Ордо Маллеус - Дэн Абнетт

– Зерновой джоиликер с колотым льдом и ломтиком лимона!

Мы сидели в моей святая святых. Эндор принял предложенный напиток и усмехнулся:

– Ты ещё помнишь.

– В старые добрые времена я смешивал твою излюбленную выпивку бесчисленное множество раз, Титус.

– Ха! Припоминаю. Ты говоришь о том заведении на улице Зансипля? Там ещё хозяин пропивал всю выручку?

– «Жаждущий Орёл», – ответил я.

Он все помнил. Но, казалось, Титус испытывает меня.

– Точно, «Жаждущий Орёл»! Как ты и сказал, мы провели там немало ночей. – Он поднял свой бокал с прозрачной охлаждённой выпивкой.

– Вскинь, опрокинь, и нальём ещё по одной!

Я повторил старый тост и чокнулся своим хрустальным бокалом, наполненным дорогим амасеком.

На мгновение мне показалось, что мы и вправду вернулись в те прекрасные старые времена. Тогда нам обоим было по девятнадцать лет, в наши головы то и дело ударяли моча и прометиум, нас недавно подняли до ранга дознавателей, и мы, студенты старого инквизитора Хапшанта, готовы были выйти на бой со всей чёртовой Галактикой. Только пять лет спустя, почти одновременно, нас повысили до полного инквизиторского чина и наши карьеры начались всерьёз.

В девятнадцать лет, пьяно покачиваясь, мы кутили в дрянном баре на улице Зансипля, посмеиваясь над своим прославленным наставником и сливаясь с жизнью. Сливаясь с ней настолько безудержно, как, наверное, возможно только в юности.

Другая жизнь. Далёкая и безвозвратно ушедшая. Теперь я уже не тот Грегор Эйзенхорн. А этот мужчина с длинными, подвязанными шнурком седыми волосами и покрытым шрамами лицом, одетый в термоблокирующий костюм, больше не был прежним Титусом Эндором.

– Ты мог бы и предупредить, – начал я.

– Что я и сделал.

– А ещё тебе стоило присоединиться к нам за ужином, – пожал я плечами. – Джарат снова превзошла себя.

– Я понимаю. Но тогда… – Он сделал паузу и задумчиво погонял по кругу кубики льда в бокале. – Но тогда стало бы известно, что инквизитор Эндор нанёс визит инквизитору Эйзенхорну.

– Всем и так прекрасно известно, что они старые друзья. В чем проблема-то?

Эндор поставил бокал на стол, расстегнул застёжки на поясе и стянул через голову верхнюю часть своего маскировочного костюма.

– Слишком жарко, – заметил он.

Его нижняя рубашка потемнела от пота, а на шее на чёрном шнурке все так же висел кривой зуб заураптора. Да, этот зуб. Много лет тому назад я извлёк его из ноги Титуса, после того как ему удалось прогнать зверя. Это случилось на Бронтотафе дюжину десятилетий тому назад, а то и больше. Тогда мы вдвоём помогали Хапшанту в операции, проводимой в туманных топях этой планеты.

– Я прибыл сюда ради Новены, – сказал он. – Меня вызвали, чтобы присоединиться к свите Орсини. Смею предположить, то же самое можно сказать и о тебе. Мне хотелось поговорить с тобой и сделать это как можно дальше от любопытных ушей.

– Поэтому ты и вломился в мой дом?

Он глубоко вздохнул, прикончил свою выпивку и пошёл к бару в углу комнаты, чтобы налить ещё.

– У тебя неприятности, – произнёс он.

– В самом деле? С чего бы это?

Как ни в чём не бывало, Эндор продолжал срезать цедру с лимона.

– Не знаю точно. Но ходят слухи.

– Всегда ходят какие-нибудь слухи.

Он резко повернулся ко мне:

– Отнесись к этому серьёзно. – Его глаза неожиданно приобрели очень жёсткое выражение.

– Договорились, я слушаю.

– Ты знаешь, как крутится мельница слухов. У кого-то всегда имеется причина их распускать. Стали ходить кое-какие россказни. И поначалу я не обращал на них внимания.

– Россказни?

Он вздохнул и уселся в кресло с новой порцией выпивки.

– Поговаривают, что ты… нечестив.

– И что именно говорят?

– Будь ты проклят, Грегор! Я же не один из твоих подозреваемых, которых надо допрашивать! Я пришёл как друг.

– Друг, который взломал мне дверь и одет в маскировочный костюм…

– Ты не мог бы заткнуться хотя бы на минутку?

– С удовольствием. Если ты перейдёшь наконец к делу, – помедлив, ответил я.

– В первый раз я просто услышал, как кто-то наговаривает на тебя.

– Кто?

– Не имеет значения. Я вмешался и высказал им всё, что думаю. Но потом я снова услышал эту историю. Эйзенхорн – нечестивец, сбился с праведного пути.

