Путь Империи. Перелом - Александр Владимирович Воронков
- Категория: Альтернативная история / Попаданцы
- Название: Путь Империи. Перелом
- Автор: Александр Владимирович Воронков
- Возрастные ограничения: Внимание (18+) книга может содержать контент только для совершеннолетних
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наш путь прям:
Верить, Хотеть, Сметь!
И. МальковПреамбула
«БОЖИЕЙ МИЛОСТИЮ МЫ, НИКОЛАЙ ВТОРЫЙ, ИМПЕРАТОР И САМОДЕРЖЕЦ ВСЕРОССИЙСКИЙ, ЦАРЬ ПОЛЬСКИЙ, ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ФИНЛЯНДСКИЙ и прочая, и прочая, и прочая. Объявляем всем верным НАШИМ подданным:
В 30-й день сего Июля Любезнейшая Супруга НАША, ГОСУДАРЫНЯ ИМПЕРАТРИЦА АЛЕКСАНДРА ФЕОДОРОВНА благополучно разрешилась от бремени рождением нам Сына, нареченного Алексеем. Приемля сие радостное событие, как знаменование благодати Божьей на НАС и Империю НАШУ изливаемой, возносим вместе с верными НАШИМИ подданными горячие молитвы ко Всевышнему о благополучном возрастании и преуспеянии НАШЕГО Первородного Сына, призываемого быть Наследником Богом врученной НАМ Державы и великого НАШЕГО служения. Манифестом от 28 Июня 1899 года призвали МЫ Любезнейшего Брата НАШЕГО, Великого Князя Михаила Александровича к наследованию НАМ до рождения у НАС Сына. Отныне в силу основных Государственных Законов Империи, Сыну НАШЕМУ Алексею принадлежит высокое звание и титул Наследника Цесаревича, со всеми сопряженными с ним правами. Дан в Петергофе в 30-й день Июля в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот четвертое, Царствования же НАШЕГО в десятое.
На подлинном Собственною ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою написано: «НИКОЛАЙ»» * * *«…Что касается придворной жизни, то главных событий в столице нынче два: одно радостное, а второе — увы! Нынче в свете только и разговоров, что о рождении Наследника и о трагической случайности, приведшей к кончине его дядюшки. Представь себе, друг мой: всего лишь на второй день, после появления на свет наследника Престола малютки Алексея, в понедельник, Е.И.Высочество В.К. Михаил, будучи в манеже л. — гв. Кирасир, решил проскакать по конкуру. Между нами говоря, в свете ходят упорные слухи о том, что Его Императорское Высочество не был в тот день трезв. Но уверяю тебя: я ни на йоту этому не верю! Однако же даже если бы и так — кто мы есть, чтоб судить дела Его Высочества? Но, однако же, вернёмся к трагедии в манеже. Року было угодно, чтобы кобыла под Его Высочеством на полном галопе в прыжке запнулась о барьер, и Михаил Александрович вылетел из седла. Злая судьба пожелала, словно в насмешку, чтобы тот, кто всего лишь третьего дни был Наследником Престола Российского, при падении получил тяжелейшую рану головы. Ко всеобщему горю, спасти Великого Князя докторам не удалось, он почил в бозе спустя два часа, так и не приходя в сознание…»
(Из письма Н.Е. Воронова В.А. Левитинскому, СПб, 4 августа 1904 г)Часть первая
ПОВОРОТ ВСЕ ВДРУГ
Кровавое Крещение
…не благоволит Всевышний к приношениям нечестивых и множеством жертв не умилостивляется о грехах их
Сирах,34.19На набережной Невы в этот торжественный день было по-праздничному многолюдно, радостная толпа торжественно-возбуждённо наблюдала за тем, как возле вырубленной во льду крестообразной Иордани разодетый в золотошитые парчовые ризы церковный причт под хоровое пение призывал на воду Божье благословение. Распевно звучал хор, сменявшийся митрополичьей молитвой, стоявшие на невском льду благоговейно крестились… Люди, теснившиеся на набережной, любопытствуя вытягивали шеи, стараясь во всех подробностях разглядеть церемонию. Приблизиться к невской Иордани им не давали два ряда жандармского оцепления и гарцевавшие за жандармскими спинами кавалергарды: в первом ряду молящихся придворных у крестовой проруби обнажив голову, стоял на молитве Николай Александрович Романов, самодержец всероссийский.
Среди любопытствующего народа на набережной находился артиллерийский офицер лет двадцати семи с потускневшими погонами штабс-капитана на поношенной шинели. Это явно был фронтовой офицер, всем своим видом и поведением отличавшийся от лощёных «моментов» столичной гвардии. Бледный цвет лица и то, как осторожно он ступал на правую ногу давали основание предполагать, что ещё совсем недавно он находился в госпитальной палате, а новенький незатёртый анненский темляк на эфесе шашки — что пролитая на просторах далёкой Маньчжурии кровь его была по достоинству вознаграждена.
Толпа радостно гудела, зеваки всё сильнее напирали на оцепление: каждый стремился стать ближе к торжественной службе. Жандармы сдержанно покрикивали на самых настырных, но негромко, чтобы шум не помешал придворным и причту, да и рукам волю не давали. Тем не менее постепенно, шаг за шагом, зрители медленно приближались к Иордани. Вот седобородый архиерей, продолжая распевно читать канон, поднял распятие, дабы погрузить в освящаемую воду, а все присутствующие военные, включая Государя, облачённого в шинель полковника Лейб-гвардии Преображенского полка, вытянулись во фрунт перед ожидаемым салютационным залпом корабельных орудий. И залп грянул!
Но вместо радостного возбуждения его последствиями стали вопли испуга и боли. Одним из орудий расположенных близ биржи батарей был произведен, вместо холостого, выстрел картечью. Картечные пули попали в помост у Иордани и на набережную, а также в фасад Зимнего дворца, в четырех окнах которого посыпались разбитые стёкла. Одна из картечин ударила в шею царя, опрокинув того на спину, вторая разворотила ниже сустава плечо митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Антония. Ранен был также и один нижний чин петербургской городской полиции, находившийся в оцеплении.
Эта трагедия мгновенно изменила настроение толпы: из состояния благоговения и любопытства она мгновенно перешла в состояние паники. Так же, как минуту назад люди всячески стремились приблизится к мосткам у Иордани, так и сейчас почти все зрители с криками метнулись врассыпную от страшного места. Впрочем, бежать кинулись не только зрители, но и многие придворные и духовенство. Лишь немногие, сохранившие самообладание, побежали в обратном направлении, к реке. Одним из таких людей был и наш артиллерийский штабс-капитан. Оттолкнув растерявшихся полицейских, он, придерживая шашку и пригибаясь, как под японским огнём, добежал до лежащего на краю Иордани митрополита Антония и, упав возле него на колени, обеими руками разорвал простреленный рукав