Лихолетье (СИ) - Романов Герман Иванович

— В марте у солдата купил, как чувствовал. Вот, Григорий Борисович, все обратно прикрепил, а «за храбрость» тут уже нанесено было.

— Спасибо, только спрячь ее, Ефим Кузьмич, далеко ли сейчас до греха — а вдруг придут с обыском. Сам знаешь, что я на «птичьих правах» пребываю. А тут такая шашка — вот и припишут контрреволюцию. Да и зачем мне она — я ведь к постели прикован.

— Ничего, поправишься, — отмахнулся казак, и ухмыльнулся, — зато теперь ты «их превосходительство». И негоже без наградного оружия ходить, как только «сибирским» министром станешь. Большевиков с их «советской властью» свергнут скоро — надоели они уже, достали всех до печенок. Горлопанов набрали, поборы норовят ввести, торговать запрещают.

От сказанных слов старик насторожился — если о том столь открыто в народе заговорили, значит, все предчувствуют выступление. Или, как сказал один поэт — «дыхание гражданской войны».

Да, советская власть падет в Сибири быстро, как пьяный мужик рухнет в грязную канаву с дождевой водой — лишь всплески в разные стороны. Вот только эйфория от этого пройдет быстро и наступит отрезвление. Гражданская война штука такая, о двух концах, и оба острые — сильно уколоть могут. И Кузьмич последствия не просчитывает, лишь сиюминутный момент, исходя из своего положения — а богатых крестьян и казаков действительно «прищемят» в будущем, но они уже сейчас это предчувствуют.

— Хорошо, свергнуть советскую власть и вернуться к старой жизни? Царя снова посадить на трон, помещикам землю возвратить?

Старик решил прощупать настроение, и задал тревожащий его вопрос с улыбкой — типа, понимай как шутку. Новоявленный казак такого подхода не принял, глаза были серьезные. Внимательно посмотрел на дочь — «Патушинский» в первый момент подумал, что хочет ее изгнать, но нет — у того были иные помыслы, и тут Анна недовольно произнесла:

— Нельзя курить часто, дым вреден.

— Дым может и вреден, токмо дочка на фронте некурящих не бывает — там все по краюшку ходят. Цигарка трупную вонь перебивает, дышать хоть можно, и нет сладковатого запашка гниения тел христианских. Так что не ворчи — разок покурить можно, не бабы мы.

Сказано все было таким тоном, что на этот раз пока несостоявшаяся учительница перечить не стала, ушла на кухню и принесла коробку папирос и спички. А заодно массивную чугунную пепельницу с «завитками» — для состоятельного хозяина это своего рода атрибут, как и непременные кожаные сапоги — своего рода айфон из его времени. И тут же занялась им — подложила под спину подушек, усадила удобнее. Старик пальцами правой руки привычно смял картонный мундштук — Ефим чиркнул спичкой, дал прикурить, потом закурил сам, усевшись на стул.

— Царя нам не надо, Григорий Борисович — при нем вольготно не жилось. Не нужно и все — старики пусть ворчат, они к миропомазаннику привычные. Помещиков у нас отродясь не было, так что их землю делить без надобности. Землицы у нас своей много, три рубашки в страду упревают. У меня брат землемер — «новоселов» тут устраивал, все по картам сверялся. Говорит, народа вдвое больше поселить можно, и каждому полтора десятка десятин по норме нарезать. Но так «пришлые» тайгу корчевать не желают, как наши деды-прадеды, хорошие наделы выделять требуют, лодыри и лежебоки. Вот им советская власть нужна, а нам справным казакам и мужикам она без надобности, своим умом обойдемся как-нибудь. А будут дальше горланить, своего «черного передела», тьфу, требовать — прижмем их так, что взвоют — укорот живо дадим. Они тут пришлые — а земля хозяйская, и пригляда требует. «Равенство» свое пусть себе оставят, ишь что удумали — поровну все поделить. Шиш им, пусть выкусят — свое кровное отдавать.

