Космос за дверью. Рассказы и повести - Сергей Глузман

Космос за дверью

Рассказы и повести

Сергей Анатольевич Глузман

© Сергей Анатольевич Глузман, 2017

ISBN 978-5-4485-7407-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ОГЛАВЛЕНИЕ

Зимняя сказка

Боец невидимого фронта

Геометр

Заснуть, чтобы проснуться

Времена года

Из жизни рыб

Книжный червь

Лама еще вернется

Аравийский лабиринт

Обезьяна

Философы

Страшный суд

Математическая новелла

Иероглиф

Что наша жизнь…

Paradis

Полковник

Петербург

Плаванье над каналом осенним вечером

Космос за дверью

ЗИМНЯЯ СКАЗКА

1

Если спросить не сведущего в географии человека, где находится город Тамбей, он лишь пожмет плечами и скажет: «Наверное где-то на юге», а услужливая память быстро разложит перед ним, как карточный пасьянс несколько похожих названий – Тайбей, Бомбей, Пномпень и почему-то Мокао. После этого он, возможно, вспомнит Тихий Океан, тёплое Южно-Китайское море, буддийские храмы, грациозных тайских женщин, плавучие базары, белых слонов и знаменитое: «В бананово-лимонном Сингапуре.

Лиловый негр ей подавал манто.»

Только, к сожалению, ничего этого в Тамбее нет. Ни белых слонов, ни плавучих базаров. Грациозные женщины, безусловно, есть, (где же их нет), но они всегда очень тепло одеты, отчего стройность фигуры угадывается лишь по выражению глаз.

Несмотря на романтическую мелодию южного имени «Тамбей», городок этот лежит на самом краю полуострова Ямал, что вытянулся в холодное Карское море. Насколько хватает глаз, вокруг него раскинулась белая молчаливая тундра, чей вековой покой нарушают лишь заунывные песни ненецких оленеводов, которые бродят по вечной мерзлоте, как некогда первые дети Авраама бродили по синайской пустыне.

Кстати северные кочевники своим присутствием в этих суровых краях, сами того не подозревая, совершенно свели на нет экстравагантную теорию Чарльза Дарвина, утверждавшего, что человек произошел непременно от обезьяны.

Хотя, конечно, никто не будет отрицать, что на далеких теплых островах Папуа и Новой Гвинеи, которые посещал в свое время доктор Дарвин на паруснике «Бигль», обезьян было полным-полно. Поэтому вполне возможно, что дальним предком первых островитян и был какой-нибудь волосатый, рукастый орангутанг. Однако вокруг Тамбея обезьян не видели со времен сотворения мира. Поэтому северные шаманы, выдвинули свою теорию происхождения местного населения. Одни из них утверждали, что человек произошел от белого медведя, другие – от северной ушастой совы. Однако этот религиозный раскол никак нельзя сравнить ни с началом кровопролитной лютеранской реформации, ни с яростной борьбой католического Рима против всевозможных ересей. Северные кочевники народ мирный и жечь на кострах своих религиозных оппонентов им никогда не пришло бы в голову. Тем более, что развести огонь в тундре – дело трудное, особенно в связи с хронической нехваткой дров.

Что же касается самого Тамбея, то населен он разного рода переселенцами из всех уголков необъятной России, которые на заре советской власти должны были тут что-то строить. Однако к сегодняшнему дню об этих стройках все давно забыли, так как всегда были озабоченны лишь одним – как выжить на этой суровой земле.

Кстати, один мудрец, с известной долей цинизма, определил три способа жизни городов и людей. Он назвал их: проживание, выживание и доживание. Понятно, что два последние способа далеко не самые лучшие, однако существование Тамбея можно отнести именно к ним. Поэтому вид его уныл и печален. Печальны пустынные улицы без единого дерева, серые дома без всяких архитектурных излишеств, вечно засыпанная снегом площадь у горисполкома и дымящие трубы многочисленных кочегарок, пока еще поддерживающих жизнь в этом доживающим свой век деревянном организме.

Однако, по иронии судьбы, именно в таких богом забытых местах иногда случаются весьма странные истории. Одна из них и произошла нет так давно в Тамбее. Правда свидетелей проишедшему нет, потому что описанные события имели место глубокой ночью, на одной из темных заснеженных улиц. А по ночам жители Тамбея обычно спят. В отличии от Мокао или Бомбея, ночная жизнь здесь отсутствует полностью по причине собачьего холода из за которого и днем-то на улицу выходить не хочется, а ночью и подавно. Поэтому по ночным улицам Тамбея обычно гуляет лишь холодный северо-восточный ветер, дующий с покрытого льдом пролива, под названием Обская губа.

