Небесный лабиринт. Прощение - Мейв Бинчи

Когда отец Росс перешел к заключительному благословению «Ite Missa Est», его взгляд обратился на смуглую маленькую девушку. Произнося «Deo Gratias», она склонила голову так же почтительно, как и остальные сестры.

Он встревожился, услышав, что Ева собирается жить в домике, где ее мать умерла при родах, а бедный отец вскоре тоже расстался с жизнью. Она была слишком молода, чтобы оставаться в таком опасном месте одной. Но на этом настаивала мать Фрэнсис, поразительно умная женщина.

— Отец, ее отделяет от нас только сад, — уверяла она его. — В каком-то смысле это часть монастыря. Получается, что она нас вовсе не покидает.

Теперь он с нетерпением предвкушал завтрак в трапезной. Запах и вкус бекона, тщательно зажаренного сестрой Имельдой, и треугольных кусков картофельного пирога могли заставить человека забыть обо всем на свете.

Миссис Уолш ехала на велосипеде, возвращаясь из Нокглена в Уэстлендс. В половине двенадцатого мистер Саймон и мисс Хитер должны были уйти в церковь. Старый джентльмен уже давно не ходил ни на какие службы. Видеть немощного старика в кресле было грустно, но иногда память к нему возвращалась. Конечно, при этом все лучшее забывалось. Запоминались печальные события, несчастные случаи и катастрофы. Но не счастливые моменты, связанные со свадьбами, крещениями и прочими семейными торжествами.

Миссис Уолш никогда не рассказывала о своей жизни в Большом Доме. Хотя многие охотно услышали бы о ребенке, который сидел и рассказывал Кларе о ее щенках, мистеру Вафельному — о его рождественском салате, а пони — о том, как она станет шорником и придумает для его бедной нежной мордочки что-нибудь помягче удил.

Миссис Уолш предупреждала Би, чтобы та не распространяла слухи. Люди всегда горазды ругать семью, противостоящую деревне. Тем более что Уэстуорды были представителями другого вероисповедания, другого класса и даже другой национальности. Англо-ирландцы могут считать себя ирландцами, часто говорила миссис Уолш, пытаясь вдолбить это в голову Би Мур. Но, конечно, ничего общего с ирландцами они не имеют. Они такие же англичане, как те, которые живут за морем. Их единственная проблема заключается в том, что они этого не понимают.

Взять хоть мистера Саймона. В данный момент он был увлечен одной английской леди из Гэмпшира и собирался пригласить ее в гости. Но не в Уэстлендс. Он хотел поселить даму в гостинице Хили; это означало, что он еще не принял окончательного решения ввести ее в дом.

Миссис Уолш ехала на велосипеде готовить завтрак и думала, что кто-то дал мистеру Саймону плохой совет. Богатой женщине из Гэмпшира в гостинице Хили делать нечего. Номера там тесные, а сантехника никуда не годная. Если леди не понравится гостиница, то не понравятся ни Уэстлендс, ни весь город, и она увезет свои несметные тысячи фунтов обратно в Гэмпшир.

Конечно, данная особа, которую приглашали с матримониальными целями, должна была добавить роду английской крови. Но еще важнее были ее деньги, в которых поместье нуждалось позарез.

Мать Клер смотрела на Еву с нескрываемой неприязнью.

— Рада видеть, что ты оправилась от всех своих многочисленных болезней, — сказала она.

Ева улыбнулась.

— Мать Клер, спасибо за неизменную доброту. Мне очень жаль, что я не смогла в полной мере отплатить за нее.

— Какая там полная мера! — фыркнула мать Клер.

— И все же частично я оплатила свой долг тем, что больше не стою на вашем пути, — спокойно и невинно ответила Ева. — Вы больше не обязаны думать обо мне и пытаться приспособить меня к вашему миру только для того, чтобы оказать услугу матери Фрэнсис.

Монахиня смерила ее подозрительным взглядом, но не обнаружила в словах Евы ни насмешки, ни двусмысленности.

— Кажется, у тебя было все, что ты хотела, — сказала она.

— Не все, мать. — Ева хотела процитировать блаженного Августина и сказать, что наши сердца не найдут покоя до тех пор, пока не упокоятся в Господе, но передумала. Это было бы уже чересчур. — Не все, но многое. Я бы хотела показать вам свой коттедж. Конечно, придется пробираться сквозь колючие кусты, но дорога не такая уж скользкая.

— Позже, дитя мое. Как-нибудь в другой день.

— Да. Просто я не знаю, сколько вы здесь пробудете… — Лицо Евы продолжало оставаться невинным.

Прошлый вечер, как и многие сочельники, она провела в беседе с матерью Фрэнсис. На этот раз она немного рассказала монахине об Эйдане Линче и их странных отношениях.

Мать Фрэнсис сказала, что самая худшая черта визита матери Клер — незнание его продолжительности. Спросить, когда она уедет, было неудобно. Ева пообещала сделать это за нее.

