Странный мир - Сергей Калашников

— По человечески водителей похоронили, — произносит Славка. — Рефлекторно снимает шапку. — Однако, неглубоко. Запах тлена, слышишь? Конечно слышишь. Ты его вон аж, откуда почувствовала!

Рипа молчит, рассматривая следы человеческой деятельности. И тропу, ведущую отсюда на восток.

— Разбирают, однако, машину. И куда-то уносят по частям, — продолжает Слава.

— Ты прав. Стоит посмотреть, — каждый раз, когда она что-то произносит, он в неё влюбляется. А Вера? Кажется, у него большое сердце. И ещё ему кажется, что женщины его поделили. По крайней мере, когда он прощался со старшей, младшая занималась спиной её мужа.

Лагерь они нашли на берегу неширокой протоки, метрах в двухстах от воды. Плетёный из ивняка длинный барак, обмазанный глиной и крытый камышом, расположен в тени раскидистых деревьев. По всему выходило, что живёт здесь несколько десятков человек. Большой автобус весь целый, если не считать, что стоит он на прочных бревенчатых опорах, а не на колёсах. И еще над ним возведён навес. И здесь народ защищается от палящих лучей солнца.

Покой. Ещё рано. Двое часовых у костра. Один подкладывает дрова, второй стоит и озирается по сторонам. Караул не дремлет.

Вышли на открытое место и сразу были обнаружены. Один из охранников побежал к автобусу, второй встал к ним лицом и как-то подтянулся, что ли. Взятия оружия наизготовку, во всяком случае, не демонстрировал. Как держал в руках копьё, так и держит наконечником вверх.

— Привет! Старшего пошли будить? — Славка прислоняет своё копьецо к дереву, а топорик, вытащив из-за пояса, вешает на сучок. Ненавязчивый такой знак дружелюбия. Просто на всякий случай. Рипа тоже освобождает руки. А под кронами деревьев видны ещё три легковушки, причём одна из них стоит на колёсах. И ещё одна — на противоположном берегу. На воде покачивается плавсредство — деревянный настил на надутых автомобильных камерах. С берега на него перекинут наклонный трап.

А от автобуса спешат сразу четверо мужчин. Главного видно сразу, у него в руках пусто. Караульный с копьём и еще пара определённо плотных ребят идут с короткими, с милицейский жезл, дубинками. Вот эти предметы насторожили сразу. От камышового кота или шакала отбиться можно, но ведь в этих местах и покрупнее кошачьи встречаются, и полновесных волков замечали. Нет, не для четвероногих тварей эти приспособления, а для того, чтобы сделать больно, но не изувечить. Захотелось быстро убежать.

Хотя, наконечник копья явно выкован здесь, так что надо контактировать, если их интересуют металлические изделия. А ведь определённо интересуют.

— Здравствуйте! Семён Аркадьевич, — мужчина явно назвал себя.

— Доброе утро! Всеслав Ильич, — Славка тоже назвал себя. Он только что сильно напрягся. Так всё было хорошо, а тут эти дубинки.

— Долго вы нас разыскивали, однако, — и мужчина что-то почувствовал и тоже напрягся. Внешне почти незаметно, но есть ощущение. — Пойдемте, позавтракаем, и передохнёте с дороги.

— Спасибо, мы уже перекусили. И времени у нас немного, так что давайте коротко обменяемся самым дорогим, да расстанемся до времени, — понимание того, что жить среди этих людей ему не понравиться, и что предложение остаться здесь, может стать очень настойчивым, заставляет сильнее биться сердце. Но надо сохранять каменное лицо, и держать нить разговора в своих руках. Дать понять, что он, Славка, ведёт тему и задаёт тон. И при этом не следует обижать собеседника. У них в классе борьба за лидерство велась — будь здоров. Шекспир отдыхает. А, если стремишься сохранить независимость, которую политики именуют вооруженным нейтралитетом, приходится обдумывать каждое слово. Погано-то как. Ведь был уверен, что вся эта мулька осталась там, в старом мире!

— И что же у нас самое дорогое? — ага, мужчина почувствовал сопротивление, но не рванул напролом, как школьник, подавлять и сламывать… или сламливать…, а прощупывает почву. В общем — опытный.

— Сведения. Мы живём в пятидесяти километрах к северу, или вверх по правому руслу, на правом же берегу. Примерно в семи километрах от реки. Если будете нас разыскивать, то в месте, от которого начинается тропа, на песчаной косе стоит знак тетраэдральной формы. Можно пройти и посуху и по воде, если осадка лодки не более метра. Нас четверо. Не бедствуем. Ответите на мои вопросы?

— Спрашивай.

— В каком радиусе отсюда нет человеческих поселений?

