Необыкновенная история, случившаяся с патроном для фейерверка - Оскар Уайлд

Уайлд Оскар

Необыкновенная история, случившаяся с патроном для фейерверка

Оскар Уайлд

Необыкновенная история,

случившаяся с патроном для фейерверка

Королевский дворец шумел, как разбуженный улей. Служанки мыли окна, лакеи украшали комнаты цветами, а стражники начищали до блеска свои заржавевшие сабли. Все готовились к свадьбе молодого принца. Целый год Принц ждал свою невесту. Она ехала из далекой России, и только сегодня заснеженные сани примчали ее в город. Шестерка красавцев-оленей без устали везла Принцессу от самой Финляндии. Сани были похожи на серебряного лебедя, а между крыльями у него сидела невеста. На голову ее был надет маленький серебряный венец, а длинная мантия из горностая спадала от плеч до земли. Она была бела, как снег на ее родине.

"Точь-в-точь белая роза", -- восхищались горожане и бросали цветы к ее ногам.

У ворот замка ее уже ждал Принц. Он опустился на одно колено и поцеловал руку своей невесты. "Ваш портрет был красив, но вы прекрасна", -- промолвил он. И нежный румянец покрыл лицо Принцессы. "Белая роза стала алой", -- шепнул своему соседу юный паж. И уже вечером в замке только и было слышно: "Белая роза, алая роза". Король повелел увеличить вдвое жалованье пажу. Впрочем, он никакого жалованья никогда не получал, поэтому и проку ему от этого не было. Зато какая честь! Портрет пажа напечатала Придворная Газета.

Через три дня праздновали свадьбу. Жених с невестой рука об руку прошествовали в парадную залу, украшенную пурпурным бархатом и драгоценным жемчугом. Заиграли Королевские Музыканты, и начался свадебный пир. Принц и Принцесса сидели во главе стола, а перед ними стояли две чаши из волшебного хрусталя. Только тот, кто любит по-настоящему может пить из такой чаши. Стоит к ней прикоснуться лживым устам, как стекло тускнеет, а прекрасное королевское вино превращается в мутную воду.

"Они чисты, как этот хрусталь!" -- воскликнул юный паж, и король еще раз удвоил его жалованье. "Ах!" -- сказали придворные.

После пира был устроен бал. Жених и невеста танцевали свадебный танец, а Король играл для них на флейте. В сущности, он играл очень плохо, но никто не осмеливался ему это сказать, ведь он был Королем. Он знал только две мелодии, и никогда не был уверен, какую же именно он играет. Но это не имело никакого значения, потому что придворные все равно приходили в восторг. "Очаровательно! -- говорили они. -- Какой тонкий слух!"

В конце праздника, ровно в полночь, должен был начаться грандиозный фейерверк. Молодая Принцесса никогда в своей жизни не видела ни салюта, ни взрывающихся петард, поэтому Придворному Инженеру было велено сопровождать Их Величества на свадьбе (мало ли, что может случиться!) "Фейерверк? -- спросила Принцесса Принца. -- А что это?". "Это похоже на Утреннюю Аврору, -- поторопился сказать Король, который очень любил встревать в чужие разговоры. -- Но фейерверк гораздо лучше звезд, потому что всегда знаешь, где должно засверкать. Небо становится почти таким же красивым, как моя игра на флейте. Вам обязательно надо посмотреть на это".

Итак, в дальнем конце сада днем и ночью шли приготовления. Как только Придворный Инженер все окончательно расставил по своим местам и ушел, началось самое интересное.

"Как прекрасен мир!" -- выкрикнула маленькая Петарда. -Только взгляните на эти желтые тюльпаны. Даже хлопушки не так красивы! Как я рада, что мне пришлось попутешествовать. Странствия освежают ум и избавляют от всех предрассудков".

"Дурочка, -- сказала большая Римская Свеча. -- Мир -- это не королевский дворец. Мир слишком велик, и надо потратить не меньше трех дней, чтобы хорошенько в нем разобраться".

"Где увидишь любовь, там и будет твой мир, -- произнесла задумчивая Огненная Карусель. В молодости она была влюбленна в старую еловую шкатулки, а сейчас ей оставалось только гордиться своим разбитым сердцем. -- Но любовь нынче не в моде, ее погубили поэты. Они так часто писали о ней, что им уже никто не верит. И это не удивительно. Настоящая любовь страдает, страдает и молчит. Я помню, как когда-то... Но не будем об этом! Любовь уже в прошлом".

"Чушь! -- сказала Римская Свеча. Любовь ни в каком не прошлом. Она как луна на небе, и живет вечно. К примеру, жених и невеста искренне любят друг друга. Я все про них знаю от коричневой гильзы, с которой мы оказались в одном ящике. Она рассказала мне все придворные новости".

Но Огненная Карусель лишь меланхолично качала головой. "Любовь умерла, любовь умерла..." -- вздыхала она. Она была из тех, кто думает, что если повторить слова миллион раз, они и на самом деле станут правдой.

