Река времен. Жребий брошен - Михаил Дьяконов

Меня все время мучил вопрос: как там вторая группа? Утром и днем была стрельба у мельницы через Собжу, потом на поле у Тибейкино, потом где-то за Тарасовкой. Наша группа затемно успешно проскочила Нижнюю Тарасовку, к рассвету оставив ее за рекой, и медленно двигалась приречным оврагом к востоку. К вечеру мы вышли на грязную полевую дорожку, которая привела к деревне Кочки. Там в вечерней тишине слышались немецкая речь и гудение моторов грузовых машин. Уже в сумерках мы приблизились к реке и попытались переправиться по мосту, но Собжа с Дегтянкой разлились широко, и мост оказался полностью скрыт под водой. В темноте, без подготовки, да еще с бурным течением – по нему никак не перейти. И вот теперь мы ночуем в овраге недалеко от деревни, ждем, когда посланные бойцы с проводником установят границы моста и подготовят переправу.

Я размял мыщцы и почувствовал, что ощущаю себя как-то невероятно легко. Живот куда-то исчез, задница значительно уменьшилась. Да, надо бы мне похудеть и в моей реальной жизни! Худоба реципиента явно сказывается благополучно на нашем с ним здоровье… К костерку тихо приблизился какой-то военный в шапке-ушанке и длинной шинели. Пендин неслышно встал и о чем-то вполголоса переговорил с этим призраком, который так же тихо исчез в сгущавшейся мгле.

– Всем собраться. Сейчас выступаем. Мы в авангарде. Пересечем лесок и спустимся к Собже к мосту, где были вечером. Потом мы закрепимся на гребне, превратимся в арьергард и будем ждать, пока бойцы батальона переправятся и перенесут раненых. Наша очередь – последняя. Надо будет перейти мост следом за всеми и не дать немцам перебить всех на мосту. Все ясно?

Пендин говорил тихо и хрипло. Вчера он сорвал голос, когда дрались в рукопашной.

– Красноармеец Фролов, – Пендин обернулся ко мне, – к вам отдельная просьба. У вас десятизарядная винтовка. Образуйте головную походную заставу впереди в ста пятидесяти – двухстах метрах у дороги и, если немцы выйдут из деревни Кочки до окончания нашей переправы, откройте беглый огонь по ним во фланг, после чего бегите напрямки к мосту. Мы прикроем вас огнем. Находиться на позиции до сигнала к отходу. Сигнал – горящая ветка у дороги. Не прозевайте.

– Есть. – Я ответил коротко и даже помимо своей воли. Правда, мне очень хотелось поинтересоваться и замыслом, и планами боя. Но, произнеся слово «есть», я почему-то передумал что-то выяснять и только проверил свою винтовку, которую впервые держал в руках. Прежде не доводилось.

– Туши огонь!

Через пару минут мы уже шагали по весенней каше из грязи со снегом, ощущая хлюпающую в валенках талую воду, которая как поршнем насоса перегонялась ступней то вверх, то вниз. На дороге отделяюсь от своих и топаю вдоль грязного проселка по еще лежащему снегу на левой стороне. Вот тут, в двухстах шагах перед позицией взвода, в котором без меня оставалось только четверо, я и облюбовал себе позицию. Деревня Кочки лежала прямо передо мной и немного слева на горке. Дорога огибала тот взгорок, на котором я укрылся, и проходила впереди и справа на расстоянии примерно ста – ста пятидесяти метров, но позади меня она лежала всего в двадцати шагах. Хорошо. Открою огонь отсюда и – деру прямиком под горку. Надеюсь, что добегу до своих, пока меня не шлепнут. А там еще один взгорочек, а за ним – мост и наша последняя надежда уйти от преследования. Надо переобуться. Я стянул валенки, размотал мокрые портянки. На теле под рубахой у меня лежали запасные. Несмотря на то что я никогда в своей жизни не мотал их, руки сами сделали то, что требовалось. Натянув поверх чуть влажных, но согретых телом запасных портянок мокрые валенки, почувствовал себя лучше. Старые же портянки тщательно отжал и вновь затолкал под рубаху – пусть не высушить, так хоть немного согреть теплом своего тела на потом. Теперь – патроны. Переложил в карман своего ватника две обоймы и проверил наличие патрона в патроннике. Трассирующий. Хорош!

Кстати, винтовочка-то очень неплоха. Что бы там ни писали о «светке»[19] разные авторы, прикладистость у нее, судя по всему, очень неплохая, вес приемлемый, прицел толковый, вот разве что длина чуть великовата. Посмотрим, как бьет…

Наши, наверное, уже начали переправу. Я поглядел в сторону реки, а потом опять перевел взгляд на юго-запад – на Кочки, откуда теперь доносились какие-то новые звуки, но ничего тревожного в них пока еще не было. Слева на поле забормотал тетерев. Потом послышался раскат далекого винтовочного выстрела. Еще одного! Так… В темноте пулять? А смысл? Разве что кто-то кого-то пугает! Ну вот, опять тихо!

