Технофобия - Тимофей Печёрин

Грозный бронированный отряд, по сути дела угодил в ловушку. Оказавшись в неком подобии двора, окруженный со всех сторон относительно хорошо сохранившимися сооружениями, где засела наша третья группа, он таял на глазах. От первоначального состава на земле лежало чуть меньше половины. И это была хорошая новость.

Новость плохая заключалась в том, что, оказавшись в положении загнанного в угол зверя, мутанты решились на отчаянный шаг. Конкретно, на прорыв окружения, причем как раз в том месте, где засел я. Рев десятков глоток огласил двор — и вся эта орава устремилась прямиком к «моему» зданию.

— Але, гараж! — закричал я, ОЧЕНЬ надеясь, что по голосовой ли, по ментальной ли, связи буду услышан боевыми товарищами, — мою позицию штурмуют. На помощь Админу, мать вашу!..

Оказавшись у входа, мутанты догадались не ломиться в узкий и низкий проем, где бы мне не составило труда перестрелять их поодиночке. Сгрудившись у самых стен, они, кажется, начали образовывать что-то, наподобие живой пирамиды. Одни твари карабкались на плечи и руки другим, помогали подняться выше третьим. Стрельба с моей стороны, а также из других зданий лишь поколебала эту живую конструкцию — но не нарушила.

Первый же мутант, чья рожа оказалась на уровне моего окна, рухнул вниз с простреленным лицом. Но его тотчас сменил другой. Поняв, что позицию мне не удержать, я отступил, ведя огонь в оконный проем из дальнего угла комнаты. Таким образом я смог уложить еще одного мутанта. Но уже следующему удалось проникнуть внутрь. Размахивая металлическим прутом, чуть ли не с меня длиной, он неумолимо приближался.

Выстрелы в голову и по корпусу оставили лишь черные следы копоти на его броне. От попадания в глаза он, то ли уклонился, то ли вовсе отмахнулся палкой — благодаря поистине нечеловеческой скорости реакции. Мне ничего не оставалось делать, как бестолково отстреливаться, отступая по лестнице вниз, под, наверное, торжествующий, мутантский рев. Оно и понятно — теперь я оказался в ловушке. Сейчас через вход подойдет хотя бы один серокожий — и мне крышка.

Новые возгласы — то ли радости, то ли боли, где-то внизу. И шорох шагов по ступенькам. Ну уж нет, живым не дамся. И, с криком «ура!», как и положено человеку, которому уже нечего терять, я ринулся прямо на спускавшегося ко мне мутанта с палкой. Тот опешил, не ожидая такой ярости от существа, вдвое меньше его. Выигранного времени оказалось достаточно, чтобы отстрелить ему одну из державших палку рук, а также повредить ногу.

Минуту мы стояли один напротив другого — трехметровая громадина, поверженная на колени и я, маленький, но отчаянный человек, с которого постепенно спадала боевая ярость. Я держал излучатель наготове, но еще не решил, что делать дальше. Где-то гремели выстрелы, шорох шагов медленно, но верно приближался, но все это мной почти не воспринималось. Словно я был вовсе не при чем. И мутант не замедлил воспользоваться моей слабостью.

— Не на…до! — звук, похожий на скрип проржавевшего колеса вырвался из его пасти, — не уби…вай… ме…ня!

— Чтоб ты меня убил? — рассердился я.

— Я не…тро…ну те…бя, — ответил мутант.

— А твои дружки? — я указал оттопыренным большим пальцем в сторону лестницы. Шорох шагов приближался.

— Это… ва…ши, — проскрипело чудище, — вы побе…ди…ли, я чув…ству…ю. Тебе нет смыс…ла ме…ня… уби…вать.

— Админ, админ, как у вас дела! — прозвучал в моей голове голос командира группы, — мы внизу, мутанты разбежались. Те, кто еще может бегать, ха-ха!

— Дела?… — пробормотал я и оглянулся на поверженного мутанта. Действительно, смысла убивать его не было, — …нормально дела. Троих подстрелил, щас спущусь!

И побрел прочь. У входа меня встречали другие бойцы, от десятка их осталось восемь, а также целая свалка мутантских трупов.

— Неплохо для новичка, — командир похлопал меня по плечу, — я уж думал, ты будешь для нас обузой. Или вообще сбежишь. Уж прости, но, говорят, вы, технофобы — народ пугливый.

— Не надо обобщать, — огрызнулся я.

— Ладно, не обижайся, — сдал назад командир, — кстати, локаторы зафиксировали несколько красных точек внутри того места, откуда ты вышел. Там остались живые мутанты?

— Живые — может быть, — хмыкнул я, — но уже небоеспособные. Добивать не стал, пусть помучаются.

— Ну, вы и звери, технофобы! — рявкнул командир группы с восхищением в голосе, — не вопрос, пусть мучаются.

— Внимание всему личному составу! — прозвучал в голове голос командора, — отбой боевой тревоги. Возвращайтесь на базу.

Представления любого человека о незнакомом лично ему предмете, как правило, сводится к набору стереотипов. От инспектора ГИБДД легко отмазаться, уплатив штраф «на месте». Сантехник не может связать двух слов без третьего матерного. На стройке трудятся исключительно выходцы из бывших «братских» республик, разве что под руководством «нашего» прораба.

Так же и с казармой. Точно не знаю, какой процент моих современников не был в этом «замечательном» месте, но в том, что стереотипов о нем до фига — уверен. Казарму принято представлять огромным как футбольное поле, холодным бараком с длинными рядами коек. Кроме того, ее непременными атрибутами считаются: запах дешевого курева, дембеля, бренчащие на гитаре, грубые, уровня «ниже пояса» шуточки, а также самоволка в ранге высшей идеи. Одни мечтают о самоволке, другие делятся с мечтателями свежими впечатлениями.

Тысяча лет из всего этого сохранила разве что огромные размеры помещения да ряды коек. Холода и запаха курева не было и в помине, дембелей же могло быть в принципе, учитывая ситуацию в мире. О самоволке разговоров я тоже не слышал, да и не до нее, признаться, было. Вымотавшись после обороны базы, бойцы либо отлеживались на койках, тупо глядя в потолок, либо восполняли потерянные калории в столовой.

Не могу сказать, что сам я ни капельки не устал и не проголодался, однако ни лежать, ни есть мне на тот момент не хотелось. Целый букет новых впечатлений, полученных в «боевом крещении» перебил мне и аппетит и сон. Я сидел на своей, в смысле, никем до этого не занятой, койке и, подперев голову руками, переваривал эти самые «новые впечатления», до конца не веря, что все это произошло на самом деле и со мной.

По сути дела, я перешел черту, которая до этого казалась мне непреодолимой как Великая Китайская Стена. Я убивал, пусть не совсем, но людей, косил их пачками, не испытывая ни сожаления, ни сомнения. Стрелял из-за угла, стрелял в спину, понимая на уровне инстинкта, что если я не буду убивать ИХ, ОНИ убьют меня. Но, скажите на милость, откуда у меня, человека одной из самых мирных профессий, человека, тушевавшегося даже перед хамоватым соседом, ТАКИЕ инстинкты?