Будущее: рассекречено. Каким будет мир в 2030 году - Мэтью Барроуз

Сбор такого количества информации – «цифровых хлебных крошек», как выразился профессор Массачусетского технологического института Алекс Пентленд, – означает, что мы впервые в истории можем предсказывать поведение. Исследования Пентленда показывают, что на основе данных, которые можно получить из социальных сетей, таких как Facebook, и сотовых телефонов с системой GPS, «мы со студентами можем предсказать вероятность того, что у вас будет диабет, проанализировав рестораны, в которых вы едите, и людей, с которыми общаетесь… Эту же информацию мы можем использовать, чтобы предсказать, какую одежду вы предпочитаете покупать или сможете ли расплатиться по долгам»{48}.

И в этом нет ничего плохого. Пентленд уверяет, что анализ «больших данных» может приносить пользу обществу, делать его лучше, а правительство – разумнее. В мае 2013 г. 90 исследовательских организаций со всего мира опубликовали результаты анализа данных о передвижениях (зарегистрированных через GPS в мобильных телефонах) и схемах пользования мобильной связью каждого гражданина страны Кот-д’Ивуар. Они зафиксировали данные о бедности на основании использования сотового телефона. «По мере того как люди начинают более свободно распоряжаться своими доходами, схемы перемещения и пользования сотовой связью становятся все более разнообразными». Информация была использована для улучшения транспортной системы. И, наконец, эти данные были проанализированы, чтобы получить информацию о распространении заболеваний. Исследовательские группы «продемонстрировали, как небольшие изменения в государственной системе здравоохранения смогут в будущем сократить на 20 % масштабы эпидемий гриппа, а также существенно снизить распространение ВИЧ и малярии»{49}.

Возможны разные пути расширения ИТ и их использования – как отдельными пользователями, так и сообществами или государствами. Как мы уже наблюдали на примере книгопечатного станка, технология имеет двоякое назначение. Информационные технологии могут использоваться человеком и для расширения своих возможностей, и для того, чтобы противостоять этой тенденции.

Технологии связи дадут правительствам – и авторитарным, и демократическим – беспрецедентную возможность следить за гражданами.

Могут ли диктаторы качнуть чаши весов в свою пользу? В долгосрочной перспективе, скорее всего, нет, однако они становятся все хитрее, а ИТ – мощное оружие в их руках, если использовать его с умом. Китай поддерживает самую сложную и масштабную систему интернет-цензуры в мире, десятки тысяч человек занимаются мониторингом и цензурой материалов, которые могут представлять угрозу режиму{50}. Но корпорация RAND[3] провела исследование, в ходе которого было проанализировано использование интернета диссидентами. Обнаружилось, что, по мнению правительства, «будущий экономический рост Китая зависит от интеграции страны в мировую информационную инфраструктуру»{51}. Это означает, что они не могут запрещать слишком многое из страха навредить экономическому росту и инновациям.

Отчасти эта шизофрения нашла выход в конфликте между Китаем и компанией Google, которая хотела открыть для своих пользователей доступ к поиску без вмешательства государства. Те, кто внимательно изучил стратегии Китая в области цензуры, обращают особое внимание на то, как реагируют бизнес-элиты. Один из таких наблюдателей «уверен в том, что нынешняя стратегия Пекина заключается в блокировке новых сервисов Google, как только они становятся доступны пользователю, задолго до того, как они успеют приобрести какую бы то ни было популярность среди китайцев… Так, например, единственная причина, по которой Gmail до сих пор не заблокирован в Китае (хотя иногда связь с ним и прерывается), в том, что слишком многие деловые и правительственные элиты зависят от коммуникаций с друзьями, родными и коллегами по всему миру»{52}.

