Из книги Русская элегия XVIII-начала XX века - Евгений Баратынский

Баратынский Евгений

Из книги 'Русская элегия XVIII-начала XX века'

Е.А.Баратынский

Из книги "Русская элегия XVIII-начала XX века"

x x x Тебе на память в книге сей Стихи пишу я с думой смутной. Увы! в обители твоей Я, может статься, гость минутный! С изнемогающей душой, На неизвестную разлуку Не раз трепещущей рукой Друзьям своим сжимал я руку. Ты помнишь милую страну, Где жизнь и радость мы узнали, Где зрели первую весну, Где первой страстию пылали? Покинул я предел родной! Так и с тобою, друг мой милый, Здесь проведу я день, другой, И, как узнать? в стране чужой Окончу я мой век унылый. А ты прибудешь в дом отцов, А ты узришь поля родные И прошлых счастливых годов Вспомянешь были золотые. Но где товарищ, где поэт, Тобой с младенчества любимый? Он совершил любви завет, Судьбы, враждебной с юных лет И до конца непримиримой! Когда ж стихи мои найдешь, Где складу нет, но чувство живо, Ты их задумчиво прочтешь. Глаза потупишь молчаливо... И тихо лист перевернешь. 1819

x x x Он близок, близок день свиданья, Тебя, мой друг, увижу я! Скажи: восторгом ожиданья Что ж не трепещет грудь моя? Не мне роптать; но дни печали, Быть может, поздно миновали: С тоской на радость я гляжу,Не для меня ее сиянье, И я напрасно упованье В больной душе моей бужу. Судьбы ласкающей улыбкой Я наслаждаюсь не вполне: Все мнится, счастлив я ошибкой И не к лицу веселье мне. 1820

x x x Расстались мы; на миг очарованьем, На краткий миг была мне жизнь моя; Словам любви внимать не буду я, Не буду я дышать любви дыханьем! Я все имел, лишился вдруг всего; Лишь начал сон... исчезло сновиденье! Одно теперь унылое смущенье Осталось мне от счастья моего. 1820

x x x Поверь, мой милый друг, страданье нужно нам: Не испытав его, нельзя понять и счастья,Живой источник сладострастья Дарован в нем его сынам. Одни ли радости отрадны и прелестны? Одно ль веселье веселит? Бездейственность души счастливцев тяготит; Им силы жизни неизвестны. Не нам завидовать ленивым чувствам их: Что в дружбе ветреной, в любви однообразной И в ощущениях слепых Души рассеянной и праздной? Счастливцы мнимые, способны ль вы понять Участья нежного сердечную услугу? Способны ль чувствовать, как сладко поверять Печаль души своей внимательному другу? Способны ль чувствовать, как дорог верный друг? Но кто постигнут роком гневным, Чью душу тяготит мучительный недуг, Тот дорожит врачом душевным. Что, что дает любовь веселым шалунам? Забаву легкую, минутное забвенье; В ней благо лучшее дано богами нам И нужд живейших утоленье! Как будет сладко, милый мой, Поверить нежности чувствительной подруги, Скажу ль? Все раны, все недуги, Все расслабление души твоей больной; Забыв и свет, и рок суровый, Желанья смутные в одно желанье слить И на устах ее, в ее дыханье пить Целебный воздух жизни новой! Хвала всевидящим богам! Пусть мнимым счастием для света мы убоги, Счастливцы нас бедней, и праведные боги Им дали чувственность, а чувство дали нам. 1820

ВЕСНА Мечты волшебные, вы скрылись от очей! Сбылися времени угрозы! Хладеет в сердце жизнь, и юности моей Поблекли утренние розы! Благоуханный Май воскреснул на лугах, И пробудилась Филомела, И Флора милая, на радужных крылах, К нам обновленная слетела. Вотще! Не для меня долины и леса Одушевились красотою, и светлой радостью сияют небеса! Я вяну,- вянет все со мною! О, где вы, призраки невозвратимых лет, Богатство жизни - вера в счастье? Где ты, младого дня пленительный рассвет? Где ты, живое сладострастье? В дыхании весны все жизнь младую пьет И негу тайного желанья! Все дышит радостью и, мнится, с кем-то ждет Обетованного свиданья! Лишь я как будто чужд природе и весне: Часы крылатые мелькают, Но радости принесть они не могут мне И, мнится, мимо пролетают. 1820

