Тайна Темир-Тепе (Повесть из жизни авиаторов) - Лев Колесников

Лев Колесников

Тайна Темир-Тепе

Повесть из жизни авиаторов

ПРОЛОГ

Был конец июня 1941 года. В небольшом провинциальном городке на западе Белоруссии отчетливо слышались раскаты орудийной стрельбы, а в небе с нудным завыванием шли немецкие армады. Все жители города так или иначе уже решили свою судьбу: одни эвакуировались на Восток, другие ушли в леса, третьи готовили себя к подпольной работе. Были и такие, которые растерялись и со страхом ждали дальнейших событий. К таким относилась и Фаина Янковская, молодая девица, служащая одного небольшого предприятия. За несколько лет до войны она осталась сиротой, воспитывалась в детском доме, но с коллективом не срослась. Окончив школу, стала работать, но и тут держалась особняком. Подруга у нее была одна — полная ей противоположность, веселая, подвижная Зина Коваленко. Почему они подружились, трудно сказать. Зина объясняла это так:

— Я к Файке бегаю остывать. Как сотворю что-нибудь сногсшибательное, аж самой страшно, — так к Файке. Петьку прошлый раз скотом назвала, а потом всю ночь плакала. Теперь-то помирились, всем можно рассказать, а тогда — кому расскажешь? Только Фаине. Могила. Не то что мы, сороки. Вот за это я ее и люблю… А что она такая замкнутая да неподвижная — это с ней пройдет. Вот случится с ней что-нибудь сногсшибательное, она и проснется…

Но ее не разбудила даже война.

Зина загорелась сразу. Вид у нее был такой, будто она была рада случившемуся. В первый же день войны на Зине оказалась гимнастерка с широким ремнем и крепкие сапоги. Где и что как достала — известно одному богу. Впрочем, возможно, она нарядилась в костюм брата-офицера, которого срочно вызвали из отпуска в часть… На второй день войны Зина раздобыла себе финский нож, а вскоре и браунинг. С утра до вечера она бегала по городским организациям, о чем-то хлопотала, шумела, выкрикивая фамилии Щорса, Лазо и даже Гарибальди. По всему было видно — она готовилась стать партизанкой. Сегодня утром она вихрем ворвалась к Фаине. На лице улыбка, глаза блестят.

— Фаинка!

И… осеклась. Фаина, ссутулившись, сидела в своей маленькой полутемной комнатке и тупо смотрела в стену перед собой.

Зина подсела к ней, заговорила. В голосе была досада, недоумение и жалость.

— Фая, что ж это ты, а? Такие события, а ты… Выше голову! Не робей. Пойдем с нами. Я тебя с такими ребятами познакомлю, дух захватит. Мы такое будем творить! Помнишь Мишку? Ну тот, что меня Зинкой-резинкой дразнил, когда я маленькой была… Во парень! Не хуже моего Петьки.

Фаина только головой покачала и, как всегда, сказала тихим голосом:

— Куда уж мне… Слабая я. Ведь страшно…

— А тут, под фашистами, не страшно? — Зина разгорячилась еще больше. — Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!

Фаина опять покачала головой и больше ничего не сказала.

— Ты хоть эвакуироваться-то думаешь?

— Не знаю, Зина. Куда, к кому мне ехать? В Средней Азии дядя есть, да он какой-то важный работник, разве ему до меня? Нет уж, будь что будет…

Зина ушла, а Фаина стала собираться на работу.

В конторе было пусто. Окна раскрыты, по комнатам, шурша бумагами, гулял сквозняк. Все эвакуировались. Видать, так спешили, что к Фаине никто не зашел. А может быть, было уже известно, что она решила остаться…

Дома Фаину ждал сюрприз. У ворот стоял запыленный «газик», а рядом прохаживались два молодых человека. При ее приближении они переглянулись.

— Вы Фаина Янковская? — спросил один.

— Я…

— Ваш дядя, Антон Фомич Янковский, прислал нам телеграмму с просьбой помочь вам уехать к нему. Вот, пожалуйста…

Фаина взяла телеграмму, прочла: «Товарищ Галюк, прошу обеспечить эвакуацию моей племянницы Фаины Янковской…» Дальше следовал подробный адрес Фаины.

Девушка не успела раскрыть рот, чтобы спросить, кто они, эти молодые люди, почему Антон Фомич обратился к ним с просьбой, почему не телеграфировал ей, как незнакомцы заговорили оба враз:

— Подробности, товарищ Янковская, потом…

— Сейчас дорога каждая минута!

— Берите только документы и самое необходимое из вещей. Ваш дядя человек обеспеченный, будете как у Христа за пазухой.

