Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова)

Агриппина Федоровна старалась не глядеть на Стасю, но говорила главным образом для нее, и все, не исключая Стаси, понимали это.

– Агриппина Федоровна, – сказал нерешительно Чернилин. – Агриппина Федоровна, – повторил он, по школьной привычке поднимая над головой руку. – Что же мы должны делать с теми, кто из-за безволия легко поддается порокам? Ну, скажем, комсомольца исключать из своей среды? Ну, скажем…

– Надо следить, Боря, за своей речью, – с улыбкой сказала Фадеева. – Зачем вам понадобилось «ну, скажем» после каждой фразы? – Она помолчала, хотела еще что-то сказать Чернилину, но раздумала и обратилась ко всем сразу: – Что вы думаете по этому поводу?

Снова встал Новиков.

– Исключить из комсомола легче всего, труднее помочь человеку освободиться от недостатков. В этом-то основная роль комсомола. А ты сразу – исключать, – с упреком закончил он, обращаясь к Чернилину.

– Я тоже так думаю, – сказала Агриппина Федоровна.

– Так и я так же думаю! – воскликнул Чернилин. – Вот, скажем… – Он поймал сам себя на ненужной фразе, смутился и замолчал.

Так незаметно от любви и дружбы беседа перешла к роли комсомола. Ни первого, ни второго звонка не слышали в литературном кружке. Только случайно взглянув на ручные часы, Агриппина Федоровна увидела, что уже половина одиннадцатого.

– Ну, опять нам попадет, – засмеялась она, показывая на часы, встала и громко захлопнула книгу, давая этим понять, что пора расходиться по домам. Девочки и мальчики медленно и неохотно поднимались со своих мест, все еще надеясь услышать что-то интересное, волнующее их.

Глава девятая

Несколько дней Елена Стрелова не появлялась ни в школе, ни во Дворце пионеров. Говорили, что она больна, но точно никто ничего не знал, потому что и в школе и во Дворце она была новенькой.

После уроков Агриппина Федоровна подозвала к себе Веру Сверчкову и спросила, не беспокоит ли ее долгое отсутствие Стреловой.

Вера удивленно взглянула на учительницу и подумала: «Почему я, а не Галя Крюкова, классный организатор, должна первой беспокоиться о непосещающей ученице?» Она хотела так и ответить, но по взгляду Агриппины Федоровны поняла, что та говорит о самом простом человеческом долге.

Вера смутилась, точно учительница уличила ее в чем-то плохом, и поспешно сказала:

– Я схожу сегодня.

Агриппина Федоровна почувствовала, что Вера ее поняла, чуть-чуть улыбнулась одними глазами и пошла в учительскую.

После уроков Вере не удалось навестить Стрелову. Ее срочно вызвали по делам в райком комсомола, затем она пошла домой обедать. У отца оказался свободный час, который он решил провести вместе с детьми. К Стреловой Вера выбралась только в девять часов вечера.

Отыскать в темноте незнакомый дом было трудно, и Вера зашла опять в райком за Новиковым, у которого в этот день там было какое-то дежурство.

Елена жила в Пионерском переулке, на втором этаже каменного дома. Освещая путь спичками, Федя поднялся по лестнице, отыскал квартиру шесть и позвал Веру, ожидавшую внизу. Они постучали. Им открыла высокая худощавая старуха в старинной телогрейке из потертого бархата. Федя спросил, здесь ли живет Елена Стрелова. Старуха, ничего не ответив, кивнула на дверь, ведущую в комнату.

В первый момент Вера хотела спросить старуху, почему Елена не ходит в школу, но промолчала – старуха показалась ей немой. Переглянувшись с Федей, Вера нерешительно постучала в комнату.

– Войдите, – послышался голос Елены.

Вера переступила порог комнаты и снова почувствовала, как в ее душе против воли поднялось прежнее чувство неприязни к Елене. Федя вошел вслед за Верой. Он запнулся о порог и упал бы, если б не ухватился за спинку стула.

Елена весело рассмеялась. Вера ждала, что она удивится и будет недовольна их появлением. Но ничего подобного не случилось. Стрелова стояла посредине комнаты в черном рабочем комбинезоне, с книгой в руках. Она была еще привлекательнее, чем всегда. Смех необычайно красил ее. На бледном личике проступил румянец, глаза, обычно полуприкрытые длинными ресницами, смотрели весело.

Комната, в которую вошли Вера и Федя, была совсем крошечная, с одним маленьким окном. В ней стояла полудетская кроватка, стул, небольшой стол и ящик.

– Садитесь, – сказала Елена, указывая на ящик, – у меня больше нет стульев.

И голос ее, и улыбка, и свет в глазах – все говорило о том, что она рада нежданным гостям.

Федя сел, а Вера продолжала стоять. Все то, что увидела она здесь, ее удивило до крайности. Елена оказалась здоровой, она не смутилась, не удивилась их появлению, а даже обрадовалась, точно ждала их. Вера совсем не такой представляла домашнюю обстановку Стреловой. И оттого, что все было не так, как ожидала Вера, она стояла в смущенной растерянности.

