Маленький медный ключик, или Очень короткая история без начала и конца - Юлия Добровольская

Юлия Добровольская

Маленький медный ключик, или очень короткая история

Перспектива старой, мощенной булыжником Узкой Улочки.

Дома, обремененные архитектурными излишествами в виде лепнины — а может быть, многочисленными и разнообразными заботами людей, проживающих в них?.. — куполом нависли над мостовой.

По их фасадам высоко вверх — к небу и дождю — уползают серебристыми змеями гулкие водосточные трубы. Узорчатые чугунные решетки арок в грустном смирении несут свою бессмысленную вахту: давно уже никто не распахивает их перед нарядным экипажем или сверкающим глянцевыми поверхностями и хромированными деталями ландо.

Все серо в проеме Узкой Улочки: серые стены, серая мостовая, серые люди с серыми лицами. Это вечерняя тень окрашивает в серый все, что попадается ей под руку. Или вечерняя усталость?..

А может быть, проще: Художнику не захотелось возиться с красками, и он плеснул на сырой ватман разбавленную черную тушь, в неразбавленную обмакнул перо и рисует эту коротенькую историю без начала и конца. Или так: у него вдруг разом закончились все краски…

Но нет. Краски у него есть. И похоже, он их очень даже любит.

Во–он там, в проеме крыш, видна неровная полоска ярко–сиреневого цвета с желтыми, розовыми и зелеными перышками закатных облаков. А последние этажи домов на правой стороне Улочки — тех, что повыше, — освещены последними лучами солнца и от этого кажутся одного цвета. Цвета спелого апельсина.

На самом же деле, и Старенькая Кинокамера это хорошо знает, они все совсем–совсем разные. И если отмыть с них серую усталость и апельсиновое солнце, то каждый дом сразу обретет свое лицо. Но что поделать — это не входит в замысел Художника. А главный здесь, как ни крути, — он. И дело Старенькой Кинокамеры — послушно снимать на кинопленку все, что он ни нарисует.

И Старенькая Кинокамера добросовестно выполняет свою работу. И даже не без интереса. Хотя давно уже отвыкла от черно–серых фильмов, которые снимала в своей далекой юности. Вероятно, поэтому при каждом удобном случае она поднимает вверх свой Близорукий Объектив, чтобы хоть немножко полюбоваться на сиреневое небо, зеленые облачка и апельсиновые стены.

А случай такой выпадает только тогда, когда Молодой Художник отвлекается на минутку: то ли ему понадобится почистить перо, то ли прикурить сигарету, то ли заварить чашечку крепкого ароматного кофе. А то вдруг послышится ему звонок в дверь, и он, сорвавшись с места и опрокидывая все на своем пути, несется в прихожую…

Кто–кто, а Старенькая Кинокамера знает, кого он так ждет. Но это — совсем другая история…

И тогда она с грустью вглядывается в неровную полоску неба.

Там, в небе, которое начинается прямо на крышах, наверняка летают сейчас ее старинные друзья — ласточки. Они очень любят это время. Время перед заходом солнца.

Когда–то давно, когда Старенькая Кинокамера была еще молодой, она тоже умела летать. Она совсем не боялась высоты, как некоторые ее коллеги, и за это ее очень уважал и ценил Маститый Оператор. Он без сомнений поручал ей самые ответственные и рискованные съемки.

Теперь они оба состарились. Оператор ушел на пенсию и пишет разные занимательные истории для детей и взрослых. В них, между прочим, есть и про нее — Старенькую Кинокамеру. То есть, конечно, про еще юную и полную сил, про ту, с которой Оператор давным–давно сделал много замечательных фильмов.

Что и говорить, нынешняя ее работа — вовсе не та, что раньше: стой себе на одном месте да снимай все, что происходит на листе бумаги по мановению пера в руке Молодого Художника.

В этом занятии — ни риска, ни азарта. Но Старенькой Кинокамере нравится любая работа — уж лучше, чем пылиться в чуланах Киностудии.

И с Молодым Художником она подружилась. Несмотря на то что поначалу он часто злился на ее основательность в подходе к кадру и, как ему казалось, нерасторопность.

Что поделаешь — молодость нетерпелива. Старенькая Кинокамера еще не забыла своей молодости и того, что часто бывает довольно малейшего пустяка для раздражения. Как, впрочем, и для восторга.

К тому же она очень сочувствовала Молодому Художнику, влюбленному в прекрасную Огненноволосую Девушку, которая вот уже почти два месяца не навещала их уютную Квартиру — Мастерскую. Почему? Об этом Старенькая Кинокамера не знала, а спрашивать Молодого Художника не решалась — еще вспылит… Или обидится. Молодые не нуждаются ни в сочувствии, ни в советах…

А вот и он! С чашкой свежезаваренного кофе и сигаретой. Снова, поди, до утра работать собрался.