Я попробовал немного двинуть рукой. Получилось. Хотя кто это захотел пошевелиться: я сам или мой образ – реципиент? Как бы это проверить? Мысли скачут. Никак не могу разобраться в них. Вот это пожелание написать жене и сыну, наверное, от него, от реципиента, в которого я вселился, ведь у меня самого сына нет, только дочери. А вот сожаление, что ввязался в эту авантюру? – наверное, от меня самого. Интересно, когда меня убьют, что я почувствую? Будет боль или нет? А вдруг она будет нестерпимой? Ведь есть случаи, когда люди умирали только от болевого шока! Наверное, это очень больно!

Интересно, сколько сейчас времени? Думаю, что прошло уже с полчаса. Пора бы лейтенанту и напомнить о себе. Я оглянулся. У речки было по-прежнему темно и тихо. Наверное, еще переправляются.

Тетерева орали теперь уже втроем. Над головой с посвистом крыльев протянулись кряквы. С югов возвращаются. Если не знать, что идет война, то меня окружала подлинная идиллия, омрачаемая только неприятным ощущением мокрых ног. А в Кочках между тем появились новые звуки. Залаяла какая-то шавка, потом еще одна, и явственно донеслись гортанные выкрики. «Шухер начался», – промелькнуло в голове это не вполне привычное для меня слово. Я собрался с силами и на всякий случай оглянулся назад. Сигнала по-прежнему не было.

Еще немного посветлело и на взгорке у Кочек – на самой дороге показалась какая-то темная масса. «Идут», – решил я, и, как тогда, на первой моей охоте, внутри что-то зашевелилось. Припал щекой к винтовке и, посмотрев на появившуюся цель, оглянулся назад. Вот он – сигнал! Позади ясно светился скачущий огонек от горящей ветки на темном фоне деревьев.

«Бежать», – пронеслось в голове. Но если побегу прямо сейчас, они точно увидят меня на взгорке и откроют огонь. Добегу ли? Ведь от них я буду хорошо виден – они на фоне темного леса, а мне бежать по снегу в светлую сторону. Надо, чтобы они хотя бы залегли, тогда задам деру и добегу до леса.

Вновь прикладываюсь к ложе десятизарядки и, взяв, как на занятиях, ровную мушку на фоне посветлевшего неба, перевел ее на темную массу на дороге и плавно нажал спуск.

Дах! – протяжно отозвалась винтовка и, дернувшись у плеча, далеко выбросила гильзу. «Ай-ай!» – заорал кто-то нечеловеческим фальцетом там, куда чиркнул красным угольком трассер винтовочной пули, а палец сейчас же нажал еще, еще и еще раз, пока глаз ловил на мушку темные силуэты разбегающихся, точно мыши, немцев. Они тотчас пропали, словно провалились под землю. Залегли!

Теперь сдаю назад и – деру к своим! Туда, где звездочкой догорает выставленная Пендиным горящая сосновая ветка. Ах-тах-дадах! – послышалось сзади, это немцы обстреливали то место, откуда я драпал. Хорошо! Уже метров сто позади. Вспыхнув в последний раз, рассыпалась красными искорками и погасла моя путеводная звездочка. Я изо всех сил работал ногами и задыхался, пытаясь как можно скорее дотянуть до спуска под горку. Дю-дюп! – шлепнуло что-то по земле правее и впереди меня. Та-та-та-та! – запоздалой скороговоркой догнал звук пулеметной очереди позади меня. Дело дрянь: пулемет целит точно по мне. Сейчас внесут поправку – и амба! Я наддал и вильнул с дороги влево. И тут почти прямо в лицо ослепили вспышки. Пах! Пах! Это взвод поддерживал меня огнем.

«Спасибо, братцы!» Я не в силах был ничего сказать. Дюп! – чмокнуло почти под ногами. Меня колотило. Осталось всего каких-нибудь три шага! Три последних шага – и амба! И тут что-то тупое пребольно ударило меня в правую ягодицу. Пуля. Звук того самого выстрела затерялся во вспыхнувшей перестрелке. Нога мертво подвернулась, и я мешком свалился в полшаге от своих.

– Хватаем под руки! Куда тебя, Фролов? – сквозь звуки перестрелки услышал я голос Пендина. Потом – провал, и вдруг я чувствую, как кто-то на спине несет меня, бредя почти по пояс в воде. Это был Вася Лозовой. Моя винтовка болталась у него на груди рядом с его «манлихером». Опять провал… За рекой пришел в себя. Лозовой туго бинтует меня. Рядом сидит Пендин с перебинтованной головой и глухо воет, зажав руками уши. Боли не чувствовалось.

– Прорвались? – Этот вопрос интересовал меня больше всего.

– Почти. – Лозовой шумно пил из фляги.

– Ты ранен в таз, лейтенант – в голову, Сашка и Володька – насмерть, – перечислил он, немного переведя дух. – Атаку немцев отбили. Наши ушли вперед, нас дожидаться не стали.