Лиль считает до семи - Варвара Мадоши

Варвара Мадоши

Лиль считает до семи

Небо первое — ромашки.

Небо второе — прах земной.

Небо третье — текущая вода.

Небо четвертое — орхидеи.

Вдыхая густой, сладкий и целебный запах, не похожий ни на что иное, Лиль вступил в круг четвертый. Над его головой заложила вираж хищная птица, в его голове поселились молнии.

«Ничего, — подумал Лиль. — Это еще ничего… Вот в круге седьмом…»

В круге седьмом, возможно, даже седьмого неба будет мало.

Все началось с того, что после утреннего обхода Тако ввалилась в штаб особенно грязная и подозрительно довольная собой.

— Держи, командир, — сказала она, бросая на стол грязную тряпку. — Отбила у зеленых, с риском для жизни.

Чихуа, который при этом присутствовал — картошку чистил, — заржал, как конь.

— Ну, — сказал Лиль мрачно, откладывая ложку. Он не любил, когда его отвлекали от утренней овсянки. — Че за хрень ты притащила?

— Это карта, — довольно сказала Тако. — Я ее, считай, в крови младенцев искупала. Так что по всем законам должно быть верно.

Лиль дернул углом рта и вернулся к еде.

— По законам ей… проверь, а потом говори.

Тако закатила глаза и выпростала из-под куртки микрочип на длинной цепочке. Ее сначала называли Чип — как раз из-за этой цацки. Потом переименовали, когда она отбила у «зеленых» две консервные банки с кукурузной мукой и испекла лепешек на всех.

Еда — это важно. Самое важное здесь.

Тако покачала микрочипом над «картой». Цацка слабенько засветилась, показывая — да, что-то там есть.

Лиль подвинул тряпицу к себе и посмотрел на нее правым, видящим, глазом. Тряпка. Старая. На ней чем-то коричневым, — раствором йода, подсказал глаз левый, зрячий — нанесена была простейшая план-схема. Лиль узнал острог «зеленых», бункер Змея Горыныча и левый край Заповедного леса, который выходит к заливу. Все понятно.

— Опупеть, — резюмировал Чихуа. — Е-е-е, братья и сестры, мы таки захватим цацку!

— Буди Кида, — распорядился Лиль. — И толковище собирай, что ли. Побазарим и пойдем.

— Сейчас? — поразилась Тако.

— Нет, после дождичка в четверг.

— Ты хоть позавтракать дай, монстр хренов!

Лиль пожал плечами и подвинул к ней тарелку со своей недоеденной овсянкой. Еды в лагере было мало.

Нет, все началось раньше. Когда какой-то умный человек сказал: «А почему бы нам не замутить вызов инфернальной сущности? Ну, просто по приколу…»

Значение слова «прикол» умник познал буквально через пару часов: когда выхаркивал кровь из орущего рта. Длинная сарисса, пронзившая ему грудь, заодно прикалывала юношу к стене — как бабочку к листу альбома.

Демон, вылезший из пентаграммы к вящему удивлению участников вечеринки, тоже был не прочь повеселиться. Увы, почему-то никто из гостей не воспринял его юмора.

Говорят, что парня, который все это затеял, звали Артемий Иванов и был он по профессии веб-дизайнером.

А вот как он выжил, Лиль не помнит до сих пор.

Толковище затянулось.

Найти артефакт Разлома мира, конечно, очень заманчиво — тогда из тьмы, авось, удастся выдернуть новую территорию. Лишний шанс пережить зиму. Но и охотников никто не хотел отпускать на это дело в преддверии холодов: а ну как не вернутся? А если в их отсутствие нападут соседи? Особенно через месяц, когда придет пора собирать урожай.

Например, те же зеленые. Смешно звучит, но вдруг…

Профессор на толковище отсутствовал: они с учениками охраняли посевы. Само по себе это хорошо, полезное дело. Но вот что Профессора нет — плохо. Он бы сказал веское слово, и его бы послушали. Особенно Аргус. Аргус всегда слушает Профессора: вроде бы, он тоже у него учился когда-то. А все остальные слушают Аргуса. Считается, что Аргус видит будущее.

На самом деле ни хрена не видит, он как-то признался Лилю, когда в очередной раз их с Кидом перевязывал. Просто у Аргуса много глаз, и все считают, что это должно что-нибудь означать.

Люди боялись: еще опять придется кидать жребий. Особенно, если злаки не уродятся.

Потом кто-то напомнил, что мясо охотников все равно не пригодно в пищу — в жеребьевке они не участвуют.

Лиль стоял под хмурым, теплым дождем и молча слушал все это. Горстка грязных, одетых в лохмотья людей между покосившимися землянками хмуро решала, как жить и выживать.

