Память сердца - Флоренс Уэстли

Флоренс Уэстли

Память сердца

Пролог

— Я дозвонилась… "Скорая" едет!

Шестнадцатилетняя Бетси Шепард опустилась на колени, пытаясь отдышаться. Ее куцая пижама была вся разодрана и измазана сажей. За ее спиной догорал сарай, вздымая фейерверк искр в замутненное от дыма ночное небо.

Джон Стэнли, потрясенный случившимся, даже не заметил присутствия девушки. Рослый сильный юноша в свои двадцать лет держал в объятиях отца Бетси, баюкая Патрика Шепарда как засыпающее дитя.

— Я не знал… О Боже, Пат! Прости меня! Прости меня! Я так виноват!

— Он выздоровеет, — заклинала как одержимая Бетси, держа отца за теплую руку. Его тело обмякло и казалось безжизненным.

— Открой глаза, папа. Поговори со мной, папа. Это я, Бет.

— Бесполезно, — обреченно сказал Джон.

— Нет, нет! Я не верю! Он просто потерял сознание.

— Сожалею, Рыжик. Это проклятая балка ударила его прямо по голове, и он упал. Его… его больше нет. Он умер.

В темных глазах Джона отражались огненные блики пламени, придавая его лицу грозное выражение. Новая рубашка, белоснежная и накрахмаленная еще несколько часов назад, когда ему вручали диплом об окончании средней школы, была разорвана на груди до пояса. Ткань пропиталась кровью Патрика, сочившейся из глубокой раны в лобовой части черепа.

— Но у него даже нет ожогов, — рыдала Бетси, не допускавшая и мысли о гибели отца. — Просто рассечена кожа, достаточно зашить… Скажи же, что он не умер.

Грудь Джона высоко вздымалась. Губы свело. От него несло сильным перегаром.

— Клянусь, мы лишь немного выпили. Ну знаешь, по случаю окончания. Отметили. Я забрался в сарай, и тут же меня сморил сон. Когда же проснулся, все вокруг было в густом дыму, от которого першило в горле и душил кашель. Вдруг раздался голос Пата. Он звал меня! Балка… Боже мой! Во всем виноват я!

Мука, исказившая лицо, отозвалась в сердце Бетси почти с такой же болезненной силой, как сразившее ее неутешное горе. Она вспоминала, как в смятении проснулась, услышав крик отца. Он просил немедленно позвонить дяде Майку и в пожарную часть; стремительно выбежал во двор и бросился к сараю спасать лошадей. Там он увидел вдребезги пьяного Джона, спавшего мертвым сном.

— Я знаю, электропроводка была старая. Папа собирался заменить ее.

Глаза Бетси воспалились от слез и угара, горло болело.

— Смутно помню, что закурил сигарету. — Джон посмотрел на свои руки, измазанные кровью Патрика, и содрогнулся. Он так стиснул пальцы, что раздался хруст. — Я, негодяй, заснул, а она еще горела… Там солома…

Судорога отчаяния и вины сотрясла Джона. Он бережно склонился над Патриком, прикрывая его бездыханное тело от сыплющихся сверху искр.

Сквозь завесу горьких обжигающих слез Бетси бросила взгляд на поникшую голову Джона. Когда-то Патрик установил железное правило — никто не смеет курить на хозяйственном дворе. Семья жила так далеко от города, что для нее пожар был особенно страшен.

Однако Джон не желал ничего слушать. Он вообще отказался выполнять любые приказания с первого же дня, как Патрик Шепард взял его в свой дом. И теперь ее отец, веселый, милый, великодушный человек, мертв.

— Ты убил его, — прошептала она, глядя на страдающего, измученного Джона невидящими глазами. — Он принял тебя — чужого парня и полюбил словно родного сына, а ты… ты убил его.

— Рыжик, выслушай, ради Бога…

— Не смей больше так называть меня. Никогда.

Убитая горем Бетси захлебнулась от нахлынувших рыданий.

В отдалении послышались завывания долгожданной сирены.

— Ненавижу тебя! — в исступлении закричала Бетси. — Ты подлец, и все так считают. Как бы я хотела, чтобы ты лежал сейчас в крови, а не папа.

Огромная пожарная машина, оглушая сиреной и сверкая сигнальными огнями, выскочила на подъездную аллею.

Джон ничего не видел и не слышал. Он желал себе той же участи, что и проклявшая его Бетси…

Глава первая

Отпевали Майка Шепарда утром в холодный дождливый понедельник. В самой большой церкви Грэнтли собралась чуть ли не вся пожарная команда города в голубых парадных мундирах. К маленьким серебряным значкам у них на груди были приколоты черные ленты в память погибшего товарища. Немало народу приехало из соседних городов, пренебрегая опасностями, подстерегающими на мокрых и скользких разбитых шоссе. Коллеги отдавали почести начальнику пожарной охраны города Грэнтли Майку Френсису Шепарду.

Лишь немногие приметили высокого худощавого незнакомца, застывшего, вытянувшись по форме в последних рядах. После ночного перелета отрешенные усталые глаза незнакомца были обведены темными кругами. Его суровое, задубленное словно ледяными ветрами лицо было мертвенно-бледно. В густой белокурой бороде пробивалась заметная седина.

Незнакомец был одет в темно-голубой мундир пожарной охраны Сан-Франциско, несколько отличавшийся своим оттенком от униформы коллег. Значок командира батальона на груди был сделан не из серебра, а из золота и тоже декорирован траурной лентой.

Джон сознательно пришел в церковь Сент-Стивен в последний момент, стараясь держаться незаметно среди скорбящих о погибшем друге. Неизвестный из Сан-Франциско, чувствующий себя изгоем, встал навытяжку, когда внесли покойного. Руки вытянулись по швам. Его атлетическая фигура замерла при виде американского флага, укрывшего гроб перед алтарем.

Обгоревшая почти до неузнаваемости каска пожарника лежала на крышке гроба. Подчиненные Майка Шепарда нашли ее у разверстой глубокой ямы, на месте которой прежде находилась украшенная лепниной главная лестница старинного оперного театра Грэнтли. Майк находился посередине лестницы, когда опоры рухнули, увлекая его вниз с высоты двух этажей.

Очередной выезд на пожар обещал быть самым обыкновенным — привычной будничной работой. Молния ударила в обветшавшее здание в самом центре города. Никто не мог понять, почему тяжкий жребий судьбы пал на любимый оперный театр — воплощение былой славы маленького американского городка. Дом вспыхнул тотчас, словно предвидя свой неизбежный роковой конец, — срок его столетнего существования был предопределен.

Первым сообщил о пожаре ребенок, вышедший на прогулку со своей собачкой. Его сигнал бедствия подтвердил начальник пожарной части северного района Грэнтли. К тому времени когда подняли с постели шефа, памятник старины уже был осужден на гибель.

Никто из начальства и рядовых не мог осознать, почему шефу понадобилось лично проникнуть внутрь полыхающего как гигантский костер здания. В реве пожара, невыносимой жаре, рискуя каждую секунду жизнями, Шепарду, которому грозила смерть, коллеги уделили не больше внимания, чем в обычной штатной ситуации. И лишь когда пожар затушили, оказалось, что шеф исчез.