На нее запрет. Дочка Шаха (СИ) - Майер Кристина

Пролог

Лев

Спускаясь на кухню, тормознул на лестнице. Судя по звукам, доносящимся снизу, папа с мамой немного увлеклись. Не хотел их смущать. Они не знают, что вчера ночью я вернулся домой, хотя предупреждал, чтобы не ждали. Хорошо, что мелкие еще спят, отсыпаются в каникулы…

— Милаха, я сейчас точно опоздаю, — рыча произносит отец, отрываясь от мамы. Я темпераментом, видимо, в него пошел: какой бы долгой ни была ночь, утром мне тоже надо.

— Так иди, я тебя не держу, — смеется игриво мать.

Прислонившись к стене, жду, когда они договорятся. Мог бы переждать в спальне, но боюсь, мелкие застанут родаков за непотребствами.

— Ладно, милая, мне действительно пора. Вернусь, продолжим, — ухмыляюсь от предупреждения отца. Я не устаю поражаться их любви, столько лет женаты, а ведут себя, как молодожены.

Когда со двора доносится звук двигателя, спускаюсь в кухню. Мама стоит у плиты, вся раскрасневшаяся, прячет от меня припухшие губы. Ей нечего стыдиться, они с отцом заслужили свою любовь. Приятно наблюдать нежность, любовь, счастье. Горд за отца, что он с такой страстью продолжает желать единственную женщину.

— Лева, ты же сказал, останешься у друзей? — спрашивает мама, удивленно посматривая на меня через плечо, в глазах загорается тревога.

— Мам, все хорошо, ничего не случилось, я ни с кем не подрался, просто решил, что в своей постели спится лучше, чем на матрасе, брошенном на полу, — прячу разбитые костяшки на правой руке.

Никто мне на полу не стелил, я планировал провести ночь у девчонки, но там неожиданно нагрянули родители в гости. Она просила остаться, но мне не комильфо трахать телку, когда за стеной спят ее родители.

— Ты вчера рано ушел со дня рождения Камиллы, — мать не обвиняет, просто пытается понять, что происходит.

Самому бы разобраться. Почему все мои мысли возвращаются к ней…

— Дела были, — веду плечами, прохожу к кофемашине, тыкаю на нервяке не на ту кнопку, мама, естественно, сразу это замечает:

— Ты стал пить латте? — скептически выгибает бровь.

— Что-то захотелось, — произношу вслух, про себя цежу мат. Захотелось латте, совсем мозгами поехал!

— Ты вчера неожиданно появился у Шаховых, — продолжает мама допрос. Я могу понять, что она волнуется, но мысленно я просто умоляю сменить тему. И так нервы на пределе. Хочется верить, что родители пока не заметили, что мои теплые чувства к Камилле переросли в одержимость.

Как только я понял, что мое отношение к ней перестало быть только заботой о мелкой девчонке, путающейся вечно под ногами, свалил в Америку. Два года держался от нее на расстоянии, надеялся, что отпустило. Не отпустило! Вернулся полгода назад, планировал навсегда, а теперь снова ищу повод, чтобы свалить…

— Некрасиво с моей стороны было проигнорировать день рождения дочери ваших друзей, поэтому решил заехать поздравить, — подчеркиваю своими словами свое мнимое равнодушие.

Не стоит волновать родителей. Ей шестнадцать, и она дочь лучшего друга моего отца. Еще мелким пиздюком усвоил, что эта девочка неприкасаемая.

— Ты правильно поступил, — произносит мама, а я считываю в ее взгляде беспокойство.

Правильно? Хрен там поступил правильно! Не нужно было возвращаться!

Не смог вчера остаться в стороне. Сидел на набережной, дымил одну за другой. Уговаривал себя не ехать к Шаховым, знал ведь, что разбужу в себе сталкера. Сорвался. Купил по дороге цветы с себя ростом и полетел ее поздравить. Нарушая установленные правилами ограничения скорости, был на месте через полчаса.

Встретила меня Камилла в красном платье с длинным разрезом на ноге и открытыми плечами. Будь моя воля, я бы заставил ее переодеться. Мне не нравилось это платье – слишком откровенное, оно делало ее взрослее.

— Привет, — поправляя копну густых длинных волос, она подошла ко мне. Наверное, выражение моего лица заставило ее волноваться, она оглянулась в поисках отца. Будто я могу ее обидеть!