Все было сказано просто и без надрыва, но таким веским тоном, что стало ясно — раскол пошел не только вширь, но и вглубь…

«Адвокаты» в составе комиссии на Ленских приисках 1912 год. Один станет «звездой политического олимпа» (или подиума) на короткий срок и сбежит в «Новый Свет» на выделенную ему пенсию, а второй останется в родной ему Сибири…

Глава 9

— Сейчас нужно думать, благо мозг заработал…

Состояние здоровья действительно улучшилось за эту прожитую под казачьим кровом неделю, причем значительно. Благодаря искренней заботе девушки, что ежедневно уделяла ему массу времени, он чувствовал преображение — вместо овоща стал превращаться в еще относительно молодого мужчину, наполняющегося силами. Прошли надрывные головные боли, задвигались левые рука и нога, хоть с болью, но теперь он мог сжать пальцы на ладони. И даже начал потихоньку ходить, чуть припадая и опираясь на костыль, который привез добрый доктор, чуть ли не ежедневно посещавший его и с удовлетворением констатирующий, что началось полное выздоровление, причем чуть ли не стремительными темпами.

Цепь случайностей есть закономерность, которую я пока не могу уловить. Но она есть, как тот суслик, которого не видят в поле. Надо только понять суть происходящих со мной событий, и тогда можно будет делать выводы. Но для этого нужен анализ фактов, пережитых мной событий, и не упустить даже самую малость. Потому что вся суть скрывается именно в мелочах, которые взгляд невольно упускает, а разум не успевает проконтролировать. И так — если начинать, то нужно с самого начала, и все в нашей судьбе зависит от правильной постановки вопроса. А он таков — для чего я оказался в этом времени, чужом для меня — ведь до моего появления на свете должно пройти ровно тридцать лет? Или чуть иначе — для чего мне предоставили шанс на вторую жизнь?

Вопрос был поставлен правильно, и старик задумался, перебирая в памяти события из той его «первой» жизни. Он углубился в воспоминания, крайним из которых была огненная вспышка «натовской» ракеты.

Хм, тут надо не с меня начинать, а с общей канвы событий. Я лишь инструмент в руках «высших сил», пусть наделенный толикой самостоятельности. Будь я по-настоящему религиозным человеком, то счел бы все произошедшее со мной божьим промыслом. Хотя… А если мир к лету двадцать четвертого года действительно стал на грань мировой войны, причем ядерной, потому что выстоять в войне обычными средствами, конвенциальными, скажем так, против всего блока НАТО Россия не в состоянии. Именно выстоять, а не выиграть — цинизм политиков как нельзя лучше проявляется в термине «игра». Потому, что они на людей как на пешки смотрят, гибель десятков тысяч для них лишь «игра». И гнать из власти надо сразу же тех, кто так говорит — это лицемеры, прикрывающиеся маской патриотов, они законченные мерзавцы, которые не ценят кровь и страдания собственного народа. Всего одно слово, и оно действует подобно лакмусовой бумаги — «выиграть», а не «победить».

Старик закряхтел, вспоминая и выступления политиков, и комментарии ко всяким блогам в интернете. Покачал головой — большей злобностью и непримиримостью отличались как раз те, из категории «выигрывающих». И то верно — не им же умирать, других за себя на убой нужно гнать, произнося «правильные» агитационные речи.

— Всего одно слово, если на него обратить внимание, и становится ясно — кто есть кто, и чем дышит. Забавно… Но действенно…

Приподнялся с кровати, оперся на костыль — так было легче стоять. И пересиливая боль, пошел по комнате, отмеряя новый десяток шагов. Вот такую зарядку он уже делал второй день, стараясь отсчитать хотя бы сотню шагов за сутки. Больно — но с каждым проделанным шагом мускулы переставали быть дряблыми, заработали и ноги и руки, наполняя его силой. Нужно было выздоравливать как можно быстрее — события назревали страшные — скоро должен был начаться мятеж чехословацких легионеров, прямым следствием которого станет гражданская война, растянутая на несколько лет — страшная, кровавая, беспощадная и бессмысленная…

С точки зрения геополитики Смута в России всегда выгодна ее врагам, особенно в цивилизационном контексте. А конкретно «западу», всегда и при любых обстоятельствам враждебно настроенного к нам. И причина тут проста — в этом мире выживает только сильнейший, само собой за счет слабейших. Ведь гораздо проще отнять чужое, чем горбатиться, создавая свое. А в ход можно пустить пропаганду, дабы оправдать рост своего благосостояния. А «хорошая жизнь» у «белых цивилизаторов» заключена в безжалостном колониальном грабеже, которому они с упоение предавались последние пять веков, причем в открытой форме, и лишь после второй по счету мировой войны стали действовать более скрыто, опосредовано, под разными вывесками «содружеств» с африканскими и азиатскими странами. А мы в их глазах всегда были такой огромной колонией, напичканной всевозможными ресурсами. А потому всегда являлись для «наших дорогих партнеров» такими «белыми неграми» — варварами и дикими азиатами.