Хоупфул - Тарас Владимирович Шира
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама же вовсю испытывала эйфорично-увольнительные настроения. Она сидела на кухне, включив на полную громкость Лолиту. Звонила подружкам и, нетерпеливо выслушивая их ответ на ее дежурное «как дела», выдавала то, что уже не могла больше сдерживать:
– Галя, я уволилась!
– Катюш, не поверишь. Уволилась я!
– Мишенька, привет, позови маму. Настя, золотая моя, здравствуй! Ну наконец-то. Теперь свободная. Уволилась!
Монологи примерно такого содержания Женя с отцом слушали весь следующий вечер.
Отсутствие работы и наличие свободного времени крайне опасно для человека без определенной цели. Мужики начинают пить, женщины – ищут спасение в эзотерике.
Так в мамину жизнь пришел фэншуй. Изобретатель фэншуя стал вторым после Мавроди ненавидимым человеком среди мужского населения России. Его стараниями отцы семейства по всей стране вынуждены были вертеть диваны и кровати, чтобы они не стояли острыми углами к двери, раскладывать кадки с цветами в определенном порядке и снимать со стен «неправильные» и «отрицательно заряженные» картины.
Потом мама ушла в трансерфинг. Мимоходом увлеклась книгами о множественной реальности. Ей не давала покоя мысль, что если вселенная бесконечна, то в какой-то из параллельных реальностей ее семья была богатой и обеспеченной. C этим мама мириться была не готова. Она хотела счастья и благополучия в измерении этом. Но так уж вышло, что им выпало проживать жизнь обычной рабочей семьи из Млечного пути.
В конце концов, окольными путями мама пришла к индийской медицине. По-видимому, она поняла, что с космосом каши не сваришь. На равных с ним общался только Стивен Хокинг, остальных смертных он не особо слушал. Индийская фармацевтика совершила захват и революцию в кухонной аптечке. Из традиционных лекарств оставила только аспирин и ушные палочки. Все остальное было беспощадно заменено какими-то таблетками с неясным назначением и непереводимым составом. На вопрос «От чего они?» мама уклончиво отвечала: «От всего». Как и полагается, пахли они отвратительно. После застолий она пыталась всучить эти таблетки и отцу – с пояснением «от изжоги и похмелья». Отец стоически отказывался. К каждой инструкции прилагались фотографии каких-то ученых старичков в тюрбанах. Они блаженно улыбались и умудрялись светиться здоровьем даже через черно-белое фото. Маркетологи не зря ели свой хлеб. Эти старички смотрелись так же успокаивающе, как бабушки из деревни на пакетах молока. По-видимому, из-за этих таблеток вся Индия никогда не страдала похмельем и изжогой.
Затем еще три месяца резюме и собеседований.
На четвертый месяц космос вспомнил о посланиях и отозвался звонком из офиса. Мама, стоя босиком в прихожей, нервно наматывала на палец провод телефона, а затем, закрыв рукой трубку, крикнула стоящим в прихожей Жене и мужу: «Берут!»
С этим «Берут!» в квартире постепенно начали исчезать безделушки, непонятные поделки из перьев и тотемы из слоновой кости. Маме больше не надо было общаться с космосом. Взамен него появились вполне реальные люди – две ее подружки с новой работы. Вадима Зеланда мама не моргнув променяла на Ингвара Кампрада. Ни один школьник не бежал тратить обеденные деньги на мороженое, как мама бежала в Ikea после первой зарплаты.
Оказывается, если не брать в расчет новогодний корпоратив, работа приносит счастье целых два раза. Первый раз – когда на нее устраиваешься, и второй – когда с нее увольняешься.
ГЛАВА 5
addiction [ədɪkʃn] – cущ. зависимость, пристрастие
fallacy [fæləsɪ] – сущ. заблуждение, ошибка
fairy tale [fɛərɪ teɪl] – сущ. сказка, волшебная сказка
Отец почти не пил. Пара пятничных бутылок пива не в счет. Его друзья, как ни странно, не пили тоже. После этого становится понятным, почему программистов недолюбливают. То, что если человек не пьет и не курит, то, скорее всего, он сволочь, считал не только Чехов, но и почти весь их подъезд.
