Императрица и ветер - Мария Чурсина

Чурсина Мария Александровна.

Императрица и ветер

Часть 1. Легенда из мрака.

Нет никаких преград. Кроме закона.

Солнце зажигало огни в стёклах высоток, заставляя Алекса щуриться. Пискнул будильник, Алекс, не глядя, дотянулся до него и прихлопнул рукой. Сколько раз он ставил будильник на половину восьмого и просыпался раньше - теперь не сосчитаешь. Открывал глаза, протягивал руку и непослушными со сна пальцами давил на кнопку. Слушал, как на кухне гремит посуда, и от посудного звона судорогой отвращения сводило желудок. Кажется, так было всегда.

Он судорожно вдохнул. Через открытую форточку пахнуло раскалённым асфальтом, донеслись сигналы машин. По утрам над городом всегда витал запах асфальта и яблок.

- Милый, ты уже проснулся? - она заглянула в комнату, не прекращая расчёсываться. На ней, как обычно, был строгий серый костюм, а на лице - выражение усталости. Она как кукла играла один сюжет, её заводили, она приходила к нему в комнату и задавала тот же вопрос. Всегда один и тот же.

Он не ответил и, опираясь о подлокотник кресла, повернулся к ней, скользнул взглядом по складной фигуре, по волне русых волос, которые лет пятнадцать назад делали её первой красавицей. Если даже не первой, то второй, во всяком случае, точно делали.

Хуже всего ему было летом, потому что лето пахло раскалённым асфальтом и яблоками, ближе к августу становилось совсем невыносимо от этого запаха. Переживать зиму оказалось куда проще: просыпаешься, а зима не пахнет яблоками. Зима пахнет темнотой и кровью из носа. Никто не войдёт и не задаст вопрос, от которого судорогой сводит желудок. "Милый, ты уже проснулся?". Зима пахнет криком.

- Милый, я пошла на работу.

Пахнет злостью. Поэтому проще - проще, когда злость.

- Иди, - он кивнул и отвернулся, спиной чувствуя, что она всё ещё стоит в дверях - растерянная и уставшая. Он до боли сжал подлокотник, зажмурился.

Нужно представлять, как едет по грязной дороге городской автобус, разбрызгивает, сминает снег, неуклюже наклоняется на поворотах. Алекс сам никогда не видел, но знает - зимой по городу едет этот автобус. Он едет к нему. Неважно, что снег растекся жижей, а автобус давно сдали на свалку.

Когда её шаги стали удаляться, Алекс позволил себе открыть глаза и продолжить ежеутренний ритуал. Город за окном просыпался. На перекрёстке уже встала цветная кавалькада машин. Здание напротив, похожее на космический корабль - отражало солнечные лучи, они сверкали в стеклах так, что резало глаза. Хорошо просматривались ограждённая стоянка перед ним и сурового вида проходная.

Он смотрел туда и словно чувствовал на лице остатки утреннего ветра, словно слышал слова, что говорили друг другу люди, идущие по проспекту. Словно жил нормальной жизнью и больше не ждал затерявшегося в зиме автобуса.

Вот к высокой ограде подъехал чёрный седан. Охранник вышел, чтобы лично приветствовать начальство.

- Доброе утро, Гал... Богдан Сергеевич!

Стекло у места водителя съехало вниз. На охранника посмотрел Галактус - как его заглаза называли подчинённые - сегодня рубашка даже белее обычного, в глазах сияют солнечные искорки.

- Утро доброе, Вольфганг. Как обстановка?

- Хорошая обстановка. Пока никого не убили, - бодро отчитался тот.

Машина въехала на территорию. Охранник снял серую фуражку и потёр постриженную под ноль голову. По телу, под застёгнутой на все пуговицы формой уже стекали капельки пота. Он посмотрел на небо.

С трассы свернула синяя машина с тонированными стёклами, но не стала приближаться ко въезду на стоянку, а распахнула дверцу и выпустила пассажира. Обычная девушка, каких тысячи в летнем городе - узкие чёрные джинсы, серая футболка, длинные светлые волосы собраны в хвост. Только преющий на тротуаре охранник вдруг отшатнулся.

Девушка смерила его взглядом, чуть сдвинула на нос тёмные очки.

- Что, даже удостоверение не проверишь? - карминовые губы скривились в улыбке. Синяя машина за её спиной взвизгнула и унеслась прочь.

- Луна, иди уже, как будто я тебя не знаю, - охранник потёр внушительную шею, глядя мимо неё.

Она хмыкнула и неторопливо прошла через терминал. Вольфганг бросил в её сторону быстрый взгляд и, окончательно успокоившись, прошёлся перед проходной, поразмахивал руками вместо зарядки.

С перекрёстка, педантично перейдя дорогу на зелёный, к терминалу спешил невысокий полноватый мужчина в белом халате. Вольфганг пожелал доброго утра и ему.

- Провизор, ты чего в халате?

- Чтобы не забыть, - буркнул тот, хлопая по всем карманам в поисках удостоверения, - за очками возвращался два раза, потом ещё и не на тот автобус сел. Хорошо, что я всегда заранее выхожу.

- Иди так, - охранник нажал на кнопку, чтобы разблокировать терминал. - Если бы злоумышленники захотели проникнуть на территорию, они бы маскировались под кого угодно, только не под тебя.

- Это ещё почему? - обиделся Провизор.

- Очки ты всё-таки не те взял. Халат-то наизнанку.

- О, Вселенский разум! - возвёл руки к небу судмедэксперт и, продолжая ворчать себе под нос, прошёл в здание.

Солнце припекало всё сильнее. Вольфганг снова с благословенным недоумением уставился на небо, потом на часы, потом опять на небо. Когда последний раз в Нью-Питере стояла такая жарища? На проспекте уже собралась приличная пробка, когда к проходной свернула ещё одна машина.

Красная, с откидным верхом - мечта всех, кто никогда не видел Нью-Питер осенний, а тем более - зимний. Белокурая, хорошенькая как кукла девушка на сиденье пассажира чмокнула водителя в щёку, выбралась на тротуар и мелко засеменила к проходной. Тонкие каблучки грозили насквозь пронзить разогретый солнцем асфальт и сердца непритязательных кавалеров. Стройные ноги выглядели впечатляюще даже несмотря на обилие таковых в разморённом жарой городе. Вольфганг ноги оценил.

- Рената, - не удержался он, - у тебя на чулках стрелка.

- Где? - подпрыгнула на месте та, лихорадочно подёргивая короткую белую юбку. - А... нет. Я же сегодня чулки не надевала.

На часах - без пяти минут восемь. Пробка на проспекте гудела на все механические голоса и росла. Солнце пекло так немилосердно, словно желало получить к обеду полмиллиона изжаренных душ. Забравшийся в своё укрытие Вольфганг следил за тем, как спешат по своим делам прохожие. Одна из прохожих спешила особенно сильно.

Волосы девушки в ярком солнечном свете отливались медью - они растрепались от быстрого бега, верхняя пуговица рубашки расстегнулась.