Записки палеонтолога. По следам предков - Николай Верещагин

Н. К. Верещагин

Записки палеонтолога. По следам предков

АКАДЕМИЯ НАУК СССР

Ответственный редактор академик В. Е. Соколов

На обложке: капище Лесгор в Осетии и изображение барса на скале в Азербайджане.

Введение

В конце последней ледниковой эпохи, около 10 тысячелетий тому назад, в Европе и Северной Азии вымирали мамонты и волосатые носороги. И не только они. Холодовыносливая фауна, процветавшая на протяжении последнего полумиллиона лет во время ледниковых и межледниковых эпох, теряла теперь один вид за другим. Причины этого плохо известны до сих пор и требуют новых кропотливых исследований. Попробуем представить себе условия жизни мамонтовой фауны на протяжении последней ледниковой эпохи — вюрмской или валдайской — в пределах 70—10 тысячелетий до наших дней.

В холодных и насквозь промерзших, но травянистых тундростепях Русской равнины и Сибири паслись неисчислимые стада крупного зверя: лошадей, северных оленей, бизонов, мамонтов. Местами, по склонам оврагов, где грунт оттаивал летом немного глубже, гнездились песцы, сурки и суслики. Устойчивые ветры несли откуда-то массу тончайшей желтоватой пыли. Она оседала слоями, как снег, забиваясь в траву, образовывала надувы, сугробы, заполняла ложбины и в виде сухой поземки постепенно хоронила в копившейся толще скелеты павших зверей.

Следуя за стадами мамонтов, по лесистым долинам рек расселялись на север племена первобытных охотников, одетых в мохнатые шкуры. Они устраивали долговременные стоянки и суточные привалы на высоких пойменных террасах речных долин. После успешных охот участки бивуаков оказывались усеянными осколками костей съеденных жертв. В песке оставались утерянные бесценные кремневые наконечники копий, отброшенные притупившиеся об волосатые шкуры ножевидные пластинки, отщепы и скребки.

Во время сезонных и внезапных разливов великих рек, от снежных бурь, гололедиц и истощения (джутов), при переходах по припорошенному непрочному льду озер и протоков гибли сотни и тысячи крупных зверей. В участках сноса и скопления их трупов образовывались массовые природные «кладбища», которые постепенно перекрывались наносами. Эти «кладбища» интересовали наших далеких предков. Ведь на таких свалках лежало бесценное в то время техническое сырье: прочные трубчатые кости, рога, сухожилия, бивни, которые были незаменимы в быту при изготовлении орудий нападения и защиты.

Когда все это было? Всего за 150 веков, или за 400 человеческих поколений до наших дней. Насколько правдивы такие реконструкции и мысленные картины, на основе чего они возникли и откуда взялись хронологические даты? Быть может это лишь фантазии писателя, художественные домыслы? Нет. Современные степные просторы и долины рек Русской равнины и Сибири, ущелья и пещеры Карпат, Крыма, Кавказа, Урала, Алтая, Сихотэ-Алиня, зеленый покров и заледенелые грунты сибирской тайги и тундры действительно хранят местами страницы истории былых ландшафтов, истории растительного и животного мира. Впрочем, без специальных кропотливых исследований эти страницы мертвы. Для их оживления и понимания нужно приобщиться к научным изысканиям на великих «кладбищах» зверей мамонтовой фауны, на стоянках и бивуаках древних охотников, проделать тысячи километров на лодках и пешком, перекопать и пересеять сотни кубометров грунта, учесть, определить и перемерить сотни тысяч костных фрагментов. Это прямые обязанности палеозоолога, работающего в области изучения проблем четвертичного периода, истории животного мира, его ледниковых и межледниковых эпох.

У палеозоологов широкий круг проблем. Их интересуют изменения скелетов животных в разных генетических ветвях на протяжении тысячелетий, прежнее распространение видов и закономерности фаунистических смен. Особое место отводится характеру и масштабам использования животных первобытным человеком, наконец, условиям и причинам вымирания или расцвета видов к нашим дням.

Палеозоолог должен быть знаком с геологией и палеогеографией, более того — должен работать в области исторической геологии и в содружестве с геологами. Его исследования по истории фауны четвертичного периода связаны также с археологией, и поэтому содружество с археологами столь же необходимо.