Елена указала Вере на ящик и сказала:

– Садись, хочешь, так раздевайся, только у меня холодно.

«Почему «у меня», а не «у нас»?» – с удивлением отметила про себя Вера, садясь на ящик и опять беглым взглядом осматривая комнату Елены.

Федя расстегнул полушубок, снял шапку и по-домашнему уселся на стул.

– Так ты, выходит, Лена, больна воспалением хитрости? – лукаво посмеиваясь, сказал он.

– Нет, Федя, я всерьез болела ангиной, но сегодня уже ходила на работу. А в школу завтра пойду, – сказала Елена, когда Вера наконец опустилась на ящик.

– На работу? – удивилась Вера.

– Ну да, я работаю, – как-то неохотно сказала Елена.

– Постой, постой, – оживленно заговорил Федя, вскакивая. Он любил знать все подробно и до конца. – О какой работе ты говоришь? И почему я об этом ничего не знаю?

– Ну, о самой обыкновенной работе в библиотеке.

– Ты служишь, что ли? – не успокаивался Новиков.

– Ну, если хочешь, служу, – засмеялась Стрелова. И по этому смеху, совсем неуместному, Вера и Новиков поняли, что их расспросы Елену смущают.

Федя тотчас принялся рассказывать о своем дежурстве в райкоме, а Вера по-прежнему молча во все глаза смотрела на Елену. У нее возникало какое-то новое чувство к Стреловой. Это было удивление, смешанное с восхищением Еленой.

– Что ты, Вера, так смотришь на меня? – спросила Елена.

– Я думаю, – ответила Вера.

– Про меня думаешь?

Вера кивнула.

– Жалеешь меня? – спросила Стрелова.

– Жалею? Нет, завидую.

– Завидуешь? – Елена удивленно развела руками. – А еще что ты про меня думаешь?

– Я тебе это потом скажу, когда яснее разберусь в своих мыслях… – Вера встала, с теплой улыбкой посмотрела на Елену и протянула ей руку.

«Я обязательно подружусь с ней, – с уверенностью подумала она. – Наконец у меня будет настоящий друг, о котором говорил папа».

Федя тоже попрощался с Еленой, и оба направились к выходу. В дверях Вера обернулась и спросила:

– А где твоя мама?

– У меня нет мамы.

– А отец?

– И отца нет.

– А кто-нибудь из родных?

– У меня никого нет.

«Живу за папой и за мамой, как за каменной горой, и жизни не знаю, – подумала Вера. – Белье себе выстирала, прибрала в своей комнате – и перед Стасей задаюсь, дескать, вот я какая: отец генерал, домработница есть, а я все сама делаю. А она?»

Вера снова села на ящик.

– С кем же ты живешь?

– Одна, – спокойно сказала Елена.

– А почему ты в середине года в нашу школу перешла?

– Я с утра на работе. А в вашей школе занятия во вторую смену.

Елена теперь отвечала охотно. Она почувствовала, что не пустое любопытство задерживает Веру в ее комнате. Вера не жалела ее, а завидовала. Это было необычным. Елена привыкла, что и взрослые и сверстники, узнав, что она сирота, жалели ее. Она не переносила жалости и потому рассказывать о себе избегала.

– Пошли, Вера, скорей, меня в райкоме ждут, – заторопился Федя.

– Ну-ну, идите, – с улыбкой сказала Елена. – Федя торопится, а с тобой мы еще поговорим обо всем.

– Поговорим! – весело сказала Вера.

В коридоре, надевая ботики, Вера перевернула пустой бидон из-под керосина, он покатился и загремел на весь дом. Из кухни приоткрылась дверь, и в нее выглянула обеспокоенная старуха.

– Осторожнее! – строго сказала она, и дверь сейчас же захлопнулась.

Вера тихонько рассмеялась. И не столько оттого, что старуха оказалась говорящей. Ей было просто бесконечно хорошо сейчас. Не будь старухи, ее развеселило бы что-нибудь другое, но развеселило бы обязательно. Исчезло – и Вере казалось, исчезло навсегда – мучившее ее чувство зависти и непонятная неприязнь к Елене Стреловой.

Вере захотелось поскорее увидеть отца и мать, рассказать им о необыкновенной девочке, которая живет одна, работает и учится.

Отец и мать были в театре. Вера поужинала одна и легла в постель. Она до полуночи вертелась с боку на бок, слышала, как вернулись родители из театра, но уснуть не могла. Тогда она встала, надела халат, туфли и вышла в столовую. На круглом столе, накрытом бархатной скатертью, стояла массивная бронзовая лампа под красным абажуром. Вера зажгла ее и села в любимое кресло отца. Часы показывали без пятнадцати минут два. Розоватый свет от лампы разливался по комнате.