Шалость на семи хвостах (СИ) - "Бродяга-с-Города"

***********************************************************************************************

Шалость на семи хвостах

Тонкую родниковую струю, с журчанием тянувшуюся из бамбуковой трубки в ритуальный каменный сосуд для омовения рук, освящал низкий поросший мхом фонарь. Между пучков папоротника, нимфеи, низкорослого бонсая и кустов стелющегося можжевельника вилась неровная дорожка, выложенная из холодных камней, ведущая к дому. Обычно грустная тсубонива, при наложении теней сумерек и стрекота цикад в мерцании тёплых огней торо, выглядела завораживающе, таинственно.

В воздухе смешался запах сырой сакуры и аромат ладана и алоэ подожжённой палочки благовоний, доносившийся из входа в сад раздвинутых сёдзи, полностью оголявших пространство жилой комнатки. Так же витала в рыхлых вечерних воздушных потоках нотка ходзичи – сушенных листьев Банча.

Робкий лист занесло ласковым ветром на веранду домика, и далее – в комнату.

- …Расскажу-ка я о том, как жила лиса-кицунэ, - маленькая бабка Морико, придерживая сухонькой ладошкой одной руки край своего расписного черного кимоно, взяла кривыми пальцами другой хрупкую пиалу, где дрожала гладь зелёного чая.

Давно уже выцвела ночь в её волосах, сейчас подобранных нефритовым гребнем, став серебряными нитями паутины. Когда-то цвета порыжелой травы, глаза, сейчас мутные, с нависшими верхними веками, окутанные сетками глубоким морщин на жёлтой коже, смотрели мягким прищуром на розовый закат.

Иссохшие губы поймали край чашки и отпили ароматный напиток. Бабка отставила пиалу на край дайбана – плоского напольного столика; облизнула свои губы, спрятала руки в мешковатые рукава кимоно и, казалось, так и задремала, сидя несгибаемым прутом бамбука на дзабутоне.

- Морико-сама, - к старушке подползла осторожно невысокая девчушка, видно, дочь кого-то из прислуги - от выбившихся из пучка волос прядей веяло рыбой. Она нерешительно коснулось витой вышивки на складке кимоно и нажала на неё, чувствуя подушечками пальцев острое колено бабки, скрытое за одеянием. – Морико-сама, - вновь позвала она, одёргивая руку.

- Уймись, Чи-тян, - недовольно отозвался юноша, сидящий снаружи помещения на краю энгава, свесив оголенные ноги в тёмную заросль. Парень обернулся, бросая сердитый взгляд раскосых глаз цвета дождя на свою младшую сестру. – Спит бабка, не трогай её.

- Но, онии-сан, Морико-сама обещала сказку, - досадливо отозвалась Чи, переходя на шёпот.

- Сдалась тебе сказка, ты не маленькая, - фыркнул брат, отворачиваясь к огням каменных светильников, над которыми кружили стайки светлячков.

Чи насупилась и отстранилась от хрупкой фигуры.

- Зря не веришь в силу лис, Тору, - отмирая, медленно произнесла Морико, улыбаясь своей невидимой улыбкой.

- Вы проснулись, - обрадовалась девчушка.

- Я и не спала, - качнула острым подбородком бабка, потянувшись к своей чашке. – На том Свете отосплюсь.

Тору не обернулся, сделав вид, что не расслышал тихих старческих слов.

- И как же жили лисы-Кицунэ? – поинтересовалась Чи, нетерпеливо наблюдая, как делает маленький глоток старушка.

Морико убрала чашу, вздохнула, как при приятном воспоминании, и как-то потеряно оглянулась вкруг себя. Возле дзабутона лежал оранжевый лист с подсохшими краями.

- История это давняя, - суть слышно начала Морико, осторожно подцепляя треснувшим ногтем лист. – Настолько давняя, что конец её нам виден ближе, чем начало, - бабушка бережно положила листок к себе на бедро. – Запах лесной чащи пьянил и кружил голову, лунных небес край терялся в густом тумане дальних холмов, у коих не было границ. И играли там загадочные костры, да лилась музыка. Этими пламенными огнями и были… кицунэ, - узкие бабкины глаза-щёлочки замаслились загадочной поволокой. – Их древний мир хрупок и полон загадок. И без тайн своих он погибнет.

Её прервал слабый шум густой листвы.

- Тогда зачем ты хочешь нам о них рассказать? – язвительно поинтересовался Тору, не оборачиваясь.