Так вот, однажды с субботы на воскресенье кромешную тьму ночной улицы, ведущей к городской больнице, разорвали синие вспышки мигалки скорой помощи и через несколько минут на больничный двор, страшно завывая сиреной, влетел белый заснеженный рафик. Он прошел широким юзом по глубокому снегу и застыл у больничных дверей. Из остановившейся машины опрометью выскочила докторша в тулупе и шапке-ушанке и стала отчаянно стучаться в закрытые двери. Через несколько секунд двери отворились, две фигуры в белых халатах выкатили оттуда железную громыхающую каталку, погрузили на нее неподвижное тело, лежавшее в машине и повезли его по обшарпанным больничным коридорам на реанимацию.

– В театральный не поступила, – сокрушенно сказала докторша скорой помощи передовая тело молодому, но очень серьезному реаниматологу, – В Петрозаводск два раза поступать ездила, да все бестолку. Три упаковки элениума приняла.

– Промывание желудка делали? – спросил реаниматолог, устало глядя на пустое лицо самоубийцы.

– Делали, – ответила скорая помощь – Только ничего там уже нет. Все давно всосалось.

2

Как известно истории болезни пишутся для прокурора. Поэтому к первой странице истории болезни гр. Носковой Елены 20-ти лет, доставленной этой ночью в тамбейскую больницу, ржавой канцелярской скрепкой была приколота записка следующего содержания:

«Не ищите виноватых в моей смерти. Не будьте идиотами. Виноваты вы все. Я никому не нужна и мне никто не нужен. Была одна мечта, да и та рассыпалась. Вообще, зачем люди строят такие города, где нельзя жить? Кто придумал этот несчастный Тамбей?

P.S. Если найдёте меня еще живой, не трогайте. Не ваше дело. Оставьте меня в покое.»

Носкова

В четыре часа утра у Лены Носковой остановилось сердце.

Мерно, как на заводе загудел аппарат искусственного дыхания. На механически вздымаемую грудь распростертого голого тела упал яркий луч хирургической лампы.

– Дефибрилятор, – сказал медсестре дежурный реаниматолог.

Та нажала красную кнопку на большом никелированном ящике, стоявшим рядом с реанимационным столом. Страшный, бьющий током прибор, проснулся и ожил. Доктор взял черный эбонитовый электрод.

– Сколько? – спросила медсестра

– По максимуму. Пять тысяч вольт.

Медсестра молча повернула несколько ручек. Стрелки на циферблатах взволнованно забегали.

– Давай, – спокойно сказал доктор, ставя электрод на грудь. Медсестра нажала кнопку. Раздался глухой удар. Мертвое тело выгнулось, словно электрическая дуга.

– Ещё.

На пустом белом лице оскалилась механическая улыбка.

– Еще.

Синие пальцы мертвеца железной хваткой вцепились в простыню.

– Все. Достаточно. Сердце пошло.

Утром, после смены доктор старался не смотреть в лица родственников. Только выдавил из себя:

– Не знаю. Все что можем, делаем. Если продержится следующие сутки, шансов будет больше. Нет, ваша кровь не нужна.

3

Следующая ночь была с воскресенья на понедельник. Лена Носкова никем не замеченная вышла из больницы на улицу и голая уселась на снег. В высоком северном небе над её головой мерцали россыпи звезд. На белом диске луны виднелись далекие горы. Рядом светились больничные окна. В трубе деревянного дома напротив противно выл ветер. В темноту уходила улица полярника Дудко, замерзшего в тридцатые годы на Северном полюсе.

Через некоторое время из-за дома с трубой вышел человек в белом халате. Лена узнала его, хотя никогда раньше не видела. Это был доктор, который принимал ее в больнице.

– А что это ты здесь делаешь? – удивленно спросил доктор, глядя на Лену.

– Дышу, – ответила она – Мне там душно.

– Ну проветрись, – кивнул доктор, подходя ближе.

– Только вы не смотрите на меня, – сказала Лена – Вы же видите, я совсем голая.

– Вижу, – ответил доктор – Только это не имеет никакого значения.

– Почему это не имеет? – возмущенно спросила Лена.

– Потому что не только голая, но и совсем прозрачная, – сказал он, глядя на нее строгим врачебным взглядом.

– Да? – удивилась Лена и подняла руку. Сквозь очертания её руки лунные горы были видны еще отчетливей. – Наверное, я умерла, – сказала она удовлетворенно.