Нулевое досье - Уильям Гибсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Закончив с нитью, Милгрим почистил зубы электрической щеткой и прополоскал жидкостью из флакона. Темно-синее стекло напомнило про костюм Бигенда. Пантон-286, сказал себе Милгрим, но не совсем. Похоже, Бигенду в его костюме особо нравилось (помимо способности раздражать людей), что цвет нельзя точно воссоздать на большей части компьютерных экранов.
Жидкость для полоскания заканчивалась. Она была особая, с чем-то, что добавляют в самолетах к водопроводной воде. Багаж Милгрим не сдавал, а с собой дают проносить только маленькие флаконы. В Миртл-Бич пришлось экономить. Надо будет попросить в «Синем муравье». У них там есть особые люди, чья работа – добывать все, что угодно.
Он выключил свет в ванной и начал раздеваться, стоя рядом с кроватью. В номере было чуть многовато мебели; помимо прочего тут стоял портновский манекен, обтянутый той же терракотовой тканью, что кресло. Милгрим хотел было положить штаны в пресс для брюк, потом раздумал. Завтра пройдется по магазинам. Он уже и сеть присмотрел – «Хакетт». Вроде «Банана Репаблик», но классом повыше и с какой-то не совсем понятной претензией.
Милгрим уже расстилал постель, когда зазвонил «нео». Эмуляция механического звонка на старом дисковом телефоне. Слейт.
– Оставьте завтра мобильный в номере, – сказал тот. – Включенный, на зарядке.
В голосе слышалось раздражение.
– Как вы там, Оливер?
– Компания, которая их выпускала, закрылась. Надо будет завтра кое-что перепрограммировать. – Слейт повесил трубку.
– Доброй ночи, – сказал Милгрим, глядя на телефон.
Затем положил его на ночной столик, лег на кровать в трусах и натянул одеяло под самый подбородок. Выключил свет. Провел языком по внутренней поверхности зубов. В комнате было чуть жарковато. И почему-то чувствовалось присутствие манекена.
Милгрим лежал, слушая или, по крайней мере, ощущая фоновую частоту лондонского звучания. Другой белый шум.
9
Муйло
Когда Холлис толкнула дверь, Роберт в своем добротном костюме не бросился ей открывать.
Его смел могучий ураган Хайди Хайд, бывшей барабанщицы «Ночного дозора». Роберт, обвешанный ее багажом, робко жался у лифта, возле витрины с магическим хорьком Инчмейла. Хайди, чуть позади Роберта, не уступала ему ростом, да, наверное, и шириной плеч. Великолепный хищный профиль узнавался с первого взгляда, и так же с первого взгляда было ясно, что она в ярости.
– Ее ждали? – тихо спросила Холлис у безымянного юноши в черепаховой оправе.
– Нет, – ответил он так же тихо, подавая ей ключи от номера. – Мистер Инчмейл несколько минут назад предупредил нас по телефону.
Круглые от ужаса глаза за стеклами очков – взгляд не гостиничного служащего, а человека, пережившего торнадо.
– Все будет хорошо, – заверила Холлис.
– Чего эта хреномундель не едет? – громко вопросила Хайди.
– Ты его с толку сбиваешь, – сказала Холлис, подходя и ободряюще кивая Роберту.
– Мисс Генри, – проговорил тот. Вид у него был бледный.
– Не жми кнопку больше одного раза, – сказала Холлис Хайди. – Иначе он еще дольше думает.
– Херасе, – звучно произнесла Хайди из глубины отчаяния.
Роберт испуганно сморгнул.
Волосы у нее были радикально готского цвета, что означало выход на тропу войны. И почти наверняка она покрасила их сама, дома.
– Я не знала, что ты сюда собираешься, – сказала Холлис.
– Я тоже, – мрачно ответила Хайди и добавила: – Муйло.
Отсюда Холлис поняла, что окологолливудский брак Хайди пришел к ожидаемому концу. Ее бывшие теряли имена и в дальнейшем обозначались одним этим термином.
– Очень жаль слышать, – сказала Холлис.
– Устроил пирамиду, – объявила Хайди, когда пришел лифт. – А это что за угробище?
– Лифт. – Холлис открыла дверь-гармошку и жестом пригласила Хайди войти.
– Поднимайтесь, – сказал Роберт. – Я принесу вещи.
– Поместимся. – Хайди силой остервенения вдвинула Роберта в кабину.
Холлис проскользнула за ним и подняла складную скамейку красного дерева (на бронзовых петлях), чтобы освободить чуточку места.
Вблизи от Хайди пахло духами, аэропортовской нервотрепкой и старой натуральной кожей. Косуху – черную, вытертую по швам до цвета грязной бумаги, – Холлис помнила по временам «Дозора».
Роберт извернулся и нажал кнопку. Кабина поползла вверх, громко жалуясь на перевес пассажиров.
– Этот пердоход нас угробит, – изрекла Хайди таким тоном, будто находит подобный финал скорее заманчивым.