Начиная с конца 40-х годов мне посчастливилось осуществить такую кооперацию со многими коллегами-палеонтологами, геологами и археологами Баку, Ленинграда, Москвы, Киева, Тбилиси, Алма-Аты, Иркутска, Якутска, Владивостока и Магадана. С особой теплотой хочется отметить наши встречи и совместные работы с археологами — С. Н. Замятниным, А. Н. Рогачевым, О. Н. Бадером, В. П. Любиным, палеонтологами — академиком И. Г. Пидопличко, Н. О. Бурчаком, геологами — профессором В. И. Громовым, А. Д. Колбутовым и другими.

В этой книге я рассказываю о своих путешествиях с палеонтологическими целями, о дружеских связях с коллегами и учениками, об условиях полевых работ, удачах и возникавших трудностях.

Если эти путевые заметки помогут будущим молодым исследователям в их работе, то можно считать, что усилия, затраченные на их написание и издание, были ненапрасными.

Основные районы полевых работ автора (в 1927—1980 гг.).

1 — зоогеографические и экологические исследования (разведение пушных и копытных зверей); 2 — участки исследований мамонтовой фауны; 3 — речные маршруты.

Глава I. На великих «кладбищах» животных в долинах рек Русской равнины

Проблемами истории фауны и палеонтологией я увлекся в конце 30-х годов, после открытия на Апшеронском полуострове в древних асфальтах грандиозного «кладбища» животных ледникового периода. Десятки тысяч костей разных зверей и зверушек были очищены тогда от битумных суглинков и определены до вида. Меня и моих ближайших коллег — молодых ученых Академии наук СССР — интересовали не только ископаемые кости и косточки видов, но и полные экологические образы их хозяев, причины и закономерности изменений площадей и границ их обитания. Почему, например, крупнейшая из наших куниц — росомаха — жила раньше и в холодной Берингии, и на теплом юге, в Средиземноморье, а теперь обитает только в суровых северных широтах — в тайге и тундре, охотясь на северных оленей во мраке полярной ночи? Как, под влиянием каких причин произошло это сокращение области распространения и поразительная перестройка биологических черт зверя? Или вот мамонт и волосатый носорог... Откуда взялись эти волосатые, холодовыносливые гиганты: преобразовались ли они на месте — в Арктике и Субарктике из каких-то теплолюбивых предков, или их предки, кочуя в древности на север из южных широт на летний сезон, постепенно приобрели меховой покров и физиологическую холодостойкость, а потом застряли в арктических просторах на все сезоны года до конца своих дней? Что представляли собой огромные пещерные медведи и пещерные гиены Европы, пещерные львы Евразии и Северной Америки? Почему все они вымерли, так и не дожив до знакомства с металлическим оружием, не изведав забот цивилизованного человечества? Чем отличались они от современных, нередко похожих по черепу и скелету слонов, носорогов, гиен, тигров и львов, живущих сейчас в тропиках Азии и Африки?

Быть может, все дело было в физиологических отличиях? Эти вопросы не были праздными, так как от их правильного решения зависело и правильное толкование большого ряда эволюционных проблем, и правильная датировка геологических слоев.

Широко известно, что палеонтологическая литература буквально забита частными, морфологическими, сухими и скучными описаниями и промерами черепов, зубов, костей, раковин, листьев, срезов древесины, зерен и пыльцы, обычно не дающими ясного представления о целых животных и растительных организмах и их жизни. Нам нужно было установить и понять не только миллиметровые различия в костях и черепах разных видов и форм, но и быстроту эволюционных преобразований в одних генетических ветвях и причинность вымирания организмов в других. Наконец, особого внимания требовало изучение проблемы изменений ареалов животных на протяжении веков.

Становилось очевидным, что ответа на все такие вопросы надо искать самим при личных полевых исследованиях, в результате сбора новых массовых палеонтологических материалов. Требовалось получить возможность быстрого и дешевого способа посещения большого количества местонахождении остатков вымерших животных.

Как это сделать? Объезжать музеи, карьеры, буровые скважины? Устанавливать новые контакты с археологами и геологами на раскопках, обнажениях? Все это было безусловно полезно, необходимо, но зависимое положение лишало нас оперативности и широты «охвата проблемы» в полевых работах.

Логичный вывод был вскоре найден: мы должны начать с долин и берегов рек! Большие водные потоки, пересекающие все ландшафтные зоны Русской равнины и Сибири по меридианам с юга на север и с севера на юг, прорезали на своем пути морские пермские и меловые отложения, насчитывающие сотни и десятки миллионов лет и набор континентальных осадков кайнозойской эры — эры млекопитающих. Именно долины и поймы рек были всегда накопителями и хранителями костных остатков и целых скелетов сотен тысяч и миллионов погибших существ.