Бесконечный мир - Джо Холдеман

Впрочем, они там, в Женеве, пришли наконец к соглашению относительно ядерного оружия: начиная с этого момента ни одна из сторон не вправе его применить иначе как в качестве меры возмездия в ответ на ядерный удар противника. Хотя нгуми по-прежнему не желают признавать своей ответственности за Атланту. Что нам было по-настоящему нужно – так это соглашение соглашений: «Если мы что-нибудь пообещаем, мы не откажемся от своих обещаний, по крайней мере, в течение следующих тридцати дней». Но на это почему-то ни одна из сторон не согласилась.

Я выключил комм и порылся у Амелии в холодильнике. Пива не было. Ну что ж – сам виноват. Опять же, немножко свежего воздуха мне не повредит, так что я закрыл дом и покатил к воротам университетского городка.

Дежурный сержант-охранник проверил мои документы и заставил подождать, пока он позвонит по телефону и сверит данные. Двое его приятелей все это время стояли рядом, опираясь на винтовки, и самодовольно ухмылялись. Кое-кто из обычных солдат смотрит на механиков свысока, потому как мы, дескать, воюем «не по-настоящему». Они забывают, что мы служим дольше их, и уровень смертности среди механиков выше, чем в любом другом роде войск. Забывают, что благодаря нам им не приходится «по-настоящему» лезть в самое пекло.

Ну, конечно, для кое-кого из них важнее совсем другое: мы ведь мешаем им выслужиться, не даем показать, какие они герои. «Миру нужны всякие люди», – говаривала моя мама. Армии – тоже, но в меньшем количестве.

Сержанту наконец пришлось признать, что я – это я.

– Оружие есть? – спросил он, заполняя мой путевой лист.

– Нет. Днем я хожу без оружия.

– Похороны за свой счет, – сказал сержант. Он аккуратно сложил путевой лист пополам и протянул мне. На самом деле оружие у меня было – армейский выкидной вибронож и маленькая «беретта» – лазерный пистолет. А этому парню придется когда-нибудь оплачивать свои собственные похороны, раз уж он не может определить, вооружен человек или нет. Я отсалютовал его приятелям одним поднятым между глаз пальцем – обычное приветствие солдат действительной службы – и поехал по своим делам.

Возле ворот крутилось несколько проституток. Одна как-то нервно подергивалась, и голова у нее была обрита наголо. Но для бывшего механика эта девица была слишком старой. Всегда удивляюсь таким. Она, конечно, сразу же меня заметила.

– Эй, Джек! – проститутка вышла на дорожку и не дала мне проехать. – Могу предложить кое-что как раз для тебя.

– Как-нибудь в другой раз, – сказал я. – С виду ты вроде ничего, – на самом деле она была страшная, как смерть. Лицо, да и все тело у нее было какое-то осунувшееся и потасканное. И, судя по вечно красным белкам глаз, эта мамзель частенько прикладывалась к бутылке.

– Тебе – за полцены, лапочка!

Я покачал головой. Она вцепилась в руль моего велосипеда.

– Ну хоть за четверть цены! Я так давно не делала этого в подключении…

– Я не занимаюсь таким, когда подключен, – я почему-то разоткровенничался – отчасти. – Во всяком случае, с незнакомками.

– И долго бы я тогда оставалась для тебя незнакомкой? – в ее голосе звучала откровенная мольба.

– Извини, – я свернул с дорожки на траву. Если я еще хоть немного здесь задержусь, она начнет предлагать деньги мне!

Прочие проститутки наблюдали за этим разговором, и на лицах их отражались самые разные чувства: интерес, жалость, понимание и сочувствие. Как будто они сами не были жертвами той или иной пагубной страсти. В нашем добром «государстве всеобщего благосостояния» никто не стал бы трахаться за деньги ради того, чтобы заработать на жизнь. Никто не обязан был делать ничего такого – надо было просто не влезать ни в какие неприятности, и все. И это прекрасно срабатывало.

Когда я был маленьким, во Флориде узаконили проституцию. Но к тому времени, когда я достаточно вырос, чтобы этим интересоваться, проститутки остались только при крупных казино.

В Техасе закон запрещает заниматься проституцией, но надо слишком уж серьезно докучать полицейским, чтобы тебя отдали за это под суд. Двое копов, которые прекрасно видели, как бритая девица ко мне приставала, и пальцем не пошевелили, чтобы ею заняться. Может, как-нибудь потом, когда у них заведутся лишние деньги.

Обычно у проституток с имплантатами нет отбоя от клиентов. Еще бы – они ведь знают, что при этом чувствует мужчина.

Я поехал в город, мимо университетских магазинов, цены в которых были именно академические. Правда, Южный Хьюстон пользовался сомнительной репутацией, но ведь я был вооружен. Кроме того, я полагал, что плохие парни предпочитают бесчинствовать в более поздние часы и сейчас должны мирно спать в своих постелях. Но один не спал.

Я прислонил велосипед к стене возле магазинчика с выпивкой и стал возиться с замком – надежным, хитрой системы, для которого требовалась моя личная карточка.

– Эй, приятель! – пробасил кто-то у меня за спиной. – У тебя найдется для меня десять долларов? Или, может, даже двадцать?

Я медленно повернулся. Он был на голову выше меня, средних лет, худощавый и мускулистый. Обут в высокие, до колен, начищенные сапоги, длинные волосы туго собраны в хвост, как принято у сектантов-свето-преставленцев – наверное, он надеялся, что бог когда-нибудь схватит его за этот хвост и утащит живым на небо.

– Я думаю, что вам не нужны деньги.

– Мне нужны. И прямо сейчас.

– Какую «дурь» ты куришь? – спросил я и положил руку на бедро. Не слишком естественный жест и не слишком удобный, зато так легче будет подобраться к выкидному ножу. – Может, с тобой поделиться? У меня кое-что есть.

– Ты не должен давать мне то, что мне надо. Ты должен дать на это деньги, – верзила вытащил из голенища длинный нож с узким волнистым лезвием.

– Убери эту штуку. Будет тебе десятка, – его детская безделушка не шла ни в какое сравнение с моим выкидным ножом, но я не хотел устраивать резню прямо здесь, на тротуаре.

– Ага, ты согласен на десятку. А может, и на все пятьдесят… – он двинулся ко мне.

Я выхватил свой нож и нажал на кнопку. Лезвие резко щелкнуло, вылетев из рукояти, и хищно блеснуло пламенеющей кромкой.

– Потерял ты свою десятку, парень. Сколько еще ты хочешь потерять?

Он уставился на вибрирующее лезвие. Мерцающая дымка на его кромке была горячей, как раскаленная поверхность солнца.

– Ты служишь в армии. Ты – механик.

– Может, механик, а может, я убил одного такого и забрал у него нож – не важно. Короче, ты еще не передумал играть со мной в игрушки?

– Механики не особо крутые парни. Я сам служил в армии, знаю.

– Значит, ты и сам все знаешь. – Он отступил на шаг вправо. Я решил – готовит какую-то пакость. – Значит, тебе не охота ждать, пока тебя возьмут на небо живьем? Захотел подохнуть прямо сейчас?