В Ставке Верховного Главнокомандующего - Александр Бубнов

В Ставке Верховного Главнокомандующего

А.Д. Бубнов

В Царской Ставке

Ординарный профессор югославской Морской академии контр-адмирал русской службы Александр Дмитриевич Бубнов доживал свой век в заштатном словенском городке Краньи, подобно многим его соотечественникам вдали от берегов Отечества. Там он и умер в 1963 г., когда мир вокруг него успел измениться до неузнаваемости.

Отгремела 2-я мировая война, была перекроена карта Европы, а в самой Югославии власть уже давно перешла из королевских рук в руки парламентариев «народно-демократического» правительства коммуниста Иосипа Броз Тито.

За годы, что пришлось прожить в этой балканской стране, адмирал успел вложить немало сил в подготовку и воспитание морских офицеров приютившего многие тысячи русских беженцев гостеприимного государства и в конце жизни пребывал на заслуженном отдыхе.

Он хотел написать воспоминания о себе, ибо у него было, о чем поведать любопытным потомкам. Чего только стоило описание учебы в петербургском Морском корпусе, откуда он вместе со сверстниками-гардемаринами был выпущен в 1902 г., да и этапы блистательной карьеры в российском Императорском флоте, с описанием участия автора в чине мичмана в Русско-японской войне, непременно нашли бы своего читателя. Одна только история о плавании на броненосце «Орел», в составе 2-й Тихоокеанской эскадры адмирала Рожественского и тяжелое ранение молодого мичмана в Цусимском сражении стоила целого романа!

Было чем гордиться автору и на академическом фронте, следствием чего стала его служба в Морском Генеральном штабе и выпуск первой книги в 1911 г. под названием «Высшая тактика»…

Справедливости ради заметим, что сам Александр Дмитриевич Бубнов не был военным теоретиком в прямом смысле этого слова. За краткой «передышкой» в стенах штаба и тиши библиотек, в 1914 г. последовали его новые военные походы, на этот раз на крейсере «Диана», входившем в состав русских военно-морских сил на Балтийском театре военных действий.

Судьба или протекция — неизвестно, что в точности, сыграло решающую вскоре роль в откомандировании молодого флотского офицера с передовой прямо в Ставку Верховного Главнокомандующего, тогда великого князя Николая Николаевича.

Должность начальника морского управления при Ставке, которую получил Бубнов, общепризнанно считалась пиком военной карьеры любого офицера Морского Генерального штаба.

Взлету карьеры Бубнов был обязан своим талантам, и в некоторой степени и стараниям морского министра адмирала И.К. Григоровича. 1915 г. стал переломным в жизни молодого капитана 2-го ранга Александра Бубнова, отведя ему свою роль созерцателя великой истории. Сделавшись невольным свидетелем событий столь эпохального масштаба, в конце жизни Бубнов пришел к выводу, что перед ними померкли бы любые, даже самые яркие биографии частного лица.

Тогда автором было решено посвятить их своей службе в Ставке, а также всем последующим событиям, разворачивавшимся там до самого конца Российской империи в 1917 г.

…Впервые книга эта увидела свет в нью-йоркском русском издательстве имени Чехова более полувека назад, в 1955 г., рукопись ее была выслана туда автором из «социалистической» Югославии с надеждой на скорое опубликование в «свободном мире».

Уверенность автора в том, что его труд окажется непременно опубликованным, основывалась еще и на том, что знаменитое либеральное издательство с удовольствием бралось печатать труды, мягко говоря, далекие от апологетики Государя и вообще Царствующего Дома Романовых. Делалось это отчасти в пику широкой волне русских зарубежных монархических публикаций, отчасти потому, что финансировалось оно людьми далеко не монархических воззрений.

Ожидания автора оправдались.

Либералам российской эмиграции было хорошо известно, что далеко не все, кто по долгу службы находился во время Великой войны (1914–1917) в Ставке, исповедовал монархические принципы, а иные из них в те годы даже бравировали своей оппозицией к Государю. И хотя часть этих людей впоследствии раскаялись в собственном предательстве и легкомыслии, даже спустя годы среди русского зарубежья продолжала оставаться устойчивая группа лиц, часть до самых последних дней, продолжавшая фрондировать собственной изменой в феврале 1917-го. Адмирала, не раздумывая, взялись опубликовать.

Разумеется, в оценке личности Бубнова невозможно безоговорочно утверждать, что он до конца дней своих принадлежал именно к той части эмигрантов, однако на протяжении многих лет считал своим долгом поддерживать репутацию либерала.

В остальном — научный работник Бубнов был далек от праздного суесловия собратьев по мемуарному цеху, и даже в написанных им без должного пиетета воспоминаниях о службе в Ставке стремился соблюсти формальную корректность в описании Государя.

Суховатые по стилю, его очерки жизни Ставки по-прежнему интересны историкам, ибо, к счастью, адмирал Бубнов не страдал графоманией. Завершив свой повествовательный труд, он не продолжил череду «осмыслений» прошлого, посчитав, что сказал в книге достаточно для будущего суда потомков.

Объясняется это еще и тем фактором, что для пустых и бессмысленных литературных упражнений у адмирала просто не было времени. Другие интересы занимали его, и в первую очередь желание восполнить пробел в российской военно-морской науке, образовавшийся в силу объективных обстоятельств за десятилетия после октябрьского переворота.

Словно бы состязаясь с другим крупным теоретиком русской военной эмиграции той поры — генералом Н.Н. Головиным, в течение целого года в парижском «Морском журнале», издававшемся во Франции в 1928–1941 гг., Бубнов опубликовал ряд статей под общим названием «Мысли о воссоздании Русской морской вооруженной силы».

Не удовлетворившись научной публицистикой, в конце 1920-х гг. в Праге Бубнов подготовил к изданию и опубликовал свой труд «Русская морская проблема», а всего четыре года после того в Югославии появилась на свет его трехтомная монография, именуемая «История военно-морского искусства».

В 1937 г. вышла другая книга Бубнова, становившегося все более знаменитым в русском зарубежье военно-морским теоретиком, под названием «Проблемы Босфора», изданная на французском языке, дабы увеличить аудиторию лиц, кому она была адресована.

Работа над подобными фундаментальными трудами требовала строгого научного подхода, неторопливого анализа и взвешенности выводов и не располагала к параллельному сочинению легковесной мемуаристики хотя бы по причине ограниченности автора во времени.