Вышел месяц из тумана… - Мэтью Арлидж

Мэтью Арлидж

Вышел месяц из тумана…

M. J. Arlidge

Eeny Meeny

© M. J. Arlidge, 2014

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. Издательство «Синдбад», 2016

Сэм спит. Убить его сейчас ничего не стоит. Он лежит, отвернувшись от меня, – это было бы нетрудно. Проснется он, если я пошевельнусь? Попробует меня остановить? Или будет даже рад избавиться от кошмара?

Нельзя так думать. Надо постараться вспомнить что-то из настоящей жизни, что-то хорошее. Но дни в плену тянутся бесконечно, и надежда умирает первой.

Напрягаю ум, ищу в памяти, чтобы не думать о страшном, счастливые воспоминания. Но находить их все труднее и труднее.

Мы здесь всего десять дней (или одиннадцать?), а нормальная жизнь уже кажется далеким прошлым. Мы возвращались с концерта в Лондоне, когда это случилось. Дождь лил как из ведра, мимо проносились машины, но ни одна не замедлила хода. Мы промокли до нитки и уже собирались повернуть назад, когда нас подобрал минивэн. Внутри было тепло и сухо. Нам предложили кофе из термоса, и от одного только запаха мы взбодрились. На вкус кофе был еще лучше. Кто бы мог подумать, что это будет наш последний глоток свободы.

Когда я очнулась, голова гудела и раскалывалась от боли. На губах запеклась кровь. Я была уже не в теплом салоне автомобиля, а в каком-то холодном темном помещении. Уснула? Я вздрогнула от шороха за спиной. Это Сэм попытался встать на ноги.

Ограбили. Нас ограбили и выбросили из машины. Опираясь о стену, я двинулась вперед. Холодный кафель под руками. Я наткнулась на Сэма и секунду-другую держалась за него, вдыхая запах, который так люблю. Постепенно до меня доходил весь ужас случившегося.

Мы находились в заброшенном бассейне. Заброшенном давно и основательно выпотрошенном. Не осталось ничего: ни трамплина, ни табло, ни лесенок. Только глубокая яма с гладкими стенами и скользким полом, из которой невозможно выбраться.

Слышала эта мразь, как мы кричим, или нет? Наверное, слышала. Потому что стоило нам замолчать, как это случилось. Зазвонил мобильный, и мы на восхитительный краткий миг поверили, что к нам спешит помощь. А потом посмотрели на загоревшийся экран телефона, который валялся на полу бассейна, недалеко от нас. Сэм не шелохнулся, и к аппарату побежала я. Почему я? Почему всегда я?

– Привет, Эми.

Искаженный голос на том конце провода мало походил на человеческий. Надо умолять. Просить пощады. Объяснить, что они совершают ужасную ошибку. «Но они знают, как меня зовут», – поняла я, и весь мой запал угас. Я ничего не сказала, и голос с прежней бесстрастной беспощадностью продолжил:

– Хочешь жить?

– Кто вы? Что вам от нас…

– Хочешь жить?

Я молчу целую минуту. Не могу говорить. Язык будто отсох.

Наконец выдавливаю из себя:

– Да.

– На полу, рядом с телефоном, лежит пистолет. В нем одна пуля. Для Сэма или для тебя. Это цена свободы. Чтобы жить, надо убить. Ты ведь хочешь жить, Эми?

Не могу произнести ни слова. Меня сейчас вырвет.

– Хочешь, Эми?

И телефон отключается.

– Что они сказали? – спрашивает Сэм.

Сэм спит рядом. Я могла бы сделать это прямо сейчас.

Женщина коротко вскрикнула от боли. Поперек спины у нее набухали лиловые рубцы. Джейк снова поднял и с резким щелчком опустил плеть. Женщина выгнулась и выдохнула:

– Еще.

Она редко произносила что-нибудь помимо этого слова. Не из болтливых. Не такая, как другие его клиентки. Администраторши, бухгалтерши, секретарши… Сексуально неудовлетворенные, изголодавшиеся по живому общению, все они отчаянно хотели понравиться мужчине, за деньги потчующему их плеткой. Эта была другая. Закрытая книга. Ни разу не намекнула, как вышла на него. Что ее привело. Дала четкие и ясные инструкции – объяснила, что ей надо, – и велела приступать.

Начинал он всегда с фиксации запястий. Туго стягивал их двумя шипованными кожаными ремнями и крепил к стене. Потом надевал на лодыжки браслеты с цепями и приковывал ноги к полу. Одежду она аккуратно складывала на стул и, оставшись в нижнем белье, стояла в ожидании наказания.