ФИНЛЯНДИЯ В свои расселины вы приняли певца, Граниты финские, граниты вековые, Земли ледяного венца Богатыри сторожевые. Он с лирой между вас. Поклон его, поклон Громадам, миру современным; Подобно им, да будет он Во все годины неизменным! Как все вокруг меня пленяет чудно взор! Там необъятными водами Слилося море с небесами; Тут с каменной горы к нему дремучий бор Сошел тяжелыми стопами, Сошел - и смотрится в зерцале гладких нод! Уж поздно, день погас: но ясен неба спол, На скалы финские без мрака ночь нисходит, И только что себе в убор Алмазных звезд ненужный хор На небосклон она выводит! И отечество Одиновых детей, Грозы народов отдаленных! Так вот колыбель их беспокойных дней, Разбоям громким посвященных! Умолк призывный щит, не слышен скальда глас, Воспламененный дуб угас, Развеял буйный ветр торжественные клики; Сыны не ведают о подвигах отцов, И в дольном прахе их богов Лежат низверженные лики! И все вокруг меня в глубокой тишине! О вы, носившие от брега к брегу бои, Куда вы скрылися, полиочные герои? Ваш след исчез в родной стране. Вы ль, на скалы ее вперив скорбящи очи, Плывете в облаках туманною толпой? Вы ль? Дайте мне ответ, услышьте голос мой, Зовущий к вам среди молчанья ночи. Сыны могучие сих грозных вечных скал! Как отделились вы от каменной отчизны? Зачем печальны вы? Зачем я прочитал На лицах сумрачных улыбку укоризны? И вы сокрылися в обители теней! И ваши имена не пощадило время! Что ж наши подвиги, что слава наших дней, Что наше ветреное племя? О, все своей чредой исчезнет в бездне лет! Для всех один закон, закон уничтоженья, Во всем мне слышится таинственный привет Обетованного забвенья! Но я, в безвестности, для жизни жизнь любя, Я, беззаботливый душою, Вострепещу ль перед судьбою? Не вечный для времен, я вечен для себя: Не одному ль воображенью Гроза их что-то говорит? Мгновенье мне принадлежит, Как я принадлежу мгновенью! Что нужды до былых иль будущих племен? Я не для них бренчу незвонкими струнами, Я, невпимаемый, довольно награжден За звуки звуками, а за мечты мечтами. 1820

ЭЛИЗИЙСКИЕ ПОЛЯ Бежит неверное здоровье, И каждый час готовлюсь я Свершить последнее условье, Закон последний бытия; Ты не спасешь меня, Киприда! Пробьют урочные часы, И низойдет к брегам Аида Певец веселья и красы. Простите, ветреные други, С кем беззаботно в жизни сей Делил я шумные досуги Разгульной юности моей! Я не страшуся новоселья; Где б ни жил я, мне все равно: Там тоже славить от безделья Я стану дружбу и вино. Не изменясь в подземном мире. И там на шаловливой лире Превозносить я буду вновь Покойной Дафне и Темире Неприхотливую любовь. О Дельвиг! слезы мне не нужны; Верь, в закоцитной стороне Прием радушный будет мне: Со мною музы были дружны! Там, в очарованной тени, Где благоденствуют поэты, Прочту Катуллу и Парни Мои небрежные куплеты, И улыбнутся мне они. Когда из таинственной сени, От темных Орковых полей, Здесь навещать своих друзей Порою могут наши тени. Я навещу, о други, вас, Сыны забавы и веселья! Когда для шумного похмелья Вы соберетесь в праздный час, Приду я с вами Вакха славить; А к вам молитва об одном: Прибор покойнику оставить Не позабудьте за столом. Меж тем за тайными брегами Друзей вина, друзей пиров, Веселых, добрых мертвецов Я подружу заочно с вами. И вам, чрез день или другой, Закон губительный Зевеса Велит покинуть мир земной; Мы встретим вас у врат Айдеса Знакомой дружеской толпой; Наполним радостные чаши, Хвала свиданью возгремит, И огласят приветы наши Весь необъемлемый Аид! 1820 или 1821

