Глаша - Анатолий Азольский

Анатолий Азольский

Глаша

1

Солнце давно уже оставило Мурманск, позабыв о нем до весны и погрузив самый северный город в глухую полярную ночь, но люди жили и работали, заведенные суточными ритмами земной жизни; магазины открывались по утрам, тогда же распахивались двери контор и заводских проходных, окна ресторанов зажигались под полдень, толкотня у «Арктики» только вечером, и осыпаемая снегом одинокая девушка ждала кого-то у ресторана, варежкой сбрасывая лепящийся к ней снег. Не так-то уж холодно для мурманчан, всего семнадцать градусов (ниже нуля, разумеется), упрямый ветерок не царапал глаза острыми колючими снежинками; волосы девушки прикрыты платком, шапка утепляла голову; и платок (оренбургский), и шапка (пыжиковая), и шубка, казавшаяся в сиренево-неоновом свете фонаря норковой (а возможно, она такой и была), подсказали проходившему мимо Пете Анисимову, что девушка — не местная, чуть ли не столичная, и что ее не посадишь за ресторанный столик, не потянешь в такси, не прельстишь уютным уголком частной квартиры с приглушенным освещением, — такую власть излучала незнакомка, такую доступную недосягаемость. У Пети, кстати, и в мыслях не было заходить в «Арктику», в Мурманск он попал случайно, возвращаясь из командировки, и рвался на свой эсминец, в бухту Ваенга, которая не так-то уж близко, но и не так уж далеко, чтоб спешить, и Петя, уже оставив девушку за спиной, дал, выражаясь по-морскому, задний ход, развернулся и еще раз глянул на невесть откуда слетевшее чудо. Не поклонение красавцев мужчин воздвигло перед девушкой невидимый барьер, перепрыгнуть через который достойны не многие, не красота или ум, а нечто иное, чего ему, Пете, никогда не преодолеть…

И поэтому надо, рискуя получить по морде, рваться вперед!

И — рискнул! Рванул! Осмелился! Потому что родом был из Костромы, а парни тамошние — не нагловатые, но взбалмошные и заглядывать под юбку умеют. Смело взирая на чудо снизу вверх (неприступная девушка была на голову выше его), он сказал, что в таком легком пальтишке Снегурочка запросто простудится, так не зайти ли в помещение, где кроме батарей парового отопления есть еще и горячительные, противогриппозные напитки? На роль Деда Мороза он не претендует, добавил Петя, зная о своей неказистости, однако же тем не менее, строго говоря, между прочим… И понес галиматью с военно-морским уклоном, на что девушка ответила взглядом на часики, выпростав из-под шубенки кисть, и произнесла с удивительной простотой:

— Вообще говоря, выпить не мешало бы…

Зашли в почти безлюдную «Арктику», выпили — хорошо выпили! Прекрасная незнакомка честно представилась московской студенткой Глашей, решившей покататься по стране в каникулы. Петя чинно проводил ее до гостиницы и пожелал счастливого отпуска, а что касается школьного одноклассника, к ресторану не подошедшего, так он ведь с крейсеров, а те на внешнем рейде, и увольнения с них отменены: штормовое предупреждение!

К ветрам, от которых поскрипывали ребра, Анисимов привык и бодренько зашагал к автобусу. Тем встреча и кончилась, даже знакомством не назовешь мимолетный треп под графинчик, студентка укатила в Москву, позабыв про Петю, а тот временами недоуменно спрашивал себя: ну зачем полез знакомиться, с такой не переспишь, а для повышения культурного уровня есть книги, есть девицы в родной Костроме, где он побывал вскоре, в феврале, получив отпуск, и женский пол на родине был попригожее ресторанной знакомой.

Но не забывалась московская студентка, не забывалась! Как бело-красно-голубая норвежская яхта, прошлогодним июльским полуднем повстречавшаяся в море. Была редкая для Баренцева моря тишь, Петя нес вахту на мостике, наставил бинокль, любовался обводами яхты, туго натянутыми парусами. «Желаю счастливого плавания», — поднялись на прекрасной незнакомке флаги международного свода сигналов. Петя на правах вахтенного хотел отблагодарить, но командир сипло рявкнул: «Отставить!»