Зато мужики из их дома пили по-черному. Отец Рахманинова на их фоне даже немного мерк. Вообще, у русского человека особые взаимоотношения с алкоголем. Бутылка водки стояла абсолютно в каждом домашнем серванте. У некурящего человека вряд ли можно найти сигареты, а вот водку найти можно было даже у непьющего.
«Для гостей», для «натирать суставы», на «черный день» – список можно продолжать бесконечно.
Да и само выражение «зеленый змий» не звучит пугающе. На ум почему-то приходит Змей Горыныч из детских мультиков. Беззаботный, безобидный и простой – если не сказать, глуповатый. Большое – будто пивное – чешуйчатое брюхо, маленькие крылышки и общий инфантилизм нивелирует три огнедышащие пасти и острые когти. Такой точно никому не навредит. Дай бог, чтобы сам не поцарапался.
А вот мужики, которые пили, навредить могли. Они давали мартыновским печам женские имена и кидали в них стальные болванки. А вечером, открыв створки гаражей, пили и – чуть реже – пели. Иногда дрались. Но потом снова продолжали пить и – чуть реже -петь. В перерывах что-то чинили и сверкали сварочным аппаратом.
В Женином лестничном кармане жил один из таких – крупного вида работяга, похожий на сильно запившего Илью Муромца. Продолжая тему русского фольклора, про такого можно было сказать «богатырь» и «косая сажень в плечах». Советская пропаганда немного лукавила, изображая алкоголиков субтильными доходягами. Эта дородная фигура, подходя к своей двери, заслоняла весь свет, пробивающийся с окна лестничной площадки. А пила не меньше. Правда, вряд ли жена дала ему лежать на печи хотя бы лишний час, не говоря уже про 33 года. В полседьмого утра его глухие шаги уже раздавались вниз по ступенькам. Женя его побаивался, и на его тихое и нерешительное «здравствуйте» тот никогда не отвечал – даже головы не поворачивал. То ли после заводской жизни его уши не воспринимали шум ниже 80 децибел, то ли он просто не считал нужным здороваться с каждым сопляком. Правда, напившись, он мог начать жаловаться подвернувшемуся некстати Жене на жизнь, работу и зарплату. Получалось это скорее на мимическом уровне, нежели словесном. Сосед сотрясал пространство кулаками и выразительно хмурился, потому как язык уже его не слушался. Оставив затею, он махал рукой и мерил Женю недовольным взглядом – как будто цельного рассказа не получилось из-за Жениного неумения понять все с полуслова.
Его жена не была такой терпеливой, как у отца Рахманинова. А сравнение с Ильей Муромцем так и вовсе стало неуместным после одного случая.
Сидя дома за домашним заданием, Женя услышал звук резко открываемой соседской двери, а следом – женский голос на повышенных тонах. Женя ринулся в прихожую – в то время под дверным глазком у него всегда стояла подготовленная табуретка. Взобравшись на нее, Женя прильнул к глазку. Сосед стоял у распахнутой двери и рыдал. Женя понял это не сразу – было трудно поверить, что эта скала, одетая в засаленную тельняшку, вообще может рыдать. Но именно это она и делала. Сосед размазывал слезы пятернями, которыми мог поднять на домкрате камаз.
– Горе ты мое, да что же мне делать-то с тобой, – жена выла, как неисправная сирена. Вой переходил в причитания, от чего становился еще ужаснее и невыносимее. Сосед бормотал что-то нечленораздельное и растирал волосы, как будто пенил голову шампунем. Его и без того красное лицо стало пунцовым.
Трагизм русских женщин описан еще классиками – крича и путаясь в халате, она вцепилась мужу в грудь. Тельняшка с треском стала рваться по шву.
Женя видел похожую ситуацию в какой-то комедии с чернокожими – загулявший муж вернулся домой, а дверь открыла его ярко накрашенная чернокожая жена. На ее голове были бигуди, а на лице – полное отсутствие уважения к притесняемому веками народу. Но скандалить получалось у нее на удивление смешно – выпучив глаза, она уперлась рукой в бок, а пальцем другой руки выводила перед лицом мужа отчетливые пируэты. Она чеканила слова, не преставая буравить мужа испепеляющим взглядом. Тот вскидывал брови домиком и горячо оправдывался. Они быстро помирились. И действительно, можно ли долго
