Сумерки - Стефани Майер

Стефани Майер.

Сумерки

Посвящаю моей старшей сестре Эмили — 

Без ее энтузиазма эта книга, наверное, так и не была бы закончена.

А от дерева познания добра и злаНе ешь от него,Ибо в день, в который ты вкусишь от него,Смертью умрешь.

Я нечасто думала о том, какая мне выпадет смерть, хотя за последние месяцы поводов находилось достаточно. Но даже начни я размышлять об этом, вряд ли смогла бы  вообразить для себя такой финал.

Не дыша, я вглядывалась в темные глаза охотника, стоявшего на том конце длинного зала. Он в ответ приветливо смотрел на меня.

Конечно, это неплохой способ закончить жизнь — умереть вместо другого человека, вместо того, кого любишь. Благородный, по крайней мере. Наверняка мне это зачтется.

Я знала, что если бы я не поехала в Форкс, мне не пришлось бы сейчас стоять лицом к лицу со смертью. Но даже страх не мог заставить меня раскаяться в принятом когда-то решении. Если жизнь предлагает тебе то, что превосходит самые смелые мечты, нет смысла сожалеть ни о чем, когда приходит час расплаты.

Охотник дружески улыбнулся и не спеша двинулся в мою сторону. Сейчас он меня убьет.

Мама везла меня в аэропорт. Мы открыли все окна в машине — в Финиксе было двадцать пять градусов тепла, над головой стояло безоблачное голубое небо. На мне была белая кружевная блузка без рукавов, моя любимая, — я надела ее в качестве прощального жеста. Теплую куртку предстояло взять в салон самолета.

На северо-западе штата Вашингтон, на полуострове Олимпия, есть маленький городок Форкс. Небо здесь почти всегда затянуто облаками, а дождь идет чаще, чем в любом другом месте Соединенных Штатов. Именно отсюда, из этого города с его вездесущим унылым полумраком мама сбежала вместе со мной, когда я была еще младенцем. Именно здесь меня каждый год заставляли проводить один из летних месяцев. Но когда мне исполнилось четырнадцать, я заявила о своих правах, и последние три года мой отец Чарли возил меня на пару каникулярных недель в Калифорнию.

И именно в Форкс, внутренне цепенея от ужаса, я отправлялась сейчас в добровольную ссылку. Форкс я ненавидела.

Я любила Финикс, любила солнце и изнуряющую жару. Любила этот просторный, жизнелюбивый город.

— Белла, — в тысячный раз сказала мама перед самой посадкой, — Ты вовсе не обязана это делать.

Мама очень похожа на меня, разве что у нее волосы коротко острижены и от смеха выступают лучистые морщинки. Я заглянула в ее широко открытые детские глаза и на мгновение испугалась. Как я покину ее — мою любящую, сумасбродную, ветреную маму? Сможет ли она позаботиться о себе? Конечно, теперь у нее есть Фил, и, наверное, счета будут вовремя оплачены, в холодильнике будет еда, в машине — бензин, и будет кому позвонить, если она потеряется, но все же…

— Я хочу поехать, — солгала я. Мне всегда плохо давалась ложь, но последнее время я так часто повторяла эту фразу, что наловчилась выдавать ее за чистую правду.

— Передай привет Чарли.

— Хорошо.

— Скоро увидимся, — настаивала она. — Можешь приехать домой в любое время — и я тут же вернусь, как только буду нужна тебе здесь.

Но по ее глазам было видно, что выполнить обещание будет для нее жертвой.

— Не беспокойся обо мне, — с нажимом произнесла я. — У меня все будет хорошо. Я люблю тебя, мама.

Она крепко обняла меня, а потом я поднялась на борт самолета, и ее уже не было рядом.

Предстояло лететь четыре часа до Сиэтла, затем час на маленьком самолете до Порт-Анжелеса, а потом еще час ехать на машине до Форкса. Летать я не боюсь, но перспектива провести целый час в машине наедине с Чарли меня немного смущала.

Чарли, конечно, отлично все воспринял, он был искренне рад тому, что я впервые собиралась пожить с ним подольше. Он записал меня в школу и обещал помочь купить машину.

Но нам с Чарли определенно будет неуютно вместе. И он, и я — люди, мягко говоря, неразговорчивые. Я знала, что мое решение сбило его с толку — как и мама, я не делала секрета из того, что ненавижу Форкс. Когда мы приземлились в Порт-Анжелесе, шел дождь. Я не сочла это зловещим предзнаменованием — скорее, неизбежностью. С солнцем я уже простилась.

Чарли, как я и предвидела, встречал меня на патрульной машине. Для добрых обывателей Форкса Чарли — шеф полиции Свон. Поэтому, несмотря на скудость своего кошелька, я планировала купить себе автомобиль — совсем не хотелось, чтобы меня возили по городу с красно-синей мигалкой.  Никто хуже полицейских не мешает дорожному движению.

Чарли неловко обнял меня одной рукой, когда я, споткнувшись, слетела с трапа и врезалась в него.

— Рад видеть тебя, Беллз, — с улыбкой сказал он, привычно подхватив меня и поставив на землю. — Ты совсем не изменилась. Как Рене?

— Мама? Все хорошо. Рада видеть тебя, пап. — Мне запрещено было называть его «Чарли» в глаза.

Вещей с собой у меня было немного. Большая часть того, что я носила в Аризоне, не годилась для здешнего климата. Мы с мамой слили вместе наши накопления, чтобы купить мне подходящую зимнюю одежду, но все, на что нас хватило, поместилось в пару сумок. Они легко влезли в папин багажник. 

— Я нашел тебе неплохую машину, и притом задешево, — сообщил он, когда мы пристегнулись.

— Что за машина? — меня насторожила интонация Чарли — в его устах «неплохая» прозвучало чем-то отличным от просто «хорошей».

— Вообще-то, это пикап, «Шевроле».

— И где ты его нашел?

— Помнишь Билли Блэка из Ла Пуш? — Ла Пуш была крохотной индейской резервацией на берегу океана.

— Нет.

— Мы часто ходили с ним на рыбалку на побережье, — напомнил Чарли.

Вот почему я не помнила Билли Блэка — мне прекрасно удавалось изгонять из памяти избыток болезненных воспоминаний.

— Теперь он в инвалидном кресле, сам водить не может, — продолжил Чарли, когда я не ответила. — Вот и предложил мне купить недорого свой пикап.

— Какого он года выпуска? — судя по перемене в лице Чарли, отец надеялся, что этот вопрос не прозвучит.

— Ну, Билли основательно перебрал двигатель, так что ему, по сути, всего несколько лет.

Надеюсь, он не думал, что сможет так легко меня запутать.

— Когда он его купил?

— Году этак… в 1984.

— И он был новый?

— Нет. Кажется, его выпустили в начале 60-х — ну, самое большее, в конце 50-х— покорно признался он наконец.