Остров надежды - Андрей Ливадный

Андрей Ливадный

Остров надежды

(ЭКСПАНСИЯ: История Галактики — 8)

(Остров надежды — 3)

Пролог

Музыка шла от неба…

Никогда больше он не слышал ее, но в подсознании двухлетнего мальчика она навсегда осталась такой — страшной, ревущей, смешанной с грохотом камней и смертным шелестом пепла…

Черные тени настигали его, неумолимые, как перст судьбы. Он бежал на слабеньких ногах и рыдал, пытаясь за слезами скрыться от ужаса, что падал с небес…

Что может быть страшнее этой беспомощности?

Забившись между двух камней, он продолжал плакать, а земля вздрагивала, принимая на себя вес звездных кораблей. Потом средь наступившей вдруг оглушающей тишины процокало злое стаккато пулеметной очереди, и все стихло — теперь уже навсегда.

Он перестал плакать, потому что устал. Сил на крик больше не осталось, и лишь его тело часто вздрагивало. Мир изменился. Никто не пришел взять его на руки, согреть своим теплом, накормить и обласкать. Он был еще слишком мал, его сознание только народилось и потому не могло постичь всего ужаса происходящего…

Он сжался в комок. От камней шел холод. Этот холод постепенно захватил крошечное тельце, и оно перестало вздрагивать. Синяя травинка, качающаяся на легком ветру, тяжелые шаги, бряцание металла — вот все, что он запомнил.

И еще большая обида на теплый мир, ставший вдруг чужим и холодным.

Он не слышал, как с ревом взмыли в небо корабли.

Он не слышал тишины, укутавшей дымящиеся руины тяжким саваном.

Он медленно и неосознанно покидал этот мир, замерзая меж двух каменных глыб, и синяя травинка, обожженная и сломанная, баюкала его своим мерным покачиванием.

Шел 2607 Галактического календаря.

Человечество рвалось к звездам…

…Тяжелые сапоги с хрустом давили рифлеными подошвами крошево битого стекла. Ствол импульсной винтовки заглядывал в темень разгромленных коридоров, жадно обегал единственным черным глазом разоренные офисы.

— Сволочи… — сорвалось с чьих-то губ тяжелое, как плевок, слово.

Номад Берг устало присел на пластиковый подоконник.

Колония была мертва. Рудники взорваны.

В провалах выбитых окон завывал ветер. Горестное бессилие вдруг накатило на Номада, хотя он и не знал никого из погибших тут людей…

Он закурил, хмуро разглядывая остовы обгорелых механизмов, видневшихся из окна административного здания.

Номад уже пять лет наблюдал, как занимается пламя галактической войны. Старый скиталец постоянно находился в движении, перемещаясь из одной звездной системы в другую, и видел, как вторая волна Экспансии, выплеснувшаяся за границы Солнечной системы, разбилась о кольцо колоний.

Четыреста лет колонисты Первого рывка, брошенные Землей на произвол судьбы, боролись за выживание на чуждых планетах. И вот легендарная альма-матер дала о себе знать. Новые земляне были выходцами с самого дна зловонных клоак супермегаполисов. Старая родина действовала в лучших своих традициях. Миллионы не самых любимых ею сынов были вышвырнуты в космос. Земле, исчерпавшей все ресурсы, под благовидным предлогом было необходимо избавиться от них.

Вторая волна космической миграции человечества шла проторенными тропами, ведь силовые линии аномалии космоса не изменились, и в конце пути новые переселенцы неизбежно натыкались на одну из старых колоний.

Так возник конфликт. Цивилизации сорока семи планет, защищая свои миры, вновь вышли в космос.

…Номад выкинул окурок и криво усмехнулся, вспомнив, как власти некоторых планет еще не так давно называли их с Эрни преступниками. Видите ли, торгуют чем попало, да еще и уклоняются от налогов!.. Но он просто летает от планеты к планете на собственном, собранном из хлама корабле… Он не убил ни одного человека…

Номад вновь огляделся. Может быть, правы те, кто не желает компромисса?

В чем вина этих людей? Наверняка они не захотели принять новых колонистов с Земли. Но в Галактике тысячи незаселенных планет. Зачем Земле этот маленький планетоид и доставшийся потом и кровью рудник?

Ответ был очевиден для Номада. Война. Земля опять перенаселена, Солнечная система напоминает пустой, изъеденный червями орех. Они не будут заселять дикие планеты. Они хотят неплохо жить сейчас…

Он сплюнул, встав с подоконника. Нужно убираться отсюда, пока не прилетели корабли Второй волны, которые возьмут в оборот осиротевшие рудники.

