Взгляд с нехоженой тропы (Сборник) - Сергей Подгорный

Как мы склонны к поклонению, к слепой вере, стоит нам лишь потрафить, польстить.

Хорошая профессия — «Гуру»…

Ты чувствуешь обман за, казалось бы, мудростью; чем больше знакомишься с подобными «учениями» — тем больше остываешь и разочаровываешься в душе, но… нечем возразить, никак не можешь поймать за руку — слишком ловкую — и вынужден сохранять на лице тоскливое почтение перед лукавыми или невежественно-добросовестными «Учителями».

Попытайтесь мысленно убрать из этих «учений-руководств» слюдяные блестки слов Вечность, Космическая энергия, Абсолют и т. п. Мудрости так и останутся мудростями, причем явно выведенными из пристально-внимательных наблюдений и глубоких размышлений о природе человека и Мира вокруг, а не иным — «чак-рамным» — путем; исчезнет лишь ореол ложной величавости вокруг них, заставляющий вас поступаться вашим достоинством.

Пользуясь анонимностью «махатм» и овладев стилем их «посланий», «писем», можно освящать их именем свои собственные мысли и высказывания, если те в принципе не противоречат приписываемой «махатмам» точке зрения на Мир, человека и т. д.

Как и всякое философское учение, которое неистинно, но хочет существовать века, учение так называемых «Гуру» и «махатм» поразительно многозначно, обширно, многогранно, непроверяемо в главных — на которых покоится — утверждениях, виртуозно балансирует на канате между выдумкой и достоверностью: чтобы в него можно было поверить, принять его, а главное — запутаться и ощутить невозможность (свою личную) доказательства его неистинности.

Мы вот говорим, что библия противоречива, что христианство противоречиво, но в этом ведь их сила, потому-то они и держатся века, что на каждый довод в них можно отыскать и контрдовод. Цитируя библию, можно доказать, что черное — белое, а через минуту, опять же цитируя ее, что белое — белое, а черное — черное. Так же — и все учения «Гуру» и «махатм».

Мы так жаждем новых открытий, нового знания, что нередко ради зерна нового готовы принять кучу мусора и шелухи, ради одной истины готовы признать кучу чепухи и сказок.

Есть люди, которые относятся к Махатмам так же, как верующие к Исусу Христу.

Чувствуя главную слабость своих учений, «Гуру» пытаются придать им хоть видимость социальности; много говорится про заботу о счастье ближнего, много призывов к ней, к борьбе со злом, но суть все та же: хочешь быть счастливым — внуши себе, что ты на верном пути к счастью, счастлив, становишься все счастливее, а зло рассматривается в полном отрыве от социальной реальности, как нечто не зависящее от социальных причин и условий.

Человечество нельзя сделать счастливым без изменения социальных условий (что прекрасно понимал «Махатма Ленин»), в которых оно живет. Учения «Гуру» и «махатм» — тот же дурман; нет большой разницы, чем одурманивать себя: самовнушением, медитациями или героином.

Не стоит недооценивать самовнушение: раны на руках и ногах от гвоздей, которыми якобы был прибит Христос, появляющиеся время от времени у истинно верующих, разве не его результат?… Человеческий мозг — странный прибор. Если вы при помощи ЛСД становитесь апельсином, из которого необходимо выжать сок, то почему бы вам при помощи самовнушения, медитаций не вообразить, что у вас есть этот самый «чакрам», вы «работаете» с ним и «ритм космоса уже стал вашим», или другое в этом же роде?…

11

— Он, конечно, прав… — сказал Евтеев, в глубокой задумчивости проходя мимо троллейбусной остановки.

— Конечно, прав! — живо и удовлетворенно подхватил Швартин. — Кто-кто, а он имеет право так говорить… Ты знаешь его историю?… Да, я тебе ведь не рассказывал… Клюев подавал большие надежды, уже его студенческие работы были отмечены какими-то, не помню точно, премиями, и вдруг увлекся всеми этими учениями, о которых только что так доходчиво говорил. Причем увлекся — наповал, сильнее, чем ты Шамбалой. Кончилось это в конце концов тем, что он бросил аспирантуру и диссертацию, устроился работать куда-то сторожем, а свою квартиру превратил в подобие гималайской пещеры, где все свободное время занимался медитациями и работой с чакрамами… Теперь преподает в школе биологию, а в свободное время, чтобы не думать о том, на что ушли лучшие годы, столярничает…

— Он, конечно, прав… — вновь задумчиво повторил Евтеев, оглядываясь на панельную девятиэтажку, в которой была квартира Клюева. — К сожалению, нет ни одной сферы, в которую не попытались бы проникнуть и не проникали бы проходимцы и мошенники… Но зачем на основании этого отвергать существование нам еще неведомого, тех же истинных Махатм?

Швартин посмотрел на него и тяжело вздохнул.

— Он прав, говоря о спекуляциях на неведомом, когда неведомое неведомо по-прежнему, но есть люди, делающие вид, что лично они с ним на ты, оно им прекрасно ведомо, и приглашающие простаков приобщиться к касте избранных, то есть сделать, в конечном счете, такой же вид, самовнушить себе, что и им после общения с «посвященными» неведомое хоть отчасти, но ведомо… Прием не новый, но действенный, когда вперемешку с мудрым и достоверным подсовывается то, чего на самом деле не существует, но что проверить пока нельзя…

— Ты поражаешь меня до глубины души, — удивленно покачал головой Швартин. — Неужели даже разговор с человеком, которому эта чепуха изломала жизнь, ни в чем тебя не убедил и ты по-прежнему веришь в Махатм?

Евтеев вздохнул и ответил не сразу, словно, уже решившись, все еще продолжал сомневаться, стоит ли говорить это Швартину, стоит или нет.

— Дело в том, что я встречался с Махатмой, именно с Махатмой из Шамбалы… — проговорил он.

12

Швартин, оцепенев, смотрел в затылок Евтеева, продолжавшего задумчиво идти по тротуару.

Наконец, заметив, что Швартина рядом нет, Евтеев обернулся.

— Старик, я с тобой поседею… — вытирая выступившую на лбу испарину, проговорил Швартин. — Ты как себя сейчас чувствуешь? Нормально?… У тебя голова не болит?…

Они стояли в нескольких шагах друг от друга на людной, оживленной улице, мимо молча или, наоборот, оживленно разговаривая, спешили прохожие.

— …Светка себе такую кофточку отхватила!..

— А я говорю, вина надо было взять!.. — сосредоточенно доказывал мужчина в шляпе своему спутнику, а Швартин стоял, потрясенно смотрел на удивленно глядящего на него Евтеева и чувствовал, как у него тонко звенит в голове, а все окружающее кажется странным и нереальным.

Наконец он тряхнул головой, устало подошел к Евтееву, и они медленно пошли рядом в привычном шуме большого города. Евтеев посматривал на Швартина сочувственно и вид имел виноватый.