Химеры. Легион иных - Роман Казимирский

Роман Казимирский

Химеры. Легион иных

Глава 1

Сегодня все так однозначно и предсказуемо, что иногда хочется запереться в уборной, свернуться в позу зародыша и выть, стараясь ни о чем не думать. Только делать это нужно тихо, чтобы никто не услышал. Чтобы выйти потом, умывшись и почистив зубы – и весь такой жизнерадостный и красивый. У тебя новый галстук? Стильно, стильно. Мм, и последняя модель чего-нибудь? Стильно, стильно. Уу, где такую стрижку сделал? Прям как у тогокоторыйтам. Стильно, сти… Думаешь: вот раньше, наверное, было все совершенно иначе. Мечтательно закрываешь глаза и оказываешься при дворе какого-нибудь Людовика – даже не важно, какого именно по счету. Средний или поздний Ренессанс. И вот подходит к тебе твой придворный коллега и со знанием дела так говорит: ну, классно ты брови выщипал, будто их и не было никогда! Шарман, манифик. Ах, какая пудра – лицо прямо светится! Шарман, манифик… А ты стоишь и думаешь: м-да, вот бы вернуть рыцарские поединки и всю эту брутальную возню – там-то точно не было всей этой мишуры, набившей оскомину. Размахиваешь мечом, рубишь сплеча, дамы пищат от восторга, соперники с завистью смотрят на твоего коня, вздымающиеся бока которого блестят от пота, король как бы между прочим жалует тебе пару лесов с кучкой крестьян, чтобы можно было охотиться в свободное от турниров время. Ну, красота же! Подходит к тебе твой соперник – тот самый, которого ты уже успел так героически победить на глазах у всех, смачно пердит и, сплевывая перед собой, заявляет: граф, заклепки на твоей кольчуге – ну, ващще! И так хорошо тебе становится, потому что понимаешь: ты ничем не хуже своего отца, хотя он, возможно, считает иначе – и забрало на твоем шлеме не той формы, и бороду слишком короткую носишь, и жену выбрал из этих проклятых бриттов, из-за которых он когда-то потерял большой палец на правой ноге. Да ладно тебе, пап, сейчас так модно одеваться, а борода у меня не такая густая, как у тебя, если я ее отращиваю, она смешно смотрится и щекочет. А жена… Зато посмотри, какой у нее дивный зад! Ох, уж это вечное стремление следующего поколения доказать предыдущему, что оно способно продолжить традиции и имеет право носить родовую фамилию. Мама-кошка учит своих котят вылизываться и закапывать дерьмо, и так было и будет всегда. Степные кошки фелис сильвестис вылизывались и закапывали. Египетские обожествляемые – вылизывались, как миленькие, и закапывали, как самые обычные, в песочек. Черные европейские прежде, чем отправиться на костер как приспешники Сатаны, точно так же вылизывались и закапывали, оскорбляя тем самым князя тьмы и пугая богобоязненных горожан. А уж кот Алексея Михайловича, батюшки Петра Алексеевича, так вылизывался и закапывал, что его за особое мастерство обессмертили в искусстве. Мой кот тоже вылизывается – и закапывает в паркет. Что случится, если животных лишить генетической памяти? А человека? Сколько всего незакопанного окажется на поверхности, страшно представить.

Раз на раз не приходится – только что вот цапля проглотила лягушку без труда (они их жуют или просто глотают? – а если просто глотают, то лягушка заживо, что ли, переваривается?), а в следующий раз лягушке взбредет в голову расставить лапки. И расставит ведь – больше из вредности и любопытства, нежели из чувства самосохранения. И сдохнет цапля к чертям, и останутся цаплятки без мамки или папки. Жалко и цапляток, и лягушат. Вот такая трагедийность бытия. Где заканчивается справедливость и начинается реальность? Примерно с такими мыслями я подошел к рубежу, когда впервые начинаешь задумываться о возможности бессмертия для себя родимого. Хочу ли я? Безусловно – грустно покачивая головой и понимая, что хотеть не вредно. Кто отказался бы от шанса избежать участи быть оплаканным, отмеченным на поминках и благополучно забытым родственниками, большую часть которых ты видел пару раз за всю свою жизнь? Сколько замечательных гипотез мы придумали для того, чтобы не было слишком обидно перед прыжком в неизвестное. Реинкарнация в кузнечиков, загробная жизнь с совершенно бессмысленным количеством девственниц, которые достанутся тем, кто вылизывался и закапывал лучше других, параллельные миры, в которых жрешь фаст-фуд и не толстеешь – мечта! Чтобы подчеркнуть глубокий смысл и особую важность наших церемоний, мы потрясаем кубышками с дымящимися благовониями, бреем головы, встречаем солнце затылком и провожаем его задом – и очень сильно сердимся, когда кто-то не разделяет нашей веры в то, что именно так и нужно заслуживать облачко под ногами и бесконечные вкусняшки на завтрак, обед и ужин. Ведь никто не может со стопроцентной вероятностью сказать, есть ли жизнь после смерти, но надеяться так хочется. А если ее нет, то было бы крайне неприятно провалиться в черную дыру, которую и черной-то назвать затруднительно – ведь у пустоты нет цвета. Впрочем, и неприятно от этой бесцветности не будет, потому что ничего уже не будет. И даже разозлиться по этому поводу не получится. Ведь злиться будет некому и нечем. Да, я бы определенно хотел жить вечно. Пусть плохо и голодно, пусть в грязи, но – вечно. Это волшебное слово дарит возможность быть ничем или никем сколь угодно долго, потому что в любой момент можно все изменить. И совершенно не важно, что это никогда не случится. Главное – гипотетическая вероятность. Это ведь так просто. Купил новую пару обуви – красный цвет не в тренде, желтый правит вселенной – и ты уже другой. Смени работу, квартиру, машину, любовницу – видишь, сколько изменений сразу! Перейди улицу в неположенном месте, почувствуй драйв. Опубликуй нетленку за свой счет, останься в истории. И фото всего, что попадет в объектив твоей новой умной камеры, это обязательно. Щелк, щелк. Стильно.

