День, как год - Нина Горланова

Горланова Нина & Букур Вячеслав

День, как год

Нина Горланова, Вячеслав Букур

День, как год

Джек приехал в Пермь волонтером - помогать ремонтировать Музей политических репрессий. Но ни до какого Музея не доехал, потому что у него наступило свое.

Коридорная гостиницы уже знала эту западную важность, особую. У русских важность сердитая, кажется, что у несчастного проблемы с кишечником. А у Джека важность летучая, с улыбкой и с вопросом в глазах: ну как вы, как вы тут без меня обходились?

Через час он подхватился, нахлобучил на голову свою берсальеру и спросил с приятным акцентом:

- Могу я поужинать где-нибудь тут?

- Да лучше дальше гостиницы никуда не ходите, - устало сказала дежурная. - Буфеты работают.

Но разве потомок ковбоев стерпит такое топтание на одном месте? Он подумал: центр - он и в Перми центр, не может быть, чтобы рядом с четырехзвездным отелем кишели приключения. Ведь не Гарлем здесь какой-нибудь!

Через час он резко изменил свое мнение, но до этого...

Джек побродил по Компросу, полюбовался подсветкой ЦУМа, зашел в пару забегаловок. Все это время за ним следила пара здоровяков. Они ждали, когда Джек забредет в достаточно темное место, потому что они думали: это лох. А есть такой закон, что лох в конце концов всегда забредает в темное место.

- Он, сука, может в эту гребаную зеркалку зайти! - тревожно говорил один.

- Да, - вторил другой.

Он не любил работать возле зеркального киоска. И не только потому, что там было светло, как днем. В зеркальных стенах все удваивалось - они показывали, что ребята делали с людьми, и говорили: это разбой.

Эти два крепких парня были режиссеры, сценаристы, актеры, оформители и продюсеры своих ночных работ. Любили кайфовать, рассуждая: по их сценариям жертвы становятся умнее, зорче, осторожнее. Ну, конечно, жизнь идет, подрастают новые лохи, работы впереди - не продохнуть! А то, что от их действий солнце каждый раз чуть-чуть тусклее светит, и атомы слабеют и меньше тянутся друг к другу, и в разных участках мира уже кисель... Но эти два тела вообще все по-другому чувствуют: переживают, что с каждым днем все труднее воплощать свои сценарии (ведь все больше лохов покупает машины, и их уже не догнать).

И вот эта тройка - Джек и два здоровяка - дошла до Куйбышевского рынка, где щупальца теней протянулись с подспудными намеками. Джек почему-то остановился. Потом он говорил следователю, что раздумывал, в каком киоске купить сувениры для родителей.

Следователь в больничной палате спрашивал терпеливо:

- Какой может быть сувенир в двенадцать ночи?

Джек неуверенно сверкал рубиновым, залитым кровью глазом:

- Было одиннадцать еще вроде.

Подошли к нему два крепыша и показали два ножа. А во рту у Джека такой вкус, будто он лизнул эти лезвия. И в то же время эти лезвия блестели сонно, говоря: никуда не денешься, все отдашь.

У Джека руки сразу стали холодными и легкими, он сорвал с головы драгоценную берсальеру, выбежал из пиджака. Тот, кто главнее, показал ему скупым жестом, чтобы не суетился, а его подручный быстро обследовал карманы брюк. Джек увидел у него ухо Будды с огромной мочкой. Помощник достал банковские карточки. И Джек только краем сознания сказал карточкам: "Прощайте". Дальше из кармана выплыл паспорт.

И нашего американца вдруг понесло:

- Я приехал помогать. Музей политических репрессий. Чтобы не было политическое насилие.

Это возмутило двух атлетов. Как это так? Выламывается из роли жертвы. Разговаривает! И они применили насилие простое: по-продюсерски быстро стали ударами вгонять Джека в русло роли. Ожог, тупой звук, онемение, металлический вкус во рту...

Джек увидел две луны, и в тот же миг его треснул по затылку тротуар. Внутри Джек был по-прежнему бойкий, но тело его плачевно не соответствовало: расплющенные губы не двигались, и звук получался только: бэ-э-э. И только уши еще исполняли свой долг. Какая-то женщина кричала в сотовый телефон:

- Весь в крови! Без сознания!

О, радость! О, прекрасный визгливый крик! О, русские женщины! О, Россия!

Сколько он ждал амбуланс - не знает, может, даже терял сознание.

Когда в очередной раз выгреб оттуда, куда упорно уплывал, Джек обнаружил, что лежит на каталке в каком-то сарае, который, как он потом выяснил, русские зовут "приемным покоем". К нему подошел измученный человек в халате и закричал:

- Срочно на рентген, а то звездец!

Джек понял, что он не в сериале "Скорая помощь", где цветущий красавец Клуни целомудренно торопит медсестру: "Скорее, мы его теряем!"

