Разбежались линии руки - Станислав Борисович Малозёмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Листья жёлтые, листья медные
В голубое, холодное озеро.
В голубое, холодное озеро…
Не с тобой
Посреди стола камбала,
Сверху лампа свет сыплет в суп.
И гитара лепит не в лад,
Из подружки давит слезу.
Дрожь её залапанных плеч
Добавляет звона струне.
Ей уже не встать — только лечь,
Всё уже теперь только мне.
Я один, ты одна,
Пей ещё, пей до дна.
Там, на дне, в глубине
Утонула луна,
Под которой с другой,
С той другой, дорогой,
Не с тобой
Отгулял я сполна.
Катится мой камень с души.
Девочку прибьёт — помяну.
Я её купил за гроши
И ещё куплю не одну.
Вот она опять налила…
И теперь, хоть пой, хоть не пой,
Мой стакан всегда пополам,
С горем пополам. И с тобой.
Я один, ты одна,
Пей ещё, пей до дна.
Откуда я иду
Откуда я иду, куда, зачем и с кем,
Вне графиков и схем дорожного движенья?
И вопреки закону торможенья
Следов не оставляю на песке.
Кто к ней мне выбрал путь,
Но объяснить забыл, что второпях господь назначил ей другого?
Что душу ей моё не тронет слово,
А мне уже назад не повернуть.
Но кто я среди всех, случайных и чужих,
Идущих вслед за ней с настырностью убогой?
Мне б обойти её другой дорогой…
Но нет другой дороги, как на грех.
Игра воображения
Как странно это было, как смешно –
Игра воображения.
Я в зеркало глядел, но как в окно,
Не видя отражения.
А за окном шёл снег, снежинками звеня,
За звоном вслед бежал мальчишка по снегу.
И показалось мне, как будто это я
Из детства своего бегу.
О как давно, давным-давно
Тот дорогой мне снег растаял.
И как в кино, в немом кино
Мелькнули проводы его.
И город детства моего
На память долгую оставил
Мне только в прошлый мир окно
И снег. И больше ничего.
И грустно это было, как назло,
Прощальная истерика.
А всё, что показалось, уплыло,
Как талый лёд от берега.
И лет безумный бег я не остановлю,
И что ушло, никак не возвратить.
Но тот из детства снег я помню и люблю,
Как только я могу любить.
Госпожа удача
Мой журавль покуда в небе и синица не в руке.
Мне сейчас хватило бы синицы.
У меня, как и в кармане, так же пусто в кулаке.
Ни синицы у меня, ни синей птицы.
А удача чуть не плачет, так удаче нужен я.
И она за мной не первый год плетётся:
— Журавля поймать не можешь, так хотя бы воробья,
Мне к тебе без птицы счастья не идётся.
Не положено удаче приставать ко всем подряд.
Только к тем, кто отловил хотя б синицу.
Не поймал — ходи голодный, как в народе говорят,
Пусть тебе твоя удача и не снится.
Тут задумался я крепко, заблудился в мыслях я:
Вот живу ж без птицы счастья и удачи.
Денег мало, счастье есть и есть любимая моя.
Ну, а это — всё что надо. Не иначе.
Ни синиц, ни журавлей, а я живу в любви своей.
В настоящей, во взаимной, очень долгой.
Птаха счастья — соловей нам в саду поёт о ней.
И ловить его ни смысла нет, ни толка.
В общем, это не задача — без удачи жизнь прожить.
Только ты со мной, любовь, не разлучайся!
И журавль в высоком небе надо мною не кружи,
Госпожа моя, удача, не печалься.
Двое
Играет тихо радио в пустой квартире маленькой,
Где кроме нас из мебели лишь чайник да кровать.
И я не помню сам уже, что ты, к несчастью, замужем.
Да и тебе не хочется об этом вспоминать.
Играет тихо радио, и души наши грешные
Не чувствуют ни времени, ни боли, ни стыда.
А ты, такая нежная, на два часа украдена…
Ах, как бегут, бегут они неведомо куда!
Эх, раз да ещё раз
Дай бог нам лишний час!
Кому поставить памятник за эту жизнь дурацкую,
В которой врать и прятаться приятней, чем не врать?
Мотается наш маятник меж былью и меж сказкою,
И ни того, ни этого у нас не отобрать.
Жизнь далеко ли, близко ли, но окна так зашторены
Что ни
