Властелин булата - Александр Прозоров

Александр Прозоров

Властелин булата

© Прозоров А. Д., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Пролог

В полном согласии со своим названием, река Вязьма вязала сложные петли, изгибы и повороты, хитро извиваясь через густые заснеженные леса. Наверное, прямой путь на восток получился бы короче раз в пять – вот только пути этого прямого просто не существовало. Если на ледяном русле снега лежало по колено – то там, в чащобах, сугробы поднимались выше человеческого роста, укрывая под собой груды валежника и гнилые стволы давным-давно упавших деревьев, ямы от вывороченных еще весной сосен и пни от сломанной бурей черемухи; переплетение ивовых, боярышниковых и бузинных ветвей, замерзшие, но все равно крепкие стебли чертополоха, иван-чая и крапивы. Туда только сунься – хорошо если просто застрянешь, а то ведь недолго и ноги переломать, никакие лыжи и снегоступы не помогут. И потому бредущие на восток воины терпеливо петляли вслед за Вязьмой, покорно повторяя все ее прихоти и не пытаясь срезать дорогу даже через лысые узкие мыски.

То, что по реке двигалась армия, легко угадывалось по снаряжению путников. Щиты за спинами, тяжелые палицы с каменными навершиями на поясах, рядом с легкими гранитными или сланцевыми топориками. На берестяных санях, что тянул за собой каждый второй юноша – три-четыре запасных копья с острыми обсидиановыми и кремниевыми наконечниками, лук, охапки стрел.

Зачем обычному человеку в дороге щит и палица? Зачем легкий топорик? От зверя отбиться – одного копья вполне хватит, деревья рубить – топор нужен тяжелый, на короткой рукояти. Да и от лука путнику польза небольшая. Зверь ведь сам на дорогу не выскочит. А ходу в лес зимой – считай, что вовсе нет. И зачем его тогда таскать?

Другое дело – война.

В быстрой схватке легкий топорик куда полезней тяжелого. Кость поломать – сильного удара не надобно. Копейные наконечники в схватках крошатся быстро – посему всегда полезно запасное оружие иметь. А без щита, лука да удобной хваткой палицы – в первой же битве голову сложишь.

Сверх того внимательный взгляд мог определить, что походной колонной двигаются скифы. Обилие войлочных доспехов и валяная обувь, замшевые плащи, заячьи рукавицы и волчьи шапки сразу выдавали закоренелых степняков. Ведь славяне и лесовики предпочитали одежды из носких и теплых мехов – рыси, бобра, соболя. На худой конец – горностая или белки. Но в степи, известное дело, с охотой трудновато. Вот и выкручиваются кочевники как могут, благо овечьей шерсти и конских шкур у них в достатке.

Оставалось понять – что делают четыре сотни юных скифов возле самых истоков могучей славянской Волги, называемой ниже по течению Итилем, и как сумели они забраться столь далеко в гущу непролазных северных лесов?

– Вроде бы дымом пахнуло? – неожиданно закрутил головой один из скифов, над верхней губой которого только-только начал пробиваться темный пушок.

Другие путники тоже насторожились, повели носами.

– И правда, вроде костром веет… – согласился еще один, следом кивнул третий.

– А я ничего не чую, – мотнул головой четвертый, оглядываясь на кареглазого воина с усыпанным веснушками лицом.

От всех прочих сей юноша отличался лишь дорогим поясом с янтарными накладками, чуть более широкими, сплетенными из ивы снегоступами и самыми тяжелыми санями, на которых полулежала девушка, закутанная в богато вышитую кошму, в волчьем треухе и с заячьим шарфом, оставляющим на виду только синие глаза.

– У кого щиты на волокушах, возьмите в руки, – распорядился веснушчатый воин. – Луки тоже разберите и колчаны откройте, дабы в любой миг стрелу выдернуть. У кого груз на лямках – назад отступайте, кто налегке идет – вперед выдвигайтесь.

Колонна продолжила движение по пробитой рекой узкой просеке между высоченными, чуть не до неба, стенами из густых черных елей и сосен с припорошенными снегом макушками. Скифы перестраивались на ходу: лучники снимали с легких берестяных и плетеных саней свое оружие, перебрасывали ремни колчанов через плечо, проверяли натяжение тетивы. Те воины, что тянули волокуши, отступали в сторону, пропускали более свежих товарищей вперед. Сами собой прервались походные разговоры, люди настороженно смотрели по сторонам и под ноги, опасаясь ловушек.

Излучина, другая – и впереди, за обледенелым мыском, внезапно открылась стоянка с кострами, шалашами и даже невысокой стеной, сложенной из скатанного снега. Степняки тоже нередко ставили такие возле юрт, защищая зимние кочевья от пронизывающих ветров.

Чужаков на берегу заметили сразу. Послышались тревожные крики, и обитатели лагеря, расхватывая оружие, выбежали на лед, перекрывая реку. Меховые штаны, меховые сапоги, рысьи шапки, бобровые куртки, плащи из выдры и росомахи, амулеты с крестами и молотками. Судя по всему – это были славяне.

Снег перед стоянкой воинов славного народа оказался хорошо утоптан, и три ряда мужчин выстроились от берега до берега в считаные мгновения: четыре десятка ратников с круглыми щитами и копьями с иноземными обсидиановыми наконечниками и десяток лучников.

Числом славяне уступали скифам многократно – однако среди них наверняка имелось несколько богов, каждый из которых превосходил быстротой и силой десятки смертных, а потому предсказать исход предстоящей битвы не взялась бы даже самая многоопытная провидица.

Негромко хлопая снегоступами по насту, степняки стали выстраиваться напротив врага. Славяне не мешали, позволив подтянуться в общие ряды даже самым дальним «обозникам», бросившим свои волокуши.

Кареглазый воин вышел на пару шагов вперед, оправил пояс, проведя под ним большими пальцами обеих рук. Громко поздоровался:

– Рад видеть тебя, дядюшка Перун, повелитель гроз и бог справедливости! Что за нужда занесла тебя в сию глухомань накануне черных карачуновых ночей[1]?

– Хорошего тебе дня, великий Орей, сын всемогущей Макоши! – отозвался из славянских рядов невысокий рыжебородый крепыш, на плечах которого лежал плащ из чернобурки, а грудь закрывала кираса из толстой кожи зубра. – Могу задать тебе тот же вопрос, племянничек! Как ты попал к нам на Вязьму, да еще и во главе скифской армии?

– То отнюдь не секрет, дядя! – развел руками юноша. – Я хочу увидеть свою матушку, что в темном безумии начала убивать верующих в нее смертных и насылать порчу на собственных детей.

– Так проходи, Орей! Но токмо один, без степняков. Подобных незваных гостей у себя в Вологде мы не ждем.

– Разве я не сказал, дядюшка Перун? – удивленно почесал в затылке скифский воевода. – Мама пыталась меня убить! И потому беседовать с ней, не имея под рукой пары сотен воинов, я больше не рискну.