Колдуй, баба, колдуй, дед. Невыдуманные истории о жизни и смерти - Наташа Хабибуллина

Не знаю, мое ли вмешательство помогло или болезнь отступила сама по себе, но известие о чудесном выздоровлении очень меня вдохновило и обрадовало (не знаю, как насчет самого парня, допускаю, что ему-то как раз служить не очень хотелось).

Еще раз частичку своего здоровья я отдала другому человеку, когда училась в Нижнем Тагиле. У меня была любимая учительница, которая большую часть учебного года проводила на больничном. У нее было слабое сердце.

Как и в случае с юношей, в которого была влюблена, я нашла ее недуг ужасно несправедливым и задумала учительнице помочь. Снова устроила импровизированный ритуал с передачей энергии. Только на этот раз самочувствие мое ухудшилось мгновенно и весьма серьезно. Почти полтора месяца я мучилась от жесточайшего насморка, сопровождаемого высокой температурой, которая не сбивалась никакими лекарствами. Это был не грипп, не ОРЗ, это было непонятно что. Я осунулась, похудела, ходила бледная и изможденная, почти зеленая. Внутренний голос подсказывал, что моя болезнь как-то связана с откачкой энергии в пользу страждущих, и пора бы уже с этой благотворительностью завязывать. Догадки косвенно подтверждались тем, что за эти полтора месяца моя учительница-сердечница ни разу не взяла больничный листок, и в отличие от меня вид имела здоровый и цветущий.

Я поняла: третьего такого раза мне не выдержать

Пустое место

В юности, когда в тебе бурлит неуемная энергия и нет-нет да напоминают о себе смешанные гены, так и тянет на всякого рода эксперименты. Часто спонтанные, рисковые.

Однажды мы с парнями и девчонками играли в прятки на складе запчастей, где наш 19-летний приятель подрабатывал сторожем.

После обеда склад пустел и закрывался. Димке было скучно на дежурстве одному, и он частенько звал друзей составить ему компанию – выпить чаю, посмотреть телевизор. Мы пробирались на территорию склада через дырку в заборе и с восторгом носились по огромным железным ангарам. Осматривали сельскохозяйственную технику – сеялки, веялки, трактора. Забирались в кабины комбайнов, нажимали кнопки, крутили штурвал.

Кто-то предложил поиграть в прятки. Водить выпало Димке.

Играли мы с азартом. Каждый был кровно заинтересован в том, чтобы как можно дольше не попадаться на глаза водящему. Димка в свою очередь каким-то шестым чувством угадывал, кто где прятался и методично застукивал игроков.

Кажется, нас, не застуканных, осталось всего двое или трое, когда я решила сменить локацию, перебежав с одного места на другое. Дождалась, пока Димка войдет в кирпичную сторожку и начнет подниматься по лестнице на второй этаж, чтобы сверху оглядеть двор, выскочила из укрытия и бросилась бежать.

Я добежала лишь до середины двора, когда Димка неожиданно вышел на балкон. Я встала, как вкопанная. Больше всего на свете мне в тот миг хотелось стать невидимкой. Досадно было осознавать, что игра для меня закончилась. Конечно же, Димка меня видел. Не мог не увидеть. Ему оставалось только крикнуть «туки-туки»! Но он молчал. Поведение его казалось странным. Он внимательно осматривал двор, обшаривая глазами дальние закутки и закоулки. Вот его взгляд замер на пятачке, где я стояла. Я помахала Димке рукой, мол, сдаюсь. Но он равнодушно скользнул по мне глазами как по пустому месту и продолжил сканировать двор.

Я не верила своему счастью! Не сводя с Димки глаз, медленно, боком, двинулась по двору в сторону железной бочки. Димка по-прежнему никак на меня не реагировал. Я спряталась за бочкой, и пока водящий спускался по лестнице, успела его опередить – «расколдовать» остальных игроков, которые все это время с замиранием сердца следили за происходящим. Мы потом долго, с пристрастием допытывались у Димки, почему он меня не застукал, ведь я стояла прямо у него перед носом. Димка обижался, и казалось, искренне не понимал, в чем его обвиняют. Похоже, он и впрямь меня не видел!

В другой раз мы с мужем возвращались из Крыма в Москву поездом.