— Быстрей, быстрей!

Фаина торопливо вошла в комнату, беглым взглядом окинула ее. «Что взять?» Жила она скромно. Кушетка, маленький столик, два стула. Шифоньером служило сооружение из трех палок, обтянутых пестрым ситцем. Подумав немного, взяла со столика фотографию матери и вышла на крыльцо.

— Я готова, — объявила она.

— Без вещей? Вот и молодчина!

Проворно ее усадили в машину и тотчас тронулись. По пути заезжали в какое-то учреждение, где что-то делали с паспортом Фаины, брали для нее какие-то справки. В этом учреждении все торопились, ругались — какие еще справки? Эвакуация! Но спутники Фаины были настойчивы. Сама Фаина выразила сомнение: стоит ли возиться с этими бумажками? Зачем они в такое время? Спутники ей объяснили, что документы потребуются в дороге, и, проявив настойчивость, получили в учреждении все необходимые бумаги на имя Фаины. Снова все уселись в машину и минут через десять были уже за городом.

Тот, что сидел рядом, объяснил Фаине: ее везут на соседнюю железнодорожную станцию, где легче будет сесть на поезд…

Машина шла по узкой лесной дороге. Кругом зелень и тишина, и Фаина обрела душевное спокойствие. Вот какие превратности в жизни! Еще час назад она не знала, как быть, что делать, а теперь едет к поезду… Есть все же хорошие люди! Она смотрела на стриженый затылок водителя, на мелькающие древесные стволы, на ухмыляющегося чему-то соседа и благодарно думала о своем дяде. В семье он слыл черствым человеком, а вот в трудную минуту вспомнил о ней… Пыталась представить встречу с дядей в далекой Средней Азии. Она почти не помнила его, так как рассталась с ним, когда была еще совсем маленькой. «Видимо, мама была не права, когда говорила о дяде, что он черствый и бессердечный. Вспомнил вот, позаботился…»

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Если бы лейтенант Ершов предвидел, что его опоздание к поезду, с которым прибывало молодое пополнение для школы пилотов, послужит первым звеном в цепи многих печальных событий, он не стал бы ждать машину, а за час раньше примчался бы на вокзал пешком. Подумаешь, расстояние — шесть километров! Но где ж ему было предугадать то, что потом случилось? Получив приказание, он зашел в автопарк и справился, можно ли получить машину для поездки на вокзал. Машину обещали. Весело взглянув на Ершова, молодой шофер сказал:

— Один момент, товарищ лейтенант. Подзаправимся и — в путь.

— Не опоздаем?

— Что вы! За двадцать минут там будем. Еще и покурим на перроне, пока поезд подойдет.

Успокоенный лейтенант взобрался по стремянке на лабаз, под которым стояли машины, и с этой высоты стал обозревать окрестности.

Школа пилотов располагалась в одном из типичных для Средней Азии районов. В лучах знойного июльского солнца сверкали снежные вершины гор. Там, где лучи падали отвесно, снег был ослепительно белый, а с теневой стороны — голубовато-зеленый. Переход от снегов к открытым скалам почти никогда не виден: его закрывает пояс клубящихся облаков. Под облаками синеют леса, местами их прорезают бурные, стремительные, седые от пены потоки. Ближе к подножью горы пологие. Вокруг степь, переходящая в песчаную пустыню с барханами, какие Ершов раньше видел лишь на картинках. На картинках красиво, а в жизни печально, и смотреть не хотелось. Воздух дрожал от зноя, рождая в своих струях обманчивые миражи. В цепких колючках прятались вараны — огромные ящерицы; скользили, блестя чешуей, змеи; высоко в небе кружились пернатые хищники.

К пескам Ершов остался равнодушен, но вид, открывающийся взору в сторону гор, вызвал восхищение. Здесь было много воды, а вода в Средней Азии — это жизнь. Бурные реки, сбегая с гор, растекались по паутине арыков — многочисленных небольших искусственных каналов. Они орошали поля, пышные сады, где зрели фрукты.

Гарнизон школы пилотов размещался рядом с широкой автострадой, обсаженной тополями. Тенистым коридором автострада шла до города. В густой сочной зелени садов белые стены домиков казались особенно нарядными. Блестели окна, блестела вода в арыках и водоемах, блестел снег на горных вершинах, серебрились взъерошенные движением воздуха листья тополей. Вместе с ароматом садов переменчивый ветер нес то горную прохладу, то зной пустыни…

Заглядевшись, Ершов забылся. Автомобильный гудок вернул его к действительности. Он поспешно взглянул на часы — до прихода поезда оставалось пятнадцать минут.