– Какой у Хайди номер? – спросила Холлис у Роберта.
– Соседний с вашим.
– Отлично! – произнесла Холлис с несколько преувеличенным энтузиазмом.
Значит, номер с желтой шелковой кушеткой. Его тему Холлис совсем не понимала. Тему своего номера она тоже не понимала, но хотя бы чувствовала общую идею. Номер с желтой кушеткой имел какое-то отношение к шпионам, грустным, в каком-то очень британском смысле, и гадким политическим скандальчикам. И к рефлексотерапии.
Кабина остановилась на этаже. Холлис открыла дверь-гармошку и пошла вперед, открывая пожарные двери для Хайди и тяжело нагруженного Роберта. Хайди шагала по зеленым мини-коридорам, каждой мышцей выражая общее недовольство миром. Холлис увидела ключ от номера, зажатый у Роберта между пальцев, и забрала его. Кисточка была болотно-зеленой.
– Ты по соседству со мной. – Холлис отперла дверь и впустила Хайди, думая о слонах и посудных лавках. – Просто поставьте все здесь, – тихонько сказала она Роберту. – Дальше уж я сама.
Она забрала у него из рук две неожиданно тяжелые картонные коробки размером примерно как для человеческой головы. Роберт тут же принялся выпутываться из остального багажа Хайди. Холлис сунула ему пятифунтовую банкноту.
– Спасибо, мисс Генри.
– Спасибо вам, Роберт.
Он вышел с явным облегчением, и она закрыла за ним дверь.
– Что это за херня? – был первый вопрос Хайди.
– Твой номер, – ответила Холлис, составляя ее вещи к стене. – Это частный клуб, в котором состоит Инчмейл.
– Клуб для чего? Вот это что? – (Указывая на большую шелкографию, которую Холлис назвала бы наименее странным предметом в номере.)
– Уорхол. Думаю.
Было ли у Энди Уорхола что-то по поводу скандала Профьюмо?[15]
– Надо было сразу прочухать, что Инчмейл откопает чего-нибудь в таком роде. Где он?
– Не здесь, – ответила Холлис. – Приехала Анжелина с малышом, и Редж снял дом в Хэмпстеде.
Хайди взяла хрустальный графин, вытащила пробку, понюхала.
– Виски, – сказала она.
– Прозрачное в другом – джин, – предупредила Холлис. – Не вода.
Хайди плеснула в высокий стакан на три пальца кабинетовского виски, выпила залпом, передернулась и с пугающе резким звоном уронила стеклянную пробку точно в узкое хрустальное горлышко. Она вообще обладала какой-то противоестественной меткостью. Никогда не промахивалась дротиком по мишени, но не играла в дартс, только метала их.
– Хочешь об этом поговорить? – спросила Холлис.
Хайди скинула косуху и стянула футболку. Бюстгальтер на ней был защитного цвета и выглядел частью боевого снаряжения.
– Симпатичный лифчик.
– Израильский. – Хайди оглядела комнату. – Обои, как штаны Хендрикса.
– По-моему, они атласные.
Обои были в зелено-малиново-бежево-черную вертикальную полосу.
– Чего я и говорю. – Хайди поддернула израильский лифчик и села на желтую шелковую кушетку. – Почему мы бросили курить?
– Потому что это вредно.
Хайди шумно выдохнула.
– Он в тюрьме. Муйло. Под залог ни хера не отпускают. Чего-то химичил с чужими деньгами.
– Я думала, все продюсеры это делают.
– Все, да не так.
– Он и тебя втянул?
– Шутишь? У меня брачный контракт толще, чем у муйла хер. Это чисто его проблемы. Мне просто надо было свалить.
– Я так и не поняла, зачем ты за него вышла.
– Хотела проверить, вдруг получится. А ты? Что здесь делаешь?
– Работаю на Губерта Бигенда. – Холлис даже удивилась, насколько ей неприятно это говорить.
У Хайди расширились глаза:
– Иди ты! Тебя же от этого мудилоида трясло.
– Да вроде как деньги нужны.
– Много потеряла в кризис?
– Примерно половину.
Хайди кивнула.
– Все примерно так. Если не вкладывали деньги через кого-нибудь типа муйла.
– Твои деньги были у него?
– Шутишь? Отделение церкви от государства. Без вариантов. Я с самого начала чуяла, что у него с этим херово. А вот другие не прочухали. Знаешь что?
– Что?
– Настоящее, блин, золото никогда тебе не скажет, что оно, блин, золото. А влипают те, кто до этого не допер.
– Слушай, я бы выпила виски, – сказала Холлис.
– Угощайся, – ответила Хайди. Потом улыбнулась: – Черт, как же я рада тебя видеть.
И разревелась.
10
Eigenblich[16]
Милгрим проснулся, принял лекарство, вымылся в душе, побрился, почистил зубы, оделся и оставил включенный «нео» на зарядке (английский адаптер был больше, чем зарядник телефона). Затем, тщательно избегая смотреть на манекен, вышел из номера.