— Полдня пешком, это километров двадцать пять — тридцать.

— Ваши разведчики добирались до левого материкового берега этой поймы?

— Нет.

— В таком случае советую провести исследование в этом направлении, выбрать подходящее место и передислоцироваться. В половодье ваш остров может подтопить. — Славка не желает этим людям зла, хотя они и вызывают у него опаску. Но он бы хотел, чтобы они жили не очень близко от них.

Посмотрел на Рипу. Тоже напряжена, но, как же он её любит, понимает его без слов.

— В поселении есть профессиональный медик? — теперь её очередь спрашивать.

— Нет.

— Больные, раненые?

— Или поправились, или умерли. Сейчас все в порядке.

Ответный взгляд Славка тоже истолковал верно. Пора подводить черту.

— Если перебазируетесь, оставьте на этом месте указания, как вас найти. Провожать нас не нужно. До свидания.

— До свидания. Будем рады встрече.

Развернулись, пошли. Спокойно забрали копья и топорик и, едва скрылись из виду группы, оставшейся у караульного костра, припустили бегом.

Напряжение, возникшее при встрече с человеческим поселением, которое они так долго искали, оставило после себя настолько сильное впечатление, что ребята, выведя лодку на стрежень, навалились на вёсла вдвоём. Вошли в ритм, успокоились, и три часа выгоняли из крови адреналин. Наверняка ещё до наступления зноя отмахали столько же, сколько за весь вчерашний день. Ну, может не пятьдесят километров, но тридцать верных. И тут их окликнули с берега.

Девушка-подросток в широкой, как сомбреро шляпе махала им с берега и подпрыгивала. Когда стали приближаться, она перебежала, указывая, куда грести. Обогнули оконечность косы, вошли в залив, похожий на тот, что располагался рядом с их речным лагерем, но значительно более длинный, который заканчивался не тупиком, а зарослями камыша, торчащего из воды.

— Приставайте к тому берегу около лодки, — скомандовала встречающая и помчалась куда-то в обход.

Пристали. Рядом наполовину вытащенная на берег лежала долблёнка. Вернее, жжёнка, потому что и изнутри и снаружи её обрабатывали не стальным инструментом, а огнём. Двоих, однако, выдержит. Примчалась девушка. Худющая, загорелая, босая в трусиках и шарфике на груди. В руке копьё с костяным наконечником. На лице улыбка.

— Как хорошо, как здорово, что здесь есть люди, а то мы думали, что только мы и островитяне здесь оказались.

— Привет! Островитяне, это на том берегу? Если день идти вверх по течению?

— Да, там много людей вместе живёт. У них автобус и много еды. Туда фура залетела, гружёная «Дошираками», так что они не голодают.

— А вы не голодаете? Почему к ним не присоединились? — Все трое топают по тропе, которая непривычно круто для этих мест идёт на подъем.

— Витуха поглядела, как они живут, поговорила с тамошними пацанами, и мы решили, что не стоит нам к ним приставать. Тогда уже рыбка ловилась, орешки попадались зрелые и кураги мы насобирали. Потом ракушки стали есть, они хоть и противные, но питательные. Гайка птичек сшибать наловчилась, змей палкой убивать

— Так у вас тут курага прямо на деревьях растёт? — Рипа улыбается счастливой улыбкой, которая бывает при встрече с добрым человеком.

— Нет, растут абрикосы, но они невкусные и давно все попадали на землю. Только мы их собрали, разломили и высушили.

Вот и пришли. При виде строения в голове возникает слово «курень». Землянка, но не выкопанная, а насыпанная. Множество столбов подпирают плетни, поверх которых, вероятно, глина. Горизонтальный потолок и сильно наклонные стены. По краям места для сна, в центре очаг, слепленный из той же незаменимой глины. Видно, что растрескивался и замазывался. И ещё видно, что огонь здесь — основной инструмент. Почти всё пережжено.

На видном месте — полка с сокровищами дома. Две пудреницы, наверняка с зеркальцами под крышкой, картонная коробочка со шпильками для волос. Футлярчики трёх маникюрных наборов, складные плоскогубчики наименьшего размера, в ручках которых спрятаны лезвие ножа, ничего не открывающая открывашка и рахитичные отвёрточки. Две зажигалки, песенник карманного формата, четыре стеклянных флакона: одеколон, лосьон и двое духов. Рипа взяла в руки один из пузырьков и посмотрела на Славика. Что выражал этот взгляд, он так и не понял, но не счастье, это точно.

А под навесом булькал на огне кривобокий горшок, в котором помешивала их провожатая, назвавшаяся Зиной, и продолжала свои ни на секунду не прерывающиеся речи.