Я хочу жить вечно. Но только с тем условием, чтобы моя семья осталась вместе со мной. А что? Нормальное желание. Мои котята достигнут расцвета и заморозятся в этом состоянии такими навсегда. Вылизываться и закапывать, вылизываться и закапывать. Я никогда не превращусь в бородавочного Вечного Старика с перманентно седыми волосами, торчащими из ушей и носа. И моя жена не будет бряцать вставной челюстью и на ночь класть ее в стакан с водой. Друзья – без них никак. Сложно пережить вечность исключительно в семейном кругу, даже если на столе всегда стоит миска с похлебкой, а во дворе припаркована новенькая повозка, которая при движении почти не скрипит. Правда, родственниками друзей и друзьями родственников придется пожертвовать – тут уже и до перенаселения недалеко. Да и как быть с детьми? Ведь они должны унаследовать дар своих родителей – жить всегда и вопреки всему. Или не должны? Все это очень сложно. Наверное, в процесс должна вмешаться природа. Вполне, на мой взгляд, приемлемый вариант. Ведь получалось у нее до сих пор контролировать нас, то устраивая некий локальный потоп, которым нас пугают до сих пор вопреки всем физическим законам, то заливая лавой и засыпая пеплом самых буйных и успешных, то сталкивая лбами наиболее расплодившихся, чтобы они покрошили друг друга в мясо.

Те, кому не суждено пополнить ряды бессмертных, проживут отпущенный им срок и отправятся выяснять, есть ли жизнь за чертой. Жаль, что они потом не смогут нам рассказать о том, что увидели – а было бы так интересно. Мы пожелаем им удачи в этом нелегком деле. Конечно, оплачем, помянем, установим надгробные плиты – некоторые из нас будут долго хранить семейные реликвии. Вот этим ножом, сынок, твой прадед отрезал ухо Мердоку за то, что тот украл у него поросенка. Потом, правда, поросенок нашелся, но его все равно пришлось подарить тому же Мердоку, чтобы тот не обижался, так что все обошлось. Смешно, правда? А может, и не было ничего такого. Все равно хорошая история. Жаль, что скоро все пройдет и забудется. Жизнь захлестнет нас новыми ощущениями, на фоне которых ухо померкнет, а поросенок превратится в сочную котлету, политую соусом и накрытую мягкой булкой с такими маленькими семечками, которые застревают в зубах. И самым свежим и острым воспоминанием останется чувство свободы – от потребности торопиться и постоянно оглядываться в вечных поисках того, что мы могли бы пропустить. Пропустили – да и черт с ним. Пусть подбирает тот, кому это нужно. А мы нарожаем себе новых котят и станем с умилением наблюдать за тем, как они копошатся в наполнителе – и закапывают, закапывают. Тьфу.

Нас мало, но в наших карманах достаточно времени, чтобы недостаток количества компенсировался избытком качества. Через некоторое время избранные разбегутся по всему миру, как тараканы из герметически закрытого контейнера, в котором обнаружилась щелочка. Производственный брак, как и большинство самых важных открытий человечества, произошел случайно и вызвал катаклизм вечной жизни – без утомительной борьбы за право пополнить генофонд своим потомством, чтобы потом до конца своих дней оберегать его от попыток более успешных и ловких особей оставить свой след в чужом гнезде. Многие из нас вовсе затеряются оттого, что потеряют смысл существования. Возможно, они и сейчас лежат где-нибудь на песчаных пляжах и от нечего делать лепят куличики. Какая разница? Мы никогда не узнаем о том, что с ними сталось. Хотя «никогда» в нашем случае – слишком сильное слово.