x x x Пора покинуть, милый друг, Знамена ветреной Киприды И неизбежные обиды Предупредить, пока досуг. Чьих ожидать увещеваний! Мы лишены старинных нрав На своеволие забав, На своеволие желаний. Уж отлетает век младой, Уж сердце опытнее стало: Теперь ни в чем, любезный мой, Нам исступленье не пристало! Оставим юным шалунам Слепую жажду сладострастья, Не упоения, а счастья Искать для сердца должно нам. Пресытясь буйным наслажденьем, Пресытясь ласками цирцей, Шепчу я часто с умиленьем В тоске задумчивой моей: Нельзя ль найти любви надежной? Нельзя ль найти подруги нежной, С кем мог бы в счастливой глуши Предаться неге безмятежной И чистым радостям души, В чье неизменное участье Беспечно веровал бы я, Случится ль ведро иль ненастье На перепутье бытия? Где ж обреченная судьбою? На чьей груди я успокою Свою усталую главу? Или с волненьем и тоскою Ее напрасно я зову? Или в печали одинокой Я проведу остаток дней, И тихий свет ее очей Не озарит их тьмы глубокой, Не озарит души моей!.. 1821

x x x Рассеивает грусть пиров веселый шум. Вчера, за чашей круговою, Средь братьев полковых, в ней утопив мой ум, Хотел воскреснуть я душою. Туман полуночный на холмы возлегал; Шатры над озером дремали, Лишь мы не знали сна - и пенистый бокал С весельем буйным осушали. Но что же? Вне себя я тщетно жить хотел: Вино и Вакха мы хвалили, Но я безрадостно с друзьями радость пел: Восторги их мне чужды были. Того не приобресть, что сердцем не дано. Рок злобный к нам ревниво злобен, Одну печаль свою, уныние одно Унылый чувствовать способен. 1821

x x x Я возвращуся к вам, поля моих отцов. Дубравы мирные, священный сердцу кров! Я возвращуся к вам, домашние иконы! Пускай другие чтут приличия законы, Пускай другие чтут ревнивый суд невежд; Свободный наконец от суетных надежд, От беспокойных снов, от ветреных желаний, Испив безвременно всю чашу испытаний, Не призрак счастия, но счастье нужно мне. Усталый труженик, спешу к родной стране Заснуть желанным сном под кровлею родимой. О дом отеческий! О край, всегда любимый! Родные небеса! незвучный голос мой В стихах задумчивых вас пел в стране чужой,Вы мне повеете спокойствием и счастьем. Как в пристани пловец, испытанный ненастьем, С улыбкой слушает, над бездною воссев, И бури грозный свист, и волн мятежный рев,Так, небо не моля о почестях и злате, Спокойный домосед в моей безвестной хате, Укрывшись от толпы взыскательных судей, В кругу друзей своих, в кругу семьи своей, Я буду издали глядеть на бури света. Нет, нет, не отменю священного обета! Пускай летит к шатрам бестрепетный герой; Пускай кровавых битв любовник молодой С волненьем учится, губя часы златые, Науке размерять окопы боевые Я с детства полюбил сладчайшие труды. Прилежный, мирный плуг, взрывающий бразды, Почтеннее меча,- полезный в скромной доле, Хочу возделывать отеческое поле. Оратай, ветхих дней достигший над сохой, В заботах сладостных наставник будет мой; Мне дряхлого отца сыны трудолюбивы Помогут утучнять наследственные нивы. А ты, мой старый друг, мой верный доброхот, Усердный пестун мой, ты, первый огород На отческих полях разведший в дни былые! Ты поведешь меня в сады свои густые, Деревьев и цветов расскажешь имена; Я сам, когда с небес роскошная весна Повеет негою воскреснувшей природе, С тяжелым заступом явлюся в огороде,Приду с тобой садить коренья и цветы. О подвиг благостный! не тщетен будешь ты: Богиня пажитей признательней фортуны! Для них безвестный век, для них свирель и струны; Они доступны всем и мне легкий труд Плодами сочными обильно воздадут. От гряд и заступа спешу к полям и плугу; А там, где ручеек по бархатному лугу Катит задумчиво пустынные струи, В весенний ясный день я сам, друзья мои, У брега насажу лесок уединенный, И липу свежую, и тополь серебренный,В тени их отдохнет мой правнук молодой; Там дружба некогда сокроет пепел мой И вместо мрамора положит на гробницу И мирный заступ мой, и мирную цевницу. 1821