Никаких ролевых игр. Никаких: «Пожалуйста, папочка, не надо, мне больно!» или «Я очень-очень плохая девочка». Она просто хотела, чтобы он причинил ей боль. В некотором смысле его это даже устраивало. Любая работа через какое-то время оборачивается рутиной, и ему для разнообразия было приятно иметь дело с клиенткой, не требовавшей от него подыгрывать ее печальным фантазиям. Тем не менее он огорчался ее стойкому нежеланию идти с ним на контакт. Важнейший элемент сеанса садо-мазо – это доверие. Саб должен быть уверен, что он в надежных руках, что доминатор понимает его потребности и обладает достаточным опытом, чтобы сеанс прошел удовлетворительно для обеих сторон. В противном случае игра перерастает в насилие, если не в злоупотребление положением, что в интересы Джейка совершенно не входило.

Конечно, он пытался растопить лед – здесь невинный вопросик, там ни к чему не обязывающая реплика. И со временем выведал, что родом она не из Саутгемптона, одинокая, возраст под сорок. И никаких комплексов на этот счет. Еще он понял, что ей нужна только боль, а секс без надобности. Она не просила ни стимуляции, ни заигрываний. Все, что ей требовалось, – это наказание. Охаживая ее кнутом, Джейк не слишком усердствовал, но и не халтурил, работал на полную. Держалась она хорошо, да и тело имела под стать: крепкое, мускулистое, серьезно накачанное. Старые рубцы наводили на мысль, что клиентка не новичок в садо-мазо.

Но все его уловки и хитроумные вопросы ни к чему не привели. Только одно Джейк знал про нее наверняка. Как-то раз, когда она одевалась, из кармана куртки выскользнуло удостоверение с фотографией. Она тут же его подобрала – думала, он не заметит. Но он заметил. Джейк всегда считал, что неплохо разбирается в людях, но здесь его ждал сюрприз. Если бы не это удостоверение, он ни за что не догадался бы, что она – из полиции.

В нескольких футах от меня сидит на корточках Эми и без всякого стеснения писает на пол. Никто из нас уже не испытывает неловкости. Я смотрю, как тонкая струйка мочи, ударяясь о плитку, пачкает брызгами и без того уже несвежие трусы. Пару недель назад я бы отвернулся. Теперь – нет.

Моча ленивой змейкой ползет по чуть покатому дну бассейна, чтобы влиться в собравшуюся в дальнем конце смрадную лужу. Я смотрю, как Эми мочится, не отрывая глаз, но скоро представление кончается. Эми возвращается в свой угол. Ни извинения, ни простого кивка. Мы превратились в животных – не обращаем друг на друга никакого внимания.

Это началось не сразу. Первое время мы метались, злились и клялись, что не сдадимся. Что выкарабкаемся вместе. Эми вставала мне на плечи и ломала ногти о плитку, пытаясь дотянуться до бортика. Пробовала подпрыгнуть вверх с моих плеч. Но глубина бассейна не меньше пятнадцати футов – выбраться невозможно.

Мы бы воспользовались телефоном, но он требовал ввести ПИН-код и после трех неудачных комбинаций заблокировался. Мы орали и звали на помощь, пока не охрипли, но слышали в ответ только издевательски насмешливое эхо. Нам стало казаться, будто мы на другой планете и на много миль вокруг нас нет ни души. Скоро Рождество… Наверное, нас ищут… Но поверить в это здесь, в окружении невообразимой гулкой тишины, было невозможно.

Вариант побега скоро отпал, и мы сосредоточились на выживании. Грызли ногти до тех пор, пока пальцы не начинали кровоточить, и жадно сосали кровь. На рассвете слизывали с плиток капли конденсата. Желудки требовали еды. Мы всерьез подумывали, не съесть ли одежду, но отказались от этой идеи. По ночам здесь холодно, и голышом мы, наверное, замерзли бы насмерть. Ну и еще мы согреваем друг друга.

Только вот… То ли мне так кажется, то ли наши объятия на самом деле стали уже не такими жаркими? Не такими крепкими? Мы цепляемся друг за друга и помогаем друг другу, лишь бы не остаться в этом страшном месте в одиночестве. Коротаем время, играем в какие-то игры, фантазируем, что будем делать, когда помощь все же придет: что будем есть, что скажем дома, какие подарки получим на Рождество. Вот только игра занимает нас все меньше. Мы все отчетливее осознаем, что нас привели сюда ради какой-то цели, и наши надежды на хеппи-энд тают с каждым часом.

– Эми?

Молчание.

– Эми, пожалуйста, скажи что-нибудь.

Она не смотрит на меня. Не разговаривает. Неужели я потерял ее навсегда? Пытаюсь догадаться, о чем она сейчас думает, но у меня ничего не получается.

Может быть, ей просто нечего мне сказать. Мы все перепробовали, изучили каждый дюйм нашей тюрьмы. Не делали только одного – не прикасались к пистолету. Он так и лежит на прежнем месте, как будто дразня нас.

Я поднимаю голову. Эми смотрит на пистолет. Поймав мой взгляд, она опускает глаза. Возьмет она пистолет или нет? Пару недель назад я сказал бы: нет, ни за что. А сейчас? Доверие – штука хрупкая. Заслужить его трудно, а потерять легко. Сейчас я больше ни в чем не уверен.