Одиночество - Мартин Уиллоу

— Что-то случилось на работе? — участливо спросила она.

— Всё в порядке, просто я слишком устал, — резко отозвался он и отвёл её ладонь в сторону.

— Хочешь, я сделаю тебе массаж? — предложила Линда в тот последний вечер, пока Вернон не остался один, но он отказался.

Ему начинало казаться, что каждый раз, когда между ними случалась близость, Линда хотела воспользоваться случаем и забеременеть. Поэтому каждый очередной ласковый жест со стороны жены вызывал у него совсем не ту реакцию, на которую рассчитывала женщина.

— Я устал, — твёрдо произнёс Вернон.

— Извини, — пожала плечами Линда и отправилась в свою мастерскую, чтобы поработать над очередной картиной. Чтобы избавиться от одиночества хотя бы с помощью искусства. Такой ли она представляла себе семейную жизнь, когда они только познакомились?

Вернон, сам того не замечая, почти до крови прикусил нижнюю губу. Давняя привычка детства, от которой он почти избавился, вновь давала о себе знать. Он вспомнил, как болела его губа, когда Кевин рассказывал о Джулии Керслэйк. Тогда Вернон даже не показал мальчишкам виду, что очень переживает, потому что и сам был тайно влюблён в девочку-мечту. Ему даже вспомнилось, как он тайно выменял у одноклассника Джулии общий снимок её класса, отдав в обмен на фотографию складной нож с металлической ручкой.

— Мне нужна эта фотография! — затаив дыхание, произнёс Вернон. Дело происходило на школьном дворе, где Мертон Роуклиф хвастался новым фотоальбомом.

— Ещё чего, — недовольно прикрыл рукой снимок Мертон, словно кто-то собирался съесть его обеденную порцию.

— Если хочешь, я могу тебе дать за него коллекцию цветных карточек с героями комиксов, — тут же сказал Вернон.

— Не нужна мне твоя коллекция. К тому же, у тебя почти все карточки порванные.

— А набор юного натуралиста?

— Я не собираюсь быть натуралистом, — хмыкнул Мертон Роуклиф.

— Может быть, это? — и Вернон Левитт продемонстрировал самое дорогое, что у него было, — складной нож.

— Он настоящий? — разгорелись глаза у Мертона.

— Конечно, настоящий! Ты можешь даже обтачивать им ветки или резать мясо, — ответил мальчик.

— Годится, — Мертон поспешно вытащил снимок класса из фотоальбома и протянул Вернону. — Только если передумаешь меняться обратно, назад я тебе нож не отдам. Согласен?

— Согласен, — Вернон бережно взял в руки небольшой фрагмент фотобумаги, на котором было запечатлено лицо Джулии Керслэйк, самой красивой девочки из всех, каких ему доводилось видеть в своей жизни. Впрочем, помимо неё на снимке красовалось ещё полтора десятка других лиц, но Вернона это нисколько не расстраивало. Главное, что с фотографии на него смотрела своими обворожительно-синими глазами девочка по имени Джулия.

Целый день Вернон Левитт украдкой доставал фотографию и любовался ею, а перед сном спрятал снимок под подушку.

Возможно, Кевин, Рейли и Орсон тоже были влюблены в Джулию, но говорить им о выгодной сделке с Мертоном Вернон не собирался. Впрочем, Мертон тоже не спешил никому рассказывать об обмене, чтобы никто не предложил Вернону более высокую цену за прекрасный нож с металлической ручкой.

Итак, у Вернона появился отдельный секрет, которым он не мог поделиться с друзьями.

Каждый раз перед тем, как лечь спать, мальчик желал красивой девочке спокойной ночи. Иногда ему казалось, что Джулия Керслэйк слышит его голос, но в школе она даже не замечала Вернона.

«Наверное, она не хочет, чтобы другие знали», — утешал он себя и засыпал со счастливой улыбкой.

А потом Кевин Уринсон рассказал ребятам о том, что Джулия Керслэйк предложила ему дружить. Вернон старался внешне оставаться спокойным, не задавать лишних вопросов, которые могли бы навести на него какие-то подозрения, но внутри у него всё перевернулось. «Это ошибка! — кричал его внутренний голос. — Джулия должна была предложить дружбу не Кевину, а мне!»

Впервые в жизни Вернон Левитт испытывал настолько противоречивое чувство: с одной стороны — дружеские отношения с Кевином, а с другой — тайная любовь к Джулии. Мальчик с достоинством выдержал данное испытание. Он ни словом не обмолвился о фотографии, не выдал себя ни единым жестом, когда Кевин в очередной раз продолжал распространяться о неких отношениях с Джулией Керслэйк. Но он пристально следил за Кевином в школе. Нет, Кевин Уринсон ни разу даже не подошёл к девочке, чтобы перекинуться хотя бы парой фраз.