2

Второй раз такая приписанная к Тромсё яхта уже не встретится, и опечаленный Петя продолжил службу, не ведая, какой шторм поднялся им и Глашей в душе сидевшего в «Арктике» капитана 2 ранга Хворостина, который десятью минутами раньше Пети замедлил шаг у ресторана, а затем и приостановился, увидев, как хороша осыпанная снегом гостья Мурманска, — замер на секунду, чтобы горько и сожалеюще вздохнуть: эх, лет бы десяточек скинуть да звание понизить до капитан-лейтенанта хотя бы… Никто не скинет уже, — так безжалостно подумалось, — зато понизиться можно, совершив нечто умопомрачительно мерзкое, антипартийное, неуставное и глубоко аморальное, то есть то, на что капитан 2 ранга Хворостин не был способен ни при каких обстоятельствах, и, полюбовавшись заснеженной девушкой, вошел-таки в ресторан, который в планах его на сегодня не значился, в пустом зале выбрал столик, заказал обед, закуску и водку. Предлог для выпивки был всегда и будет, одна добрая чарка посвящена была незнакомке под фонарем, а вторая — успеху той миссии, ради которой и прибыл в Мурманск Николай Михайлович Хворостин, именующийся в документах примерно так: представитель Генерального штаба Вооруженных Сил, коему следует оказывать всяческое содействие при отборе кандидатов для поступления в Военно-дипломатическую академию. Всяческое! Оказывать! — потому что не любили на Северном флоте (как и на Черноморском, как и на Тихоокеанском) академию эту. Флагманский минер однажды заорал на своего помощника (по приборам управления): «В академию сошлю! Садовником при посольстве будешь!» А при посольствах бывшие морские офицеры, краса и гордость Вооруженных Сил СССР, и шоферами служили, и швейцарами у ворот стояли (без бород, правда). Таковыми они значились при оформлении виз, на самом же деле служили помощниками военно-морских атташе, а потом и самими атташе, и не тупое восточное коварство меняло их личины, а практика всех разведок, запутавшихся в обманах и самообманах. Полтора месяца назад капитан 2-го ранга уже побывал на Северном флоте, с горечью убедился: не тех кандидатов ищем и не там! Лучшие офицеры справедливо полагали: от добра добра не ищут. Впереди у них — классы подготовки, командование кораблями, море, к которому они привязаны, как крестьяне к пашне. В академию приходилось поэтому отбирать середнячков, для которых Главное разведуправление (ГРУ) — единственный, пожалуй, выход из того стеснительного положения, в котором оказывался весь Военно-морской флот с избытком командного состава. Тогда, в прошлый приезд, представителю Генштаба вроде бы повезло, очень ему понравился, среди десятка других, минер, командир БЧ-3 одного эсминца, общительный, обаятельный парень. Рост, внешность, анкетные данные — все при нем, все радовало глаз, кандидатура тем более верная и безотказная, что отец парня — адмирал в Главном штабе. Но глянул он на жену будущего атташе — и сомнения всколыхнулись, обоснованные, потому что был капитан 2 ранга знатоком женщин, одно время только ему поручали допросы представительниц прекрасного пола, и не раз ошеломляющие начальство показания дам подтверждали предварительный диагноз. Тогда, полтора месяца назад, отложил он личное дело общительного минера, сказал особисту: «Не пойдет…» — и не мог не заметить, как понимающе и обрадованно кивнул тот. Прибыл же в Москву, а там обаятельный минер получил уже — не без помощи отца — благословение Лубянки, благоволение академии и благосклонность самого ГРУ. Капитан 2 ранга заартачился: нет! И после длительной перепалки послан был вновь на Северный флот с жестким условием: либо он похеривает свое «нет», либо привозит материалы, намертво уличающие кандидата. За неделю особисты бригады материалы эти предоставили. Эсминец, где служил минер, еще не отваливал от стенки, уходя в поход, а жена командира БЧ-3 звонила подруге, и часом спустя к уже накрытому столу пригребали лейтенанты, не занятые морем, через неделю уступая место товарищам повнушительнее. Кое-какие фотоснимки предъявлены были москвичу, особисты были чрезвычайно обрадованы тем, что труды их не пропали даром и будут оценены. Всплыло обстоятельство, повергшее много чего повидавших особистов в оцепенение: супруга означенного минера частенько наезжала в Москву, жила на квартире вдового отца мужа, и адмирал (правда, в штатском) омолаживал себя, появляясь с нею в ресторанах… По крохам набранные сведения о супруге фельдъегерской почтой уже ушли в ГРУ, ночью капитан 2 ранга улетал в столицу, и некоторое торжество его омрачалось тем, что кого-то надо было включить вместо рогоносца в список кандидатов. А подходящего человека не было. Просмотрены личные дела всех офицеров, подпадающих под условия приема в академию, и вывод неутешительный. Конечно, не все кандидаты будут зачислены, отсеется треть. Но цифры жесткие: в мае столько-то офицеров должны прибыть в Москву для сдачи вступительных экзаменов. Еще есть время до весны пройтись по всем каютам всех кораблей и разглядеть в каком-либо заурядном артиллеристе будущего аса вербовки, ни с кем не сравненного аналитика, мужчину, который вотрется в высший свет страны пребывания, и одно знакомство его с женой министра сразу насторожит все службы безопасности и взбаламутит воду, где плавают полезные для СССР рыбешки.