Выйдя на улицу, он прищурился от яркого света, падающего за горизонт диска звезды. Его напарник, Эрни Хьюго, в растерянности стоял около двух гранитных валунов.

— Ном, иди сюда! — позвал он.

Берг подошел, машинально озираясь вокруг. Его сильные руки сжимали теплый приклад винтовки. Он не верил этой тишине, ленивым струйкам дыма и мертвым телам.

Безумие охватило Вселенную.

Эрни тяжело и прерывисто дышал.

— Смотри! — выдавил он.

Номад шагнул к валунам, меж которых, скорчившись, лежало тельце ребенка.

Несколько секунд он в шоке смотрел на него, потом наклонился, отложив винтовку, и дрожащими пальцами коснулся щеки ребенка. Она чуть дрогнула под его ладонью, и Берг отшатнулся, словно обжегшись.

— Он жив?! — спросил присевший на корточки Эрни.

Номад кивнул, бережно поднимая застывшее тельце.

— Но что… что мы будем с ним делать? Он ведь почти грудной!

Номад не ответил. Он шел к кораблю, суетливо и непривычно прижимая к себе комок плоти, лихорадочно прикидывая, что на борту может послужить ему достаточно удобной постелью…

По щекам старого контрабандиста текли слезы.

Часть 1. Осколки

Я видел страх в глазах солдата,

Архангел с ликом сатаны

Сюда привел меня когда-то.

К осколкам ледяным войны.

И те, кто выжил, будут вечно

Завидовать своим врагам,

Чьи души кружат тут и там,

В безмолвном крике бесконечном…

«Я мыслю… следовательно — существую?

Это сказал не я. Я лишь поставил знак вопроса в конце фразы, немного изменив ее смысл.

У меня целый океан времени, чтобы размышлять. Хотя нет. Не океан. Маленькое озеро. Не так глобально, как первое, но вполне достаточно, чтобы утонуть, захлебнуться в запоздалом понимании вещей.

Смешно… Я сижу в тесной загерметизированной каморке на пустом ящике из под „ФЛАУ“-снарядов и пишу обыкновенным карандашом на обыкновенных листках. У меня нет будущего — я получил смертельную дозу радиации, и вряд ли протяну больше пяти-шести лет… Но даже этот срок кажется мне сейчас преувеличенно большим, если брать в расчет то, что таится в безмолвии вакуума, за хрупкими стенами моего укрытия. Мне смешно и горько потому, что я никогда не испытывал такого спокойствия и такой решимости жить, как сейчас. И никогда с такой убийственной ясностью я не понимал сущности людей.

Я не знаю, к кому обращаюсь — к самому себе или к тебе, человек, который держит в руках мой дневник… Ты мог прийти сюда только по двум причинам — либо ты исследователь, и прошли тысячи лет после моей смерти, либо ты бесстрашен. Если же ни то и ни другое, тогда беги. Знай — вокруг тебя ад. Он создан руками людей. Он — квинтэссенция смерти. И он как в зеркале отражает в себе темные закоулки человеческого сознания.

Впрочем, если ты ступил сюда — решай сам».

Глава 1

…Сизый, удушливый дым рваными пластами растекался по коридорам и палубам крейсера «Россия». Флагман флота Свободных колоний умирал тяжело, как и подобает кораблю его класса. Турбонасосы дико выли, пытаясь очистить удушливый воздух, но их мощности уже не хватало. Повсюду горели красные аварийные сигналы. Многие отсеки не открывались — за их дверьми царил вакуум, ворвавшийся в корабль через десятки пробоин.

Гравитация скакала, как заблагорассудится поврежденным генераторам, и потому продвижение группы десантников по главному коридору крейсера напоминало миграцию стада жабоклювов — люди то взлетали вверх, то падали, опять поднимались, чтобы быть брошенными на стену, и все это среди дыма, криков и беспорядочного огня импульсных винтовок, когда из боковых ответвлений появлялись штурмовые группы противника… или свои, ищущие спасения.

В этом аду все смешалось…

— Серега, через сотню метров поворот! — проорал Андрей в коммуникатор шлема, одновременно разворачиваясь, чтобы прошить огнем боковой коридор.

— Что там?

Ответ был едва слышен из-за злобного треска высоковольтной дуги его «ФЛАУ»[1]. Снаряды импульсной винтовки с воем пронеслись в теснине транспортного тоннеля, и через секунду из него, как из жерла мортиры, полыхнул огонь, усеяв пол коридора дымящимися обломками.