вцепился в плащ и рванул. Брызнули в стороны пуговицы плаща, с треском разлетелось по швам платье — и руки вновь оцепенели.

Лицо еще можно было узнать. Но тело…

Стройное, почти худощавое. Если что и напоминало прежнюю Аннушку-толстушку — то лишь крупные груди с плоскими сосками.

Только теперь они не были еще одной обвислой складкой, нет. Совсем нет. Теперь эти груди притягивали взгляд, манили руки…

— Ведьма…

— Чертово отродье…

И какова же должна быть сила того, что в доме? Если он может вот так вот, запросто, за один вечер…

— Да держите же ее! — рявкнул магистр.

Подцепил пальцем и откинул прочь удавку с ее шеи.

Аннушка с всхлипом втянула воздух, попыталась что-то произнести — но пальцы магистра клещами стиснули ее шею.

— Что? Что ему было нужно от тебя?

Магистр ослабил хватку — ровно настолько, что Аннушка смогла всхлипнуть:

— Я… Ничего… Он просто…

Пальцы вновь сомкнулись. Магистр навис над ней.

— Что? Что он взял взамен? — выплевывал он слова ей в лицо. — Он взял тебя? Он отымел тебя, потаскуха?! Говори!

— Нет… — На ее синих глазищах, словно крошечные алмазы, заискрились слезы. — Нет, нет!

— Тогда что?

— Он просто…

— Что?

— Слова…

— Что?!

— Я должна была повторить за ним слова!

— Ты… Ты продала ему свою душу?.. Ты продала ему свою душу?!

— Нет!

— Душу?!

— Нет! Нет! Там было другое… Я просто… Он сказал…

Пальцы сомкнулись. На этот раз куда сильнее.

— Конечно, другое… — Гримаса перекосила лицо магистра. — Слуги дьявола знают, как пеленать в словах… — Он стиснул зубы и не то тих зарычал, не то застонал. — Зачем, женщина? Зачем ты предала своего бога?

— Я…

— Твой бог не давал тебе теплых стен зимой, не давал прохладного ветра летом?

— Я…

— Не давал?!

— Давал…

— Твой бог не давал тебе еды, сладостей и вин?

— Давал…

— Твой бог заставлял тебя работать? Хоть раз он заставил тебя делать что-то такое, чего тебе не хотелось?

— Нет… Нет…

— Так за что же ты предала своего бога, женщина?!

— Я…

Пальцы стиснулись, лишив ее воздуха. На шее магистра вздулись вены, его лицо кривилось.

Потом гримаса пропала. Осталась лишь холодная сосредоточенность.

— Ну что же, — слова срывались с его губ, как оледенелые камешки в студеную воду, мерно и неумолимо. — Ты сама выбрала свою участь.

Аннушка под его рукой рванулась — попыталась. Пальцы держали ее за горло как клещи. Она пыталась что-то сказать, но ее губы шевелились совершенно беззвучно, лишь угадывалось: «нет, нет…»

— Ножи, — сказал магистр. В его руке уже блестело лезвие. — Ты впустила в сосуд своей души семя дьявола, женщина. Тебе не место среди нас. Хочешь ли ты покаяться перед нами и перед своим богом… в последний раз?

Семь лезвий повисли над ней, серебряных холодных лезвий.

Аннушка затрепыхалась. Рванула руками, ногами, выгнулась. Ее рот беззвучно открывался, шея напряглась — она мотала головой, попыталась приподняться, вырваться из хватки…

— Не хочешь… — констатировал магистр. Поморщился: — Дьявольское семя быстро пускает корни… Как глава хранителей этих земель, я приговариваю тебя к смерти.

Магистр на миг вскинул глаза к небу:

— Именем Анунамэ!

— Именем Анунамэ… Именем Анунамэ… Именем Анунамэ… — дробным эхом откликнулись хранители.

И когда тайное имя Господа семь раз унеслось ввысь, семь холодных лезвий упали вниз.

Ноги скользили по тающему снегу, а ветер бил в лицо и разметал полы плащей. Стаей черных птиц они слетели с косогора.

— Не дайте ему говорить! — крикнул магистр. — Не дайте ему колдовать!

— Не пытайтесь убить! — рявкнул Назар. — Не пытайтесь его убить, пока не свяжите! И кляп! Кляп сразу!

Звон стекла, вынесенная с косяком дверь…

Прежде чем чернокнижник понял, что к чему, веревки уже стянули его по запястьям и лодыжкам, а рот распух от кляпа.

Слишком маленький рот — для такого кляпа.

— Он же…

Назар повернулся к магистру, не решаясь договорить.

Чернокнижник… Какой же это чернокнижник? Щенок щенком, лет четырнадцати от роду, не больше! Разве может быть чернокнижник — таким сопливым молокососом?