«Всё могло быть совершенно по-другому», — опомнился от короткого забытья Вернон, находясь перед монитором, воспроизводящим контрольную запись с камеры видеонаблюдения.

Всё действительно могло быть по-другому, если бы мальчик, которым некогда был тридцатидевятилетний Вернон Левитт, нашёл смелость подойти к Джулии Керслэйк. Думать об этом спустя много лет оказалось чрезвычайно трудно, потому что мужчина не мог себе представить, как он делает предложение девочке с обворожительно-синими глазами. Если бы он встретил её теперь, возможно, ему удалось бы заговорить первым, как он сделал это с Линдой.

Наверное, Линда послужила всего лишь попыткой восполнить упущенное счастье. Вернон пребывал в твёрдой уверенности, что любит жену, но подсознательно совершал невинную подмену на Джулию Керслэйк. Он и сам не знал этого, пока память не вернула его к забытым дням детства, к той фотографии, которую он так бережно хранил. Куда же делся снимок потом? В пыльном чулане воспоминаний нашлось много разрозненных фактов, связанных с прежней жизнью, но история небольшого кусочка фотобумаги с изображением девочки-мечты навсегда отправилась в мусорную корзину забвения.

Может быть, Вернон потерял её. Может быть, снимок лежал на столе, и его унесло сквозняком в раскрытое окно. Может быть… Существовало несколько десятков подобных «может быть», но ни одно из них не имело права называться истинным.

Одинокий мужчина сидел за стойкой какого-то кафе какого-то города, не зная ни их названий, ни точного местоположения, хотя теперь это не имело для него никакого значения. Значение имело лишь всепоглощающее одиночество, навалившееся на него, подобно лавине, внезапно сошедшей с гор и накрывшей курортную деревню у подножья каменной стены.

В кафе ощущался стойкий и неприятный запах пропавших молочных продуктов, но Вернон, казалось, не ощущал его. Он вытащил из холодильной камеры пару чизбургеров и котлеты, отправив их поочерёдно в микроволновую печь, взял с полки большую упаковку чипсов со вкусом лука и сметаны и теперь неспешно обедал.

«У нас — быстро, вкусно и недорого», — гласила надпись на стене.

«Бесплатные полуфабрикаты, самообслуживание — и без нас», — мысленно перефразировал её Вернон Левитт.

Разделавшись с едой, он направился в туалет. Не самая чистая уборная, какую ему доводилось видеть в своей жизни, отличалась обильными надписями внутри индивидуальных кабинок. Большинство из них наносились чёрными маркерами и сообщали о перспективах интимной близости с описанием изощрённых способов таковой и наличием контактных номеров. Раздался резкий звук сливающейся воды, после чего мужчина поспешил покинуть тесное помещение.

На всякий случай он ещё раз включил автомобильное радио и просканировал все имеющиеся диапазоны, чтобы убедиться, не появился ли в эфире какой-нибудь сигнал. Вернон надеялся наткнуться на человеческий голос, призывающий всех, кто его услышит, отправляться в определённое место, где собираются все уцелевшие после катастрофы исчезновения.

«Вниманию всех неисчезнувших! — отчётливо вообразил себе эту радиопередачу Вернон Левитт. — Если вы слышите меня, знайте, что я нахожусь в здании ретранслятора…»

Нет, ничего похожего не было. Лишь шум статических помех. Лишь беспредельная пустота.

Пустота и одиночество.

Вернон ощутил внезапно нахлынувшую на него волну тревоги. Где-то в глубинах сознания сработала своего рода пожарная сигнализация, хотя она и казалась ещё слишком далёкой и неотчётливой. Но с каждым мгновением назойливый звук опасности приближался, как приближается поезд, оповещающий о своём прибытии настойчивыми гудками.

Что-то пугало Вернона. Мужчина поднялся с кровати и медленно подошёл к окну. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть и отступить назад. Как он мог вчера не заметить, что дом расположен именно здесь? В окне он увидел кладбище, которое простиралось до самого горизонта, причём в качестве надгробий выступали не мраморные плиты, а деревянные кресты. Сотни, тысячи крестов, заполонивших всю площадь перед домом.

Чтобы избавиться от наваждения, Вернон Левитт поспешил на противоположную сторону постройки. Каково же было его удивление и одновременно с этим испуг, когда он обнаружил, что из всех окон виднеется только кладбище с бесконечными рядами крестов. Казалось, что они усыпали собою целый мир.