Страна «гирин герен» - Юрий Долетов

Юрий Долетов

Страна «гирин герен»

Праздник, который не состоялся

Деревенскому вождю, или, как его еще тут называют, чифу, Ндогу Оджимбе явно не везло. Он не единожды вознамеривался сказать речь, но его все время прерывали…

В будни Оджимбе щеголял в затертых коричневых шортах, выгоревшей рубашке и сандалетах на босу ногу, ничем не выделяясь среди соплеменников. Так, во всяком случае, выглядел он накануне, в день моего приезда в Отесегу. Сейчас, на празднике ямса, вождя было не узнать. В ослепительно белой шелковой агбаде — длинной, до пят, национальной одежде, похожей на балахон, — и без того дюжий от природы, Оджимбе казался еще выше ростом и сиял в лучах солнца, как снежный пик. Под взглядами десятков людей Оджимбе важничал: дескать, вот я какой традиционный правитель — ваш старейшина рода, судья, хранитель имущества, политический наставник…

Мы находились почти в центре афии — деревенской площади размером с футбольное поле, начинавшейся у восточной окраины Отесеги. Как и многие другие селения в южных провинциях страны, деревня была без улиц. Глинобитные хижины на четыре угла с камышовыми крышами прятались вразброс в тени пальм. Такие же пальмы окаймляли афию с северной и южной сторон. Она обрывалась у высокого берега реки, откуда веяло прохладой.

Был погожий октябрьский день, и окрестности хорошо просматривались. За рекой буйствовал тропический лес, которому, казалось, конца-краю нет. Еще недавно здесь несколько месяцев кряду почти не прекращались ливни — стояла дождливая пора. Теперь наступил сухой сезон. Напившись влаги, деревья у макушек высветлились: пустили свежие побеги.

В обычные дни афия пустовала. Лишь дважды в неделю местные жители устраивали тут рынок или созывали в случае необходимости деревенский сход.

Теперь здесь были установлены три ряда столов в виде огромной буквы «П». В середине, на деревянном помосте, музыканты еще с вечера поставили пять тамтамов — похожих на котлы барабанов.

В центре поперечного ряда лицом к реке восседал Ндогу Оджимбе. По правую руку — его жена, дородная матрона в синем платье, на коленях которой ерзал курчавый мальчуган в белом европейском костюмчике. Рядом с мамашей смиренно потупили глаза три дочери-подростка, дальше расположились родственники семьи Оджимбе.

Слева от вождя находились четыре нди экве на нди нзе — титулованные особы, попросту его советники, тоже в белых агбадах.

Сбоку от этих титулованных особ устроители праздника отвели места гостям: мне и лагосскому журналисту Эленду Околи, родом из Отесеги, который привез меня на деревенское торжество. По обе стороны продольных рядов сидели жители Отесеги — принаряженные, улыбающиеся.

Столы ломились от местных деликатесов. Горками лежали акара — бобовые лепешки. В больших кастрюлях остывала только что сваренная эгуси — овощная похлебка. Из глиняных кувшинов выбивалась белая пена игристого тумбо — терпкого пальмового напитка. Миски с фуфу — шариками теста в остром соусе дразнили запахом пряностей. Но, пожалуй, аппетитнее всего выглядели розоватые кусочки на противнях — обжаренный в пальмовом масле ямс, ради которого устраивался праздник и который, как того требовал обычай, первым из всех блюд надлежало отведать каждому из присутствующих.

По традиции, чтобы открыть праздник, вождю следовало сказать соплеменникам и гостям приятные, радостные слова: настроить людей на нужный лад. Ндогу Оджимбе привстал из-за стола со стаканом тумбо, для порядка негромко кашлянул. Люди притихли, устремив на него свои взоры.

— Чуку[1]! — пробасил Ндогу Оджимбе. — Я и мои соплеменники…

В этот момент неподалеку от нас, в левом ряду, подломилась скамейка, и человек десять завалились на землю. Сбегали в деревню за другой скамейкой, расселись.

— Благодарим тебя за то, что ты позволил…

Дикий вопль прервал речь. В правом ряду нетерпеливый юнец, не сводя восторженных глаз с вождя, хотел умыкнуть лепешку, но угодил рукой в кастрюлю с горячей эгуси. Люди минут пять неуемно хохотали, указывая на смущенного парнишку.

— Нам собраться…

Ндогу Оджимбе опять замолчал, стал глядеть под ноги: кто-то из-под стола дергал за полы его агбады. Оказалось, это был сын-непоседа, который незаметно соскользнул туда с колен матери. Шалуна усадили на скамейку.

— Снова на самое торжественное и важное событие в жизни нашей деревни — праздник ямса… — Вождь неожиданно замер. Его лицо исказил страх: брови полезли на лоб, глаза расширились, рот так и остался открытым. Издавая невнятные гортанные звуки, Оджимбе показывал в направлении берега рукой со стаканом, не замечая, что расплескивает тумбо. Мы, смотревшие все до единого на вождя, разом повернули головы в ту сторону.

— Ой! А-а! — раздались возгласы. Было от чего душе в пятки уйти.

От берега на площадь катилась лавина громадных (у страха глаза велики) существ с головы до пят в лохматых шкурах — черных, бурых, рыжих, серых, с которых стекала вода, видимо, после форсирования реки. Это была какая-то кошмарная шевелящаяся масса. Глаз не успевал выхватить отдельные экземпляры, и вся лавина казалась бредовым видением. У страшилищ не было ни копий, ни луков, ни ружей. Но их обросшие свирепые лица с выпученными глазами и звериным оскалом, обрывки размочаленных веревок серо-зеленого цвета, свисающие с плеч, не оставляли места для сомнений: сейчас эти похожие на чертей варвары повяжут сидящих за столами людей и утащат нас если не в пекло, то уж в лесные дебри непременно.

Нападающие разомкнулись и стали брать в клещи продольные ряды столов. В образовавшийся просвет было видно, как из-под берега проворно карабкались, подсаживая друг друга, все новые и новые страшилища — рослые, могучие и в то же время легкие, как пушинки.

Первым вышел из оцепенения вождь. При всей своей внушительной комплекции он, однако, оказался не из храброго десятка: забыв о сане, резво выскочил из-за стола и, подобрав длинные полы агбады, рванул что есть духу к деревне. Вслед за ним кинулись жена с детьми, и все титулованные особы. Женщины пронзительно заголосили. Люди опрокидывали скамейки и бросались наутек.

— Скорей отсюда! — крикнул мне Эленду и потащил за собой.

За ближайшей к площади хижиной мы остановились перевести дух. Я осторожно выглянул из-за угла. К счастью, за нами никто не гнался. У нападающих вроде бы и не было намерения ловить жителей деревни и заниматься каннибальством. Страшилища разбрелись вдоль столов и набросились на еду. Несколько варваров взобрались на помост и начали колотить, по тамтамам кулаками, оглушительным грохотом отмечая свою победу.