Матери Клер очень не хотелось отвечать на этот вопрос прилюдно.

— Ну… я думаю… э-э… — заикаясь, выдавила она.

— Когда вы уедете, мать Клер? Я хочу быть уверена, что смогу показать вам его. Вы ввели меня в свой дом. Самое меньшее, что я могу сделать, это ввести вас в мой.

Она заставила мать Клер назвать дату. А потом, ко всеобщему удивлению, выяснилось, что в тот день Пегги Пайн как раз собиралась в Дублин. Так что отъезд был матери Клер обеспечен.

Мать Фрэнсис посмотрела на Еву с благодарностью.

С благодарностью и любовью.

На Рождество Патси получила от Мосси в подарок наручные часики. Это означало только одно: следующим подарком будет кольцо.

— Ева говорит, что он делает пристройку к дому, — сказала Бенни.

— У Мосси никогда ничего не поймешь, — ответила Патси.

Они ели крекеры, сидя за столом в комнате, украшенной пересекающимися бумажными гирляндами; так делалось с незапамятных времен.

По всему дому были развешаны бумажные фонарики. Стоявшая у окна елка была украшена все теми же игрушками. Правда, в этом году Бенни купила несколько новых. В Дублине, на Генри-стрит и Мур-стрит.

Родители рассматривали эти дешевые красные и серебряные украшения с таким удовольствием, что у Бенни возник комок в горле.

Они были несказанно тронуты подарком. Бенни понимала, что должна быть им благодарна. Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы понимать: бизнес идет плохо. Им приходилось выбиваться из сил, чтобы платить за ее учебу. Разве можно было сказать, что она предпочла бы жить так же, как Ева, которая сама зарабатывает себе на университет: помогать вести домашнее хозяйство или сидеть с детьми?

Она готова на что угодно. Даже ползать на карачках и мыть общественные туалеты. Только бы не возвращаться каждый вечер в Нокглен. Жить в одном городе с Джеком Фоли.

— Бедный Шон… С ним не будет хлопот? — В голосе матери звучала вопросительная нотка.

— Не мог же я позволить ему работать вчера весь день и не пригласить на ленч, зная, что парень опоздает на автобус? — ответил вопросом на вопрос отец Бенни.

— Как вы думаете, у него когда-нибудь будет здесь свой дом? — спросила Бенни.

— Странно, что ты об этом спрашиваешь. Говорят, он ходит по дороге над каменоломней и присматривается. Может быть, именно это у него и на уме.

— Вряд ли он мог скопить нужную сумму из жалованья, которое получает в магазине, — с горечью ответил Эдди.

Этого можно было и не говорить. Дело было не в том, что Шону недоплачивали. Все знали, что при таком доходе хозяин не может позволить себе иметь помощника.

Все произошло одновременно. Шон Уолш постучал в переднюю дверь; ею никогда не пользовались, но он решил, что в Рождество будет по-другому. В ту же секунду в заднюю дверь постучал пьяный вдребезги Десси Бернс и сказал, что ему нужны ясли. Всего лишь ясли, в которых он сможет уснуть. То, что годилось для Спасителя, сгодится и для Десси Бернса. А если ему еще и дадут поесть, Господь этого не забудет. Доктор Джонсон, стоявший у калитки, крикнул, можно ли ему взять машину Эдди Хогана.

— Черт дернул этого безмозглого ублюдка из Уэстлендса позвонить и испортить мне Рождество как раз тогда, когда я вонзил вилку в эту проклятую индейку! — прорычал он и умчался в «моррисе-коули» Хоганов.

Прибежала взволнованная Берди Мак и сказала, что мистер Флуд, который обычно видел в дереве одну монахиню, теперь увидел сразу трех, вышел из дома и стал махать палкой, пытаясь привлечь их внимание и пригласить к себе на чашку чая. Берди побежала за советом к Пегги Пайн, но та, видно, выпила лишнего, потому что предложила порекомендовать мистеру Флуду подняться к ним.

А из Дублина позвонил Джек Фоли, не испугавшийся местной почты, которая терпеть не могла работать в Рождество и принимала только звонки, вызванные крайней необходимостью.

— У меня и есть крайняя необходимость, — объяснил он.

Когда Бенни сняла трубку, он сказал, что это самая крайняя необходимость в его жизни. Джек хотел, чтобы Бенни знала, как он скучает по ней.

Когда с едой было покончено, Патси отправилась на прогулку с Мосси. В этом году Бенни впервые предложила убрать со стола всем вместе. Переднюю и заднюю дверь открыли настежь, чтобы выветрить из дома запах индейки. Бенни сказала, что это бестактно по отношению к курам; разве что куры не считают индеек своими родственницами. Шон не знал, как реагировать на такие речи. Он мысленно перепробовал несколько поз и решил остаться суровым.