Ночью в вагон вошли украинские пограничники и начали проверку паспортов. Пограничников было трое, и проверяли они дотошно – будили тех, кто спал, внимательно сличали фотографии с оригиналом. Одна верхняя полка пустовала, но смятое постельное белье указывало на то, что хозяин белья прячется где-то поблизости. Парни в форме не успокоились, пока не отыскали дезертира в туалете.

И тут я вспомнила тот давний случай на складе. А не притвориться ли мне невидимкой? – подумала я с озорством. – Прокатит на этот раз или не прокатит?

Скрывать мне было нечего, бояться тоже, поэтому за результат я не переживала. Пограничники шебуршали бумагами в соседнем купе. Муж сверху жестами велел мне приготовиться, достать паспорт из кармана. Но я не стала ничего доставать. Я тихо лежала на нижней полке и делала вид, что меня не существует в природе. Пограничник вошел, проверил паспорт у мужа и у его соседа, затем взял документ у пассажирки снизу, пробежался по нему глазами и развернулся в мою сторону…

Он смотрел на меня полсекунды или даже меньше, после чего не сказав ни слова, вышел из купе и уже не вернулся.

Я ликовала. Получилось!

Глава шестая

Травма

В детстве мне ужасно хотелось иметь младшую сестренку или братика, чтобы вместе играть в прятки, догонялки и хали-хало.

Но мама не хотела больше детей, и так бы мне томиться дальше в одиночестве, но с отцом на заводе случилось несчастье – в глаз ему попала кислота и он ослеп. Совпадение или нет, но много лет спустя я нашла в бабушкином фотоальбоме старую фотографию, на которой папе полтора года. Фотография была порвана пополам, и линия разрыва пришлась ровно на левый глаз ребенка. Случайность или чей-то злой умысел?

Несмотря на то, что правым глазом папа видел нормально, он очень переживал, что поврежденный глаз сохранить не удастся. Надежда вернуть зрение была. Папа месяцами лежал в глазных клиниках, где светила медицины производили над ним сложнейшие операции. Но, увы, чуда не произошло, зрение не восстановилось. Мама плакала, отец злился, в свои 27 лет ему было тяжело смириться с инвалидностью. Я в силу возраста вообще не понимала, что происходит, в чем собственно проблема-то? Внешне отец не изменился совершенно, он носил искусно подобранную стеклянную вставку, и если не вглядываться, то было совсем незаметно, что глаз у него только один. Правда, слухи в маленьком городке расползаются быстро, и конечно, про отцовское увечье знали многие. Но я не помню, чтобы кто-то когда-то дразнил моего отца одноглазым. Даже мои одноклассники, которые никогда не упускали возможности нелестно отозваться о чужих родителях, и те помалкивали.

Помню, в соседнем дворе жил мальчик, мой ровесник, которого почему-то не жаловали дворовые ребята. Они считали его изгоем, постоянно преследовали, обзывали, швыряли камнями, даже поколачивали. Я знала, что у отца этого мальчика тоже нет глаза.

Как-то моя одноклассница Ленка, проходя мимо мальчика, крикнула ему что-то обидное. Парень не остался в долгу, схватил с земли горсть камней и припустил в обидчицу. «Ах ты! – разозлилась Ленка, – ну я тебе сейчас покажу!» Она кинулась за ним, но мальчишка уже улепетывал со всех ног в сторону дома. «Психбольница номер пять, без трусов пошел гулять, – кричала ему вслед Ленка. – А твой папка вообще одноглазый! Циклоп!» При этих словах меня словно кипятком обдали. Как можно говорить такие слова?! А если бы кто-то отозвался так о моем отце? Я осуждающе посмотрела на Ленку, мол, ты что, забыла, ведь мой папа тоже… Одноклассница смутилась, но быстро выкрутилась из неловкой ситуации, мол, твой отец другое дело, он хотя бы красивый!

Папа и вправду был чертовски привлекательный мужчина, привык нравиться женщинам, быть в центре внимания. Но он так стеснялся своего мнимого «уродства», что чуть ли не силой настоял на втором ребенке – был уверен, что только в этом случае жена от него никуда не денется. Так в нашей семье появилась Танька.

Три шестерки

– Ой, какая маленькая, как с ней играть? – протянула я разочарованно, мельком взглянув на розовый сверток. И – потеряла к новорожденной всякий интерес.

Конец ознакомительного фрагмента.