Проведенное RAND исследование действий правительства показало, что Пекин «достиг некоторых успехов» в «контроле использования интернета диссидентами», но на будущее гарантий нет: «Уровень модернизации Китая в сфере информационных технологий говорит о том, что время все же на стороне противников режима»{53}. Режим становится все более искушенным в части современных технологий, но зажат в угол неудержимо растущими масштабами использования интернета во всех сферах жизни общества и все большим значением информационного потока. Диссиденты получают поддержку из-за рубежа от разрастающегося международного сообщества неправительственных организаций, нацеленных на защиту прав человека и гражданских свобод в Китае и во всем мире, и они также поднаторели в использовании интернета. Учитывая, что на сегодняшний день уже 300–400 сотен миллионов китайцев пользуются интернетом, в частности местными версиями социальных сетей, например Weibo и WeChat, «заставить замолчать эти голоса, которые в своем праве, будет непросто». Так считает генеральный директор Google Эрик Шмидт{54}. Более того, новые программные инструменты – один из них называется Tor – могут помочь диссидентам спрятаться от слежки. По словам Шмидта: «Все проще пользоваться интернетом, а также применять разные технологии для обхода запретов и ограничений – и задача безопасного выхода в интернет для активистов постепенно упрощается»{55}.

Размышляя о силе оппозиции и уязвимости режима, важно учитывать и другие факторы: растущее недовольство среднего класса коррупцией, загрязнением окружающей среды, социальным неравенством или снижением экономического благосостояния. Как показала «арабская весна», интернет и социальные сети – превосходные инструменты, которые ни одному авторитарному режиму не удается ни полностью контролировать, ни запретить. Но все же необходимы и более традиционные формы организации и сильные институты, как мы видим на примере организации «Братья-мусульмане» и успеха, которого все же добились военные, несмотря на то что демократические силы вовсю пользовались информационными технологиями.

Необходимо следить, не будет ли интернет использоваться для усиления националистических настроений, расизма, религиозных или этнических разногласий. Проведенное RAND исследование политического использования интернета в Китае показало, что возрастная группа до 30 лет, самая многочисленная среди пользователей интернета, «придерживается все более националистических взглядов… Лишь чуть больше 20 % информации, просмотренной китайскими пользователями интернета, было на каких-либо языках, кроме китайского»{56}.

Я был потрясен, внезапно поняв, что подобная тенденция к усилению националистических настроений и религиозного самосознания, скорее всего, станет идеологическим подтекстом роста значимости личности в ближайшей и средней перспективе. Экономические аспекты глобализации способствовали распространению западных идей научной логики, индивидуализма, светского государства и превосходства закона в обществах, стремящихся к материальному прогрессу. Однако многие граждане этих государств не готовы принести в жертву свои культурные особенности и политические традиции. В центре идеологических дебатов внутри общества и за его пределами наверняка окажется религия.

Ислам особенно укрепил свои позиции благодаря усилению демократических тенденций и расширению политических свобод, позволивших голосам религий быть услышанными, а также благодаря появлению более продвинутых коммуникационных технологий и неспособности правительств оказывать услуги, которые могут обеспечить религиозные группы. Проведенный в 2013 г. опрос общественного мнения исследовательского центра Pew подчеркнул противоречие между сильным стремлением к демократии и желанием мусульманской общественности, чтобы религия играла важную роль в политике. Опрос показал: многие мусульмане в Юго-Восточной Азии, Южной Азии, на Ближнем Востоке и в Северной Африке считают, что религиозные лидеры должны влиять на решение политических вопросов{57}.

Способность религиозных организаций определять нормы правления и мобилизовать сторонников для решения вопросов экономической и социальной справедливости увеличивает значимость религиозных идей и убеждений в политике. Перевод политических разногласий в мусульманский дискурс и попытки государства манипулировать исламским движением усилят религиозное влияние, особенно в ближневосточной политике. Религиозные деятели могут опираться на священные тексты и историческую традицию, говоря о проблемах, беспокоящих людей сегодня, социальном равенстве и равноправии. В новой эре религиозные идеи, деятели и организации будут приобретать все большее влияние не только на народ, но даже на элиты.