— Привет, с днем рождения, — протянув букет, наклонился и обнял. Всегда так поступал, не было причины изменять традиции.

В нос ударил свежий сладкий аромат.

— Я ненадолго, — предупредил, тут же от нее отстраняясь. Нужно было сваливать, пока Марат не заметил, что меня кроет от его дочери.

Худая девчонка с большими голубыми глазами, упрямым подбородком, вздернутым носом и красивыми пухлыми губами – стала для меня неизлечимым вирусом. Позволю себе полностью ею заболеть – натворю дел! Ками шестнадцать, а я почти на десять лет старше. Разрешить себе любовь – рассорить старую дружбу отца с Маратом. Они не поймут, не примут. Я бы сам не понял, если бы кто-то из парней нашего круга стал подкатывать яйца к Уле. На этих бы самых яйцах повесил!

Поздоровался со всеми, а минут через двадцать праздничного веселья стал прощаться. Не могу весь вечер украдкой пялиться в ее сторону.

— Ты уже уходишь? — разочарованно закусывает губу. — Даже не потанцуешь с именинницей? — поддразнивает меня, заставляет улыбнуться. Мы оба помним ее первый танец. Тогда все было просто и понятно, я не болел ею. Ками было шесть, она обиделась, что ее никто не приглашает танцевать. Подхватив на руки малышку, я закружил ее в первом вальсе…

— К вечеру у тебя ноги будут отваливаться от танцев, — кивнув на туфли с высоким каблуком. — У тебя сегодня и без меня много партнеров, — про себя старался не думать, что желаю парочке из них стесать нос, слишком нагло себя ведут. Но тут и без меня охраны полно.

— Ты изменился, — негромко произносит она.

— Все мы меняемся, — внутри меня разрывало от противоречивых чувств: с одной стороны, хотелось скорее убраться, с другой – чтобы убрались все остальные…

— Тогда мне легко было тебя любить, а сейчас ты такой закрытый, что я не знаю, как к тебе подойти, — ее прямота и честность рубят мой контроль. Мозгами ведь понимаю, что она о дружбе толкует, а все равно голову кружит.

— Тогда ты была мелкой занозой у нас в заднице, мы боялись, как бы с тобой ничего не случилось, поэтому и носились с тобой. А теперь ты почти девушка…

— Почему почти? — перебивает, недовольно хмурит брови.

— Расскажу через два года, — впитываю в себя черты ее лица.

— А что будет через два года? — невинно смотрит на меня.

«Ты станешь моей!» — про себя твердо и уверено, но в душе понимаю, что родители будут против наших отношений.

— Придет время – узнаешь…

В этот момент подходит какой-то хмырь, выглядит чуть старше Камиллы. Меня просто кроет, что он посмел нарушить мои границы, вторгнуться в наш разговор. В руках тарелка, на которой лежат пирожные.

— Ты куда-то шел? — грубо интересуюсь, молокосос вздрагивает.

— Лева, познакомься, это мой парень – Андрей, — улыбается Ками, хватая его за руку. Вижу, что их пальцы переплетаются. Я замечал, что он весь вечер трется возле нее, но… парень?

Парень, вашу мать!

Я Лютаеву Ваньке оторву голову, чтобы не смел больше ничего скрывать!

— Я попросила его принести макарон с праздничного торта, я знаю, что ты их любишь, — продолжает Камилла, протягивает мне, улыбается. Ей хочется сделать мне приятное. Знала бы она, каким ядом сейчас наполнила эти пирожные.

Забираю тарелку, глядя на них, запихиваю одно пирожное в рот, медленно пережевываю. Впервые сладости вызывают такое отвращение.

— Спасибо, было очень вкусно! — возвращаю ей тарелку. Тону в голубом омуте ее глаз, и даже злость на секунду исчезает, пока не замечаю чужую мужскую руку на ее талии. Складывается ощущение, что этот утырок ищет у Ками защиты, но мою ярость это нисколько не уменьшает.

Нужно отсюда сваливать, пока я Андрюхе руки не переломал…

— Лева, ты пойдешь? — голос мама выдергивает из воспоминаний вчерашнего вечера.

— Куда? — не сразу понимаю, о чем она спрашивает. Забираю латте и сажусь за стол.

«Что за гадость!» — после первого выпитого глотка.

Мама удивленно смотрит на меня, но, будто что-то понимая, произносит:

— Лера пригласила на торт.