– В самом деле?

– Потом я услышал другое. Теперь говорили уже не «Эйзенхорн – нечестивец», а «Есть серьёзные люди, имеющие повод полагать, что Эйзенхорн стал нечестив». Так, словно эти подозрения приобрели официальный статус.

– До меня ничего подобного не доходило, – произнёс я, усаживаясь поудобнее.

– Конечно нет. Кто же мог сказать тебе такое в лицо, кроме друга… или судебного собрания Внутренних Расследований?

Я приподнял брови:

– Ты, похоже, и в самом деле обеспокоен, верно?

– Чертовски верно. Кто-то держит тебя на прицеле. Кто-то, имеющий влияние в высших эшелонах. Каждый твой поступок да и вся карьера находятся под наблюдением.

– Ты делаешь выводы на основе слухов? Да ладно тебе, Титус. Я знаю многих инквизиторов, у которых найдутся причины поставить на мне крест. Монодоминанты из кабинета Орсини и идеалисты пуритане, сплотившиеся вокруг него в могущественный блок. Кроме того, радикалы со своими взглядами. Тебе это известно. Мы, амалатиане, среди них пользуемся дурной славой.

Я уже упоминал прежде, насколько мне ненавистна политика вообще. И нет ничего столь же бесплодного и утомительного, как попытки разобраться во внутренней политике самой Инквизиции. Мои собратья разбились на фракции, разделённые верой и интеллектуальным сектантством. Мы с Эндором относим себя к амалатианам, то есть придерживаемся оптимистичных взглядов и трудимся на благо поддержания целостности Империума, верим, что он функционирует в соответствии с планом божественного Императора. Мы сохраняем статус-кво. Выслеживаем преступников: еретиков, ксеносов, псайкеров – основных недругов человечества. И это, конечно же, является нашей основной целью. Но мы возьмёмся за кого угодно, если почувствуем, что он может нарушить стабильность в Империуме, и готовы идти до конца, вплоть до вмешательства в межпартийные войны августейших институтов нашего общества. Мне всегда казалось несколько забавным, что мы стали частью фракции, борющейся против фракционности.

Мы утверждаем, что относимся к пуританам. Конечно, так оно и есть, если сравнивать нас с ультрарадикальными фракциями Инквизиции наподобие иствааниан и реконгрегаторов.

Но нам столь же чуждо и крайне правое крыло пуританских фракций – монодоминанты и торианцы, часть которых почитает за ересь даже использование обученных псайкеров.

Если у меня и возникли неприятности, то это был не первый случай, когда инквизитор, придерживающийся умеренных взглядов, схлестнулся с экстремистами внутри собственной организации.

– Это вышло за пределы простых интрижек между фракциями, – спокойно сказал Титус. – Проблема не в нападках консерваторов. Тут причина только в тебе. У них что-то есть на тебя.

– Что?

– Какая-то конкретная информация.

– С чего ты это взял?

– С того, что двадцать дней назад на Мессине я был задержан и допрошен инквизитором Осмой из Ордо Маллеус.

После этих слов я даже вскочил с кресла:

– Что он сделал?

Титус отмахнулся:

– Я как раз покончил с некоторыми пустыми формальностями и уже готовился упаковывать вещи, чтобы отправляться на Трациан, когда на связь со мной вышел Осма. Он был вежлив, доброжелателен и спрашивал, не могу ли я встретиться с ним. Я отправился на встречу. Все прошло очень цивилизованно. Он не собирался арестовывать меня, но не думаю, что мне удалось бы покинуть его прежде, чем он закончил. Его окружали охранники, и было очевидно, что, попытайся я уйти, его люди остановили бы меня.

– Возмутительно!

– Нет, просто это Осма. Полагаю, ты знаком с ним? Один из свиты Орсини. Правая рука Безье. По сути своей он торианец. Всегда старается разузнать как можно больше о том, на чей хвост садится.

– И что ему удалось разузнать?

– От меня? – рассмеялся Эндор. – Ничего, кроме яркого описания твоего характера! Через час он позволил мне отбыть с миром. Этот ублюдок даже предложил мне иногда встречаться и обедать вместе, общаться во время Новены.

– Осма опытный манипулятор. Скользкий человек. Но мы ушли от основного вопроса. Чего он хотел?

– Он хотел узнать кое-что о тебе. Интересовался нашей дружбой и тем, что нас связывает. Расспрашивал меня так, словно хотел, чтобы я выболтал что-нибудь интимное или выдал какую-нибудь чёртову оплошность. Сам Осма говорил мало, но было ясно, что он накопал какую-то грязь. Им было получено некое сообщение, прямо или косвенно компрометирующее тебя. К концу нашего разговора я понял, что те слухи, которые мне довелось слышать, были только рябью на поверхности. А глубже – секретное расследование. Тогда мне стало ясно, что тебя необходимо предупредить… так, чтобы никто не знал о нашем разговоре.