Семь шагов к счастью - Эмили Гунн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако теперь мне больше не хотелось терять эту удивительную девушку из виду. Мне внезапно безумно захотелось узнать ее поближе. Я и сам не заметил, как за пару минут успел убедить себя, что просто обязан наладить с ней контакт и помочь почувствовать себя счастливой.
А я, если уж втемяшил себе что-то в голову, то уже не передумаю. Таким образом мне оставалось лишь ждать, наблюдать и думать — как исправить все то, что играючи сломал Мартин Никс.
Дебора так больше ни разу и не посетила комнату мужа. Ко мне заходили слуги, приносили еду прямо в спальню на посеребренном подносе, помогали переодеваться и прочее.
Однако подспудно каждый раз, когда раздавался тихий стук в дверь, я ждал Ее. Но Дебора не пришла.
Зато на следующий день меня обрадовали замечательной новостью — мы можем ехать в домик на озере. Этот момент мы обсуждали с Клаусом еще во время моего пребывания в клинике. Он сам предложил идею на время удалиться на отдых, услышав мою историю о потере памяти.
Я же в свою очередь с радостью ухватился за предложенную возможность побывать вдали от ежедневной суеты незнакомой мне жизни Мартина Никса. К тому же пожить за городом было бы сейчас как нельзя кстати. Мне необходимы были покой и уединение, чтобы спокойно поразмыслить и принять все как данность.
Помимо всего перечисленного сейчас я был несказанно рад вырваться, наконец, из плена серых стен комнаты Никса, мало чем отличающейся от тоскливой обстановки той же больничной палаты.
Первое, что поразило меня на подходе к месту, именуемому «домиком на озере» — это поистине хищные масштабы предпочтений Никса. Вышеназванное построение, скорее, нужно было назвать «Домищем на озерке», а не наоборот.
Однако нужно отдать должное неизвестному мне архитектору, проект был одновременно и впечатляющим, и в то же время сохранившим особенный стиль загородного деревянного дома, отнюдь не лишенного должного уюта.
Однако сразу осмотреть дом и его окрестности мне не посчастливилось. Меня вновь проводили, полагаю, в лучшую и самую большую спальню, которая была в доме.
Но, к моему неописуемому восторгу, отсюда открывался чудесный вид на озеро с прилегающими деревьями, все еще сохранившими свою пышную желто-оранжевую красоту, несмотря на то, что осень была уже в самом разгаре. А кое-где частично опавшая листва образовывала колоритный ярко-бурый естественный ковер, по которому так и хотелось пройтись, внимая его еле различимому шуршанию.
Оставив меня одного, Дебора и кухарка тихо прикрыли за собой дверь. Но я и не был против. Дорога и в самом деле меня сильно утомила, и я нуждался в отдыхе. Ведь несмотря на весь энтузиазм, который во мне неожиданно проснулся при виде Деборы Никс и чудесного местечка у волшебного озера, я все еще чувствовал себя не совсем здоровым.
А еще я продолжал упорно молчать. Казалось, никакими силами невозможно заставить меня заговорить, рискуя выдать в себе Итана Рида.
Чуть позже кухарка, приятная пожилая женщина по имени Аделаида — помогла мне спуститься вниз, в большую гостиную, обустроенную в деревенском стиле, однако с удачно добавленными модными элементами.
Например, здесь тоже был камин и даже кресло-качалка. И даже не одна, как я отметил чуть позже. Но неуловимой нитью всюду проходил почерк дизайнерского пера, следующего мрачным предпочтениям Никса.
Почему-то мне казалось, что сама Дебора обустроила бы тут все совсем по-другому. Оживила бы красочным налетом чувственно прекрасного настроения.
И с каждым днем я убеждался, что мое первое впечатление о ней абсолютно правдиво. Чем больше я узнавал эту необычную девушку, тем сильнее восхищался ее стойким внутренним миром, силой, с которой она сумела сохранить себя, несмотря ни на что.
А сегодня, усадив за стол, они с Аделаидой практически вынудили меня съесть суп, заботливо приготовленный для меня кухаркой. Аппетита не было от слова совсем. Однако после непонятной каши, которой пичкали меня в больнице, а затем и в городской спальне Никса, этот простой домашний суп показался настоящим шедевром кулинарии!
И с трудом проглотив первые ложки, уже через несколько секунд я поймал себя на том, что с удовольствием уплетаю пищу, предлагаемую мне ласковыми руками Деборы.
Поразительно, — размышлял я, любуясь идеальными чертами мягко очерченного личика, — как при таком жутком отношении со стороны Мартина, эта чудесная девушка смогла не зачерстветь, оставаясь нежной и проявляя подобное человеколюбие к угнетающему ее деспоту?
Мне нестерпимо хотелось приблизиться к ней, прикоснуться, пусть и мимолетно, но ощутить снова тонкий аромат ее духов и легкое касание мягких каштановых волос, обрамляющих всегда задумчивое лицо с глазами, подернутыми поволокой непролитой горечи.
Я очень хотел помочь ей, научить снова улыбаться. Окружить заботой и дать почувствовать себя в безопасности. Защитить от всего, что могло омрачать ее существование. Однако я понимал, что начать придется прежде всего с себя.
Глава 7.
Это было ничем не примечательное, пасмурное осеннее утро. Я стоял у окна в своей комнате, одетый в одну пижаму и любовался золотистыми красками, яркими пятнами разбавляющими серый пейзаж за окном.
А потом появилась Она.
Миниатюрная, хрупкая фигурка женщины, медленно бродившей вдоль деревянного настила в сторону озера. Даже если бы я не знал точно, что это Дебора, я бы все равно узнал ее по едва уловимым, присущим только ей движениям, к которым я уже успел привыкнуть. По легкой походке, чуть наклоненной в бок поникшей голове, по общему виду созерцающей, вдумчивой мечтательности.
Она дошла до самой воды и остановилась. Я замер, словно боялся спугнуть ее. Как-будто она могла услышать меня на таком расстоянии, через весь двор и стекло, вновь послужившее разделяющей нас преградой.
Мне показалось, что это очень символично. Прозрачное стекло, позволяющее нам видеть друг друга, но мешающее сделать шаг навстречу и дотронуться.
Сейчас в моем воспаленном мозгу этот факт казался какой-то мистической аллегорией, олицетворяющей наши связанные души, тянущиеся друг к другу сквозь незримую ограду общечеловеческих понятий и норм поведения.
Мне сложно было переступить черту и притвориться супругом этой опустошенной женщины, даже если я был уверен, что мог бы восполнить дыру, пробитую в ее надломленной душе настоящим мужем.