Внезапно раздался резкий, суховатый кашель. Все огляделись. Это был продолговатый Патрон Для Фейерверка, привязанный к концу длинной палки. Вид у него был крайне заносчивый, и прежде, чем что-нибудь сказать, он обязательно покашливал, привлекая внимание.

"Гм, Гм!" -- сказал Патрон. Все затихли, только Огненная Карусель все покачивала головой, бормоча: "Любовь умерла, любовь..."

"Попрошу внимания!" -- прокричала хлопушка. Когдато она хотела заниматься политикой, и перво-наперво выучила все парламентские выражения.

"Сгинула навеки", -- шепнула Карусель и заснула. В наступившей тишине Патрон Для Фейерверка кашлянул еще раз и начал свою речь. Он говорил медленным и четким голосом, словно диктуя кому-то очередной том своих воспоминаний. При этом он никогда не смотрел на собеседника, а устремлял свой взгляд вдаль. Честное слово, у него были отвратительные манеры!

"Колесо фортуны, -- сказал он, -- сегодня повернулось к юному королевичу. Его свадьба состоится в тот самый день, когда я совершу свой полет. Следует предположить, что день для праздника был выбран специально под мое выступление. Впрочем, принцам всегда везет".

"Старина, -- сказала Петарда, -- ты все перепутал. Это как раз нас запустят в честь Принца".

"Вас, -- холодно заметил Патрон, -- без сомненья. Но не меня. Я -- особенный. Еще мои родители были людьми необыкновенными. Моя мать была самой известной Огненной Каруселью своего времени. Ее танцы отличались особым изяществом. Во время своего последнего выступления она успела прокружиться девятнадцать раз, и при каждом пируете бросала в темное небо по семь малиновых звездочек. Она была ростом в полтора метра и начинена лучшим порохом. Мой отец был, как и я, Патроном, и притом французского происхождения. Он взлетел так высоко, что люди начали волноваться, вернется ли он обратно. Не желая их огорчать, он вернулся, рассыпавшись в воздухе золотым дождем. Газеты захлебывались от восторга, описывая этот изумительный полет. Придворные Новости назвали его шедевром Пилотехнического Искусства".

"ПИРО, Пиротехнического, -- встрял Бенгальский Огонь. -Уж я то знаю, что ПИРОтехнического, так было написано на моей коробке".

"Я сказал ПИЛОтехнического", -- ответил Патрон таким строгим голосом, что Бенгальский Огонь почувствовал себя совершенно раздавленным, и ни с того ни с сего начал пихать маленькую шутиху. Надо же было показать, что он еще что-то значит.

"Я говорил про... -- продолжил Патрон Для Фейерверка. -Что я, собственно, говорил?"

"Вы рассказывали про себя", -- ответила Римская Свеча.

"Да, да, конечно! Я помню, что меня так грубо прервали на самом интересном месте. Ненавижу грубость и дурной тон. Я очень чувствителен. Никто, никто, кроме меня так не переживает обиду".

"Что значит -- чувствителен?" -- спросила Петарда Римскую Свечу.

"Это про того, кто натерев себе мозоль, сразу наступает на чужие", -- шепнула ей на ухо Свеча, и Петарда расхохоталась.

"Что это тебя рассмешило? -- мигом отозвался Патрон. -- Я не смеялся".

"Мне весело, потому что я счастлива", -- ответила Петарда.

"Смех без причины -- признак дурачины, -- сердито сказал Патрон. -- Кто дал тебе право смеяться? Надо думать о других, а лучше всего -- обо мне. Я всегда так делаю, и другим рекомендую. Это называется сострадание. Прекрасная добродетель, и я ей обладаю в полной мере. Только представьте, какое горе всех постигнет, если, к примеру, что-нибудь случится со мной сегодня ночью. Принц с Принцессой никогда больше не будут счастливы, их совместная жизнь будет испорчена в самом ее начале. А Король... Король, я знаю, этого не переживет. Когда я задумываюсь над всей значительностью своего положения, я готов плакать".

"А вот этого делать не стоит, -- предупредила Римская Свеча. -- Если хочешь доставить удовольствие другим, лучше оставаться сухим".

"Конечно! -- вскричал Бенгальский Огонь, которому вернулось его хорошее настроение. -- Это каждому ясно".

"Каждому! -- негодующе сказал Патрон. -- Ты забываешь, что я совсем не КАЖДЫЙ! Я -- особенный!

"Каждому ясно!" Каждому, у кого нет воображения. А у меня оно есть. Я никогда не представляю себе вещь такой, какой она есть на самом деле. Я представляю ее совсем иной. Что до моей персоны, то меня здесь никто не понимает. К счастью, меня это и не особенно тревожит. Единственное, что придает сил в нашей жизни, это сознание неполноценности всех остальных; как раз такое чувство я все время в себе воспитываю. Но как вы бессердечны! Вы смеетесь и веселитесь, будто Принц и Принцесса так и не поженились".