Наконец Аргус, староста, хлопнул Лиля по плечу и сказал:

— Дерзайте, ребята.

…Возможно, все началось раньше.

…когда забыли о силе слова.

…когда была вырублена первая священная роща, чтобы освободить место под пастбище.

…когда перестали соблюдать простые правила: не здороваться через порог, не говорить плохого, оглядываться через левое плечо, менять дорогу, если вдруг увидишь черную кошку.

…когда стали держать в домах зеркала.

Наверное, все было именно так.

Если это не чушь собачья и не пропаганда.

Когда мир обрушился — посыпались амальгамы серебряными осколками, явились откуда ни возьмись дикие сущности, а темнота за порогом ожила и посмотрела на человека сотнями недобрых глаз — брошюры подобного содержания ходили повсюду. Но это ведь ничего не значит. Кто-то делал деньги на этой макулатуре.

Когда мир осыпался еще больше, печатать и распространять брошюры стало некому.

Лиль плохо помнил то время: он тогда отлеживался в избушке у матушки До. «Был бы ты девицей, — говорила матушка До, умиленно взирая на Лиля, уплетающего доширак из пластикового подноса, — ей-ей, обучила бы! А может, пол-то поменяешь, а? Символическая кастрация — и всего делов».

На кастрацию Лиль не согласился. Но, как ему казалось, матушка До втихую что-то намутила с этим делом: во сне с тех пор он частенько видел себя женщиной. Да и подозрительно звучащее имя «Лиль» откопала именно она: оберег, мол. Имя тоже может быть оберегом.

С другой стороны, какая разница? Все равно до сих пор у Лиля не было повода кого-нибудь трахнуть… да и желания, если уж на то пошло.

А когда он набрался сил настолько, чтобы выбраться за порог, первым делом пришлось драться с лернейской гидрой. Так эту тварь окрестил Профессор.

Профессор раньше увлекался мифологией. А так по специальности был ботаником.

Прозвище «Энкиду» для Кида тоже он придумал. Раньше Кида называли Стенкой — за габариты.

В прошлой жизни Тако была бухгалтером, работала в маленькой фирме. Так она рассказывала Лилю. Еще она слушала старый рок и фанатела по Тому Крузу. «Ты на него похож, Лиль». Лиль не помнил, как выглядел Том Круз. Если на то пошло, он не помнил, как выглядел он сам, а зеркал в их поселении, естественно, не осталось — не проверишь. Поэтому он с Тако соглашался. Тем более, что она не заигрывала.

А Кид был примерно тем же, кем сейчас: любил холодное оружие, имел удостоверение охранника шестой категории и работал в банке. По вечерам читал Лермонтова и Бунина, смотрел старые советские фильмы. Бывает такое.

Кид был Лилю весьма по душе — кажется, взаимно. Во всяком случае, когда Лиль вызывал его в рейд, тот никогда не отказывался. С Чихуа Кид ходил не так охотно.

И хорошо, что сейчас он рядом. Разлом реальности — штука серьезная.

Чихуа, правда, тоже здесь. Но он в охранении — вот пусть и не суется.

Два года назад Лиль с Кидом — Тако до них тогда еще не добралась — уже брали одну цацку. Та оказалась плевой, пустышка — генерировала только три полных круга ада и четвертый, остаточный. Но хотя бы лишний луг в угодьях племени укрепили, как раз тот, где сейчас Профессор пытается заново вывести пшеницу.

Первый круг они тогда прошли на адреналине.

Как потом оказалось, это была ошибка. С другой стороны, из всякой ошибки можно выгрести хорошее. Лиль, например, обзавелся костяной рукой, которой очень удобно душить нежить. Ну или снимать с огня горячие котелки.

Теперь они лежали в кустах бересклета, который вдруг не по сезону вздумал цвести — с другой стороны, сейчас всяческие девиации стали нормой — и оглядывали строение. Крыша кое-где обвалилась, стены затянуло вьюном или бородами мха. И не скажешь, что с Разлома прошло только три года. С другой стороны, кто рискнет предположить, как теперь идет время?

Раньше тут был детский сад.

— Компьютерная игра, елы-палы, — буркнула Тако, выплюнув изо рта мелкий белый цветочек.

— Нечто жуткое мерещится мне в этой архитектуре, — раздумчиво произнес Кид. — Низкие потолки, темные коридоры, узкие лестницы… Складывается ощущение, что с самого начала они строили не жилье, а декорации для постапокалиптических разборок.

Выражался Кид всегда очень правильно, интеллигентно. Кроме экстремальных ситуаций.

— Кто «они»? — Тако, кажется, удивилась.