Ей–то, Старенькой Кинокамере, что! У нее все равно бессонница. А вот Молодому Художнику не мешало бы спать по ночам: загонит себя смолоду ночной работой да сигаретами с кофе… Вдохновение! Меру тоже знать надо. Вон на кого похож стал: щеки впали, под глазами круги. А бородища–то!.. Как забыл два месяца назад побриться, так и ходит до сих пор. А ну как она все же придет! Испугается ведь…

Но Старенькая Кинокамера ворчала не зло. Напротив, ей было очень жаль своего друга. И она ну ничем не могла ему помочь…

Итак — Узенькая Улочка.

Люди, спешащие по своим бесконечным, неотложным и важным делам. Спешащие, даже если таковых и нет. Спешащие просто по привычке куда–нибудь спешить.

И в этой спешке им, похоже, совершенно все равно, какого цвета стены домов и есть ли над ними небо. Пожалуй, прав был Молодой Художник, не став возиться с красками — не нужны они никому на этой серой Узенькой Улочке…

Здесь никто никому не нужен. Все бегут, по сторонам не смотрят и без конца толкают Старенькую Кинокамеру — то плечом, то тяжеленной сумкой заденут…

Но — раздражение в сторону! Мотор, камера!

Пошел звук.

Шаги — тысячи звонких и шаркающих шагов, тысячи ударов подошв и каблуков по мостовой — тысячи нот.

Стук и скрежетание дверей магазинчиков и бистро.

Хлопанье занавесок, выпархивающих на сквозняке то тут, то там из растворенных окон вместе со звоном посуды, шкварчанием сковородок, обрывками музыки или футбольного репортажа.

Шелест шин по булыжной мостовой, скрип тормозов…

Да, это скрипнули тормоза, и рядом со Старенькой Кинокамерой остановился Маленький Круглый Автомобильчик, очень похожий на Божью Коровку, только — серого цвета.

Из Автомобильчика выглянул Молодой Мужчина, Приятный Во Всех Отношениях. Он посмотрел в проем ближайшей к нему арки и, не обнаружив там никого, устремил нетерпеливый, взгляд вверх — к раскрытому окошку на самом последнем этаже.

Когда Старенькая Кинокамера скользнула своим Близоруким Объективом вверх — за взглядом Молодого Мужчины, — она вновь увидела там сиреневую полоску неба, разноцветные облачка, и ей даже показалось, что она разглядела–таки на сей раз своих пернатых друзей и услышала их звонкую деловую перекличку.

Молодой Мужчина коротко нажал на клаксон, и тут же из окошка на последнем этаже выглянула Молодая Женщина.

Она улыбнулась Молодому Мужчине и махнула ему рукой, склонившись вниз. Ее пушистые волосы водопадом хлынули из–за спины.

Если бы Молодой Художник надумал раскрасить ее волосы, подумала Старенькая Кинокамера, они непременно были бы огненно–рыжего цвета…

Молодой Мужчина жестом поторопил Молодую Женщину и вышел из Автомобильчика. Окошко на последнем этаже захлопнулось.

Старенькой Кинокамере очень понравилась Молодая Женщина. Ей даже показалось, что она чем–то похожа на…

Не отвлекаться! Работа еще не закончена.

Теперь — правая сторона Узенькой Улочки.

На краю мостовой стоит Высокий Бородач с букетом роз. Он, то и дело взмахивая свободной рукой, пытается остановить такси. В отличие от всех остальных — просто спешащих, — он ОЧЕНЬ спешит.

А такси, как назло, не останавливаются — они все заполнены седоками, опаздывающими по своим неотложным делам. И с этим ничего не поделать…

Вот Бородач в очередной раз поднял руку, и — чудо! — машина остановилась. Снова скрип тормозов.

Но что это? Бородач замер с поднятой вверх рукой и, похоже, никуда уже не торопится. Он напряженно вглядывается в даль. Лицо его растерянно.

Водитель такси мог бы, конечно, обидеться и посадить в свою машину другого желающего сэкономить время. Но он пытается выйти, чтобы спросить Бородача — ждать того или нет?

Ему никак не удается этого сделать — Узенькая Улочка так узка, что проезжающие мимо автомобили просто не позволяют Водителю открыть дверь. Тогда он, наклонившись над сиденьем для пассажира, выглядывает в окно. Но Бородача и след простыл…

Старенькая Кинокамера в смятении — где же, где же он?..

Ага! Спрятался за стеклянную дверь кофейни и замер, прижав к груди букет роз, словно кто–то его собирается у него отнять.

Глаза широко раскрыты — они ЖДУТ.