Тут же прилетел на колесиках рентген. И Джек заговорил:

- Пятнадцать тысяч долларов - моя страховка туриста. Дайте спутниковый телефон, я буду говорить с Америкой. Мои родители будут все платить.

- Сейчас, - кивнул усталый врач и, не говоря худого слова, что-то с хрустом повернул в грудной клетке Джека.

Джек слабо взвыл - он не знал, что хирург пользуется его шоковым состоянием, чтобы вправить два бедных его ребра.

Прибежала медсестра:

- Да-да, это иностранец. В милиции говорят - паспорт Джека Брайена подбросили к их дверям.

- Это я, да! - восторженно застонал наш волонтер.

- Бандюки-то испугались, что иностранец, - злорадно сказала красотка-медсестра. - Сразу подкинули документ. Вот что значит - Америка!

- В отдельную палату! - приказал врач.

Джека повезли. Привезли его в другой сарай, и он был счастлив.

В это время его родители покупали билет в Россию, а из госпиталя Бурденко, из Москвы, выехала "скорая помощь". Именно с этой больницей у Джека был заключен договор. И вот наступил страховой случай.

Эта оранжевая машина, почти двухэтажная, рванула из Москвы прямо в центр нашего мира - в Пермь. Инопланетным апельсином она летела по разбитым дорогам России спасать американца. Кто там вздумал обидеть представителя свободной страны?!

За эти двадцать часов, пока спасительная машина летела, вспыхивая синими глазами мигалок, Джеку влили через разноцветные трубочки много чего очень дорогого и очень целебного. Именно поэтому Джек уже с утра бодро ковылял по корпусу и направо-налево предлагал свою помощь. Он хватался за каталки, блестя баклажанными синяками и желая быть полезным. Этим он всех достал, всех: они пугались, что вот с таким распухшим ушитым лицом, с рубиновым глазом американец упадет - и потом поднимай его, такого бычка! Джек удивлялся, но не мог угомониться.

Вот Джек бросился к каталке, чтобы помочь трепетной медсестре дорулить больного в палату из операционной. Но, пошатнувшись от внезапного головокружения, он схватился за ветхую простыню. Она полусползает, обнажая мускулистую грудь и забинтованный живот. И владелец всего этого лежит с сияющими глазами оттого, что живой. И уши Будды, с длинными мочками, тоже топорщатся от счастья. Тут глаза грабителя споткнулись, и он зажмурился, услышав знакомую фразу:

- Я приехал волонтером - помогать в Россию.

Прооперированный бросил землистую руку на глаза. "Мамочка! - думал он пополам с матом. - Зачем мы после этого американа полезли еще на одного? Кто бы знал, что этот падла со стволом! А может, американец меня пожалеет? Да, дождешься от них, они без жалости Ирак вон разбомбили".

И откуда тут взялся этот оперативник еще! Он подскочил и сразу понял все. "Ну, сейчас поработаем!" Пузырящаяся бодрость его так приподняла, словно не было бессонной ночи. Он мягко оттеснил Джека к стенке и напористо начал:

- Вы узнали его? Вижу, что вы его узнали!

У Джека уже утвердительно синяки задвигались на лице. Но в это время оперативник, по-братски подвинувшись к нему, добавил:

- Ох, долго мы за ним охотились! Теперь я на нем отосплюсь!

Джек не знал, какой смысл у этого выражения - "отоспаться на ком-то". Он заподозрил что-то насильственно-гомосексуальное, поэтому привел синяки в прежнее, нейтральное положение. Но оперативник (недаром его называли в отделе Пиявкой) уже знал, что не отстанет от того, кто лежит сейчас на каталке.

Недавно этот оперативник нашел убийцу, который был во всероссийском розыске девять лет. Информатор намекнул: на одной блатхате появился этот выродок. Наш Пиявка приехал с командой, все осмотрели - на месте только хозяева, а на полу лежат какие-то бомжоиды. Он от отчаянья антресоль выпотрошил, но только стаю моли спугнул. Уже вышли и сели в машину, и тут Пиявка вспомнил ориентировку, что невысокого роста этот преступник и за годы скитаний уже усох... Точно, он лежит там, в одной из вонючих куч тряпья! Пиявка вернулся и стал разрывать ту, которая была на самом видном месте. И дорылся до маленькой скорченной фигурки Карельца (он же Карельшиков Вэ И, он же Верещагин Пэ Дэ)...

Но вернемся к Джеку. "Скорая помощь" прилетела очень скоро из Москвы точно через двадцать часов. "Мои деньги! - ужаснулся пермский спаситель Джека, завтравмой. - Они сейчас увезут мои деньги!" И как начал хамить своим столичным коллегам! Но это уже не имело никакого значения, хотя, впрочем, послужило завязкой длинного разговора.