- А я и не собираюсь открывать вам их хитрости, - бабуля причмокнула по-старчески губами, и мудрость пряталась в её тоне.

- Глупость какая-то, - буркнул парень, недовольный своей недоуменностью.

Чи шикнула на него, но Морико не рассердилась на легковозбудимого юношу за его непочтительное отношение, наоборот – издала смешок.

Она повела плечами, оглядела уже тёмное небо с тонкой розовой лентой облаков, спрятавшейся за пиками гор, и задумчиво произнесла:

- А у лисы можно многому научится, Тору. И истина ничего тебе не даст. Она не раскрывает всех секретов.

- Морико-сама, - протиснулась в их диалог девчушка, напоминая о себе.

- Юная Чи, - кивнула бабка. – Живут эти лисы по сотни лет, а в тыщу* – могут общаться с Небесами. И нрав у них, ой, непостоянный. Колдуны они тоже хитрые, изворотливые, и их превращения бесконечны.

- Превращения?.. – эхом отозвалась Чи, любопытно хлопая ресницами.

- О да, - Морико усмехнулась чему-то своему. – Оборотни хвостатые принимают образы и юношей, и девушек, и стариков, и старух. Ох, а как обольстительна-то та бисёдзё в алом кимоно, чья сущность животная, - пожилая женщина закатила глаза. – Умеют они соблазнять… Но и наказывать, шутить и безобразничать так же любят – создадут картинку для твоих глаз, а ты и не знаешь верить в неё иль нет.

Тору, не заметно, но внимательно впитывал в себя каждое слово, произнесённое старой японкой. Он часто прикрывался своим возрастом, хотя каждый раз с сильным вниманием заслушивался легендами бабушки.

- И никто не может догадаться об обмане? – изумилась девочка, потерев холодные ладошки друг о дружку.

- Может, может, конечно, - закивала Морико. – Кицунэ можно узнать по тени или отражению в воде – лисью морду так просто не скрыть от природы, - она вновь пригубила из пиалы.

Чи долила из глиняного чайничка чая в поставленную на стол пустую чашечку.

- …А ещё их отгадать среди людской толпы можно по наличию хвостов, - старушка подняла скрюченный палец верх. – Только со временем научились они их прятать. Но как натравишь на такую прекрасную дзё собак – мигом становится на четыре лапы и убегает. Только так хвосты чертовки пыль и заметают.

- А много их?

- Хвостов-то? На одну рыжую шкурку до девяти штук, - Морико нравился бурный интерес Чи.

- Вот бы увидеть эту красоту, - возбужденно выдохнула девочка, а в глазах её уже мелькали картины представленных фантастических зверей.

- Сколько бы не было хвостов у лисы, она плутовкой и останется, - сердито откликнулся Тору. - А коль лиса – значит и до кур лапы потянет. Давно уже пора на лисиц охоту объявлять. Все они одинаковые. Вон, недавно у Фумико-сан кто-то всю птицу передушил – а оборотень ли, иль лис – всё один черт.

- Ох, смотри, как бы кицунэ тебя не услышали, - умиротворённо пожурила его Морико. – Не любят они, когда их с простыми лисицами сравнивают. Проучат, покажут разницу.

По шуршанию тканей Тору понял, что бабка встала на ноги. Он подскочил с энгава и, отослав Чи помочь старушке дойти до своего футона, стал прибираться в комнате. Погасив огни бумажных фонариков, он задвинул сёдзи, бросив задумчивый взгляд на тёмное небо.

Утро выдалось пасмурным и хмурым, но пока ни единой слезы не упало с серых туч. С дальних краёв неба ещё не сошли рассветные сумерки, не потухли звёзды.

Малышка Чи натирала тряпкой гладкие доски энгава. Худые руки уже скоро окоченели от ледяной воды и холодного раннего ветра.

Хозяева ещё спали, но прислуга уже принялась за работу.

Тишину дворика разрезал отрывистый запальчивый крик. Чи вздрогнула и выронила тряпку, когда увидела выбегающего в ярости из курятника Тору. Брат был взбешён.

Найдя девочку своими серыми глазами, юноша подскочил к ней и бросил на только что вымытый пол окровавленную куриную тушку со свернутой шеей.

- Вот, - злорадно и горько выплюнул он, сверля Чи взглядом. – Вот она – красота кицунэ! Весь курятник этой ночью передушила!