Падение Ночи - Рэйчел Кейн

Рэйчел Кейн

Падение Ночи

Глава 1

Клэр

Рекламный щит на краю границы Морганвилля не изменился, с тех пор как Клэр проезжала мимо него по пути в город, в нежном возрасте шестнадцати лет. Казалось, прошла целая вечность, но здесь был тот же старый знак, выцветший и скрипящий из-за ветра в сухой пустыне. На вид он был из 1950-х годов (белого цвета, конечно), на котором был нарисован автомобиль с плавниками, уж очень похожий на большую лодку, обращенный к закату. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В МОРГАНВИЛЛЬ. ВЫ НИКОГДА НЕ ЗАХОТИТЕ УЕЗЖАТЬ.

Однако, она уезжала. Действительно покидала город.

Из-за того, что на глазах появились горячие слезы, рекламный щит был похож на импрессионистскую картину с весьма вялыми завитками. Она не могла дышать. Я не обязана уезжать, подумала она. Я могу развернуться, поехать домой, вернуться назад, где безопасно… потому что каким бы сумасшедшим и опасным не был Морганвилль, по крайней мере она научилась, как жить в нем. Как приспосабливаться и выживать, и даже процветать. Он стал, ну, домом. Уютным.

Вне города… Она не была уверена, что там будет так же.

Пришло время узнать, произнесла повзрослевшая часть ее. Ты должна увидеть мир, прежде чем ты откажешься от него, чтобы остаться здесь. Она предположила, что это верное решение. Разве Амиши не отправляли своих детей на румспрингу, чтобы те узнали, каковой была жизнь за пределами церкви, и чтобы они выбрали верное решение: оставаться или нет в их общине? Так, может, она была вампирским румспринга?

Потому что она покидала общину, несмотря на то, что она даже не была одной из тех, кто откликался на плазму… вампирскую общину и все, что было связано с ней: предоставляя им защиту, зарабатывая для них деньги, сдача своей крови. В свою очередь, по крайней мере теоретически, вампиры защищали город и его обитателей. Не всегда, конечно. Но самым удивительным было то, что в большинстве случаев все было правильным, нежели чем наоборот. И она подумала, что сейчас, когда все утихло, все могло бы вернуться на круги своя, ибо Амелия снова была во главе города. Здравомыслящая. Что было плюсом.

— Обеспокоена?

Голос заставил ее вздохнуть и повернуться, моргая от слез, потому что она на самом деле забыла, что он стоял там. Не Шейн. Она уехала раньше, чем ее парень проснется; она фактически улизнула до рассвета, чтобы могла уехать без прощаний, которые, она знала, разорвут ее сердце на части. Здесь она стояла со своими чемоданами, наполненным рюкзаком и Мирнином.

Ее вампирский босс — если можно так назвать профессию сумасшедшего ученого — стоял рядом с большим, черным седаном, он иногда — очень иногда, к счастью — водил. (Он не был хорошим водителем. Преуменьшение.) Сегодня утром он не был безумно одет, как обычно. Он оставил гавайские рубашки и гибкие шляпы дома и вместо этого выглядел так, будто вышел из драматического 18-го века — штаны, заправленные в блестящие черные сапоги, жилет из золотистого атласа, сверху пальто. Он даже завязал его обычно дикие до плеч волосы в гладкий черный хвост.

Вампиры, в отличие от людей, могли стоять совершенно неподвижно, и прямо сейчас он был похож на вырезанную статую… из алебастра, черного дерева и золота.

— Нет, я не обеспокоена, — сказала она, зная, что колебалась слишком долго, чтобы ответить ему. Она немного дрожала. Здесь, в пустыне, ночью был ледяной холод, хотя к полудню будет теплее. К этому времени меня уже здесь не будет, подумала она. Морганвилль продолжит жить без нее. И это казалось… странным.

— Я удивлен, что ты не привела своих друзей, чтобы попрощаться — заметил Мирнин. Он говорил осторожно, как если бы не был уверен, стоит ли это произносить. — Ведь принято же, чтобы они провожали тебя?

— Мне все равно, — произнесла она. Перекати-поле — тернистый, скелетный мяч с неприятными царапающими ветвями — катился к ней, и она обошла его. Он врезался в клубок своих собратьев, которые накопились у рекламного щита. — Я не хочу, чтобы они плакали. Я не хочу плакать. Я просто… послушай, это очень тяжело, понятно? Так что не будем об этом. Пожалуйста.

Мирнин пожал плечами. Впервые, когда он отвернулся, она увидела, что на его хвосте был черный бант. Это подходило тому, во что он был одет, и было странно, что он не выглядел неуместным на нем. Он похож на Моцарта, подумала она, — или по крайней мере на Моцарта, которого она видела на картинах.

— Должно быть, было легче, когда люди одевались так, — сказала она. — Быть вампиром. Люди делали свои лица белыми с помощью пудры, да? Поэтому вы не выделялись.

— Не только лица, — ответил он. — Они напудривали и свои парики. Некоторые пудрились мышьяком или тальком. Я не могу представить каково было легким, но так было модно. По крайней мере, женщины не шатались везде на пятидюймовых каблуках, постоянно опасаясь сломать ноги. — Он сделал паузу, а затем продолжил. — А что облегчило вампирам жизнь, так это жизнь при свечах, искусственном освещении — из-за которого большинство выглядели здоровыми, даже те, кто был болен. Эти неприятные лампы, которые вы предпочитаете сейчас… ну. Неуживчивы. Я слышал, что несколько вампиров ходили в солярий, чтобы получить надлежащий цвет кожи.

Она почти засмеялась, представив засранца вампира Оливера — свирепого и бесстрашного — стоящего в нижнем белье, получая загар. Но Оливер тоже покинул Морганвилль… был изгнан со стороны Амелии, где он был с тех пор, как Клэр приехала в город. Скорее всего, это было верное решение, но Клэр сочувствовала ему, немного. Он предал Основателя, но ненамеренно — у него не было выбора.

Если бы любой вампир смог выжить в человеческом мире, то им определенно был бы Оливер. Он умен, безжалостен и в основном без совести. По большей части.

— Ты все еще можешь передумать, — произнес Мирнин. Он стоял совершенно неподвижно, за исключением того, что ветер трепал его одежду и бант на хвосте. Вампир даже не пытался встретиться с ней взглядом. — Ты знаешь, что не должна уезжать. Никто не хочет, чтобы ты уезжала, правда.

— Я знаю. — Это было все, о чем она думала в течении нескольких часов. Она не спала, и все ее тело болело от нервного напряжения. — Ты не единственный, кто скажет мне об этом. — Шейн, например. Несмотря на то, что он был тихий и нежный. Она не была рассержена на него — Боже, нет — но ей было необходимо, крайне необходимо удостовериться, что он доверял ей настолько, насколько она доверяла ему. Она любила его, именно поэтому прощаться было так тяжело. Она нуждалась в нем. Но он облажался, очень, веря в большую ложь о ней, сказанную одним из их врагов. Он на самом деле считал, что она тайком встречалась за его спиной с его лучшим другом, Майклом.