Люди из Будапешта - Лайош Мештерхази

Мальчик (ноет.) Не знаю.

Андраш. Не знаешь? Скажи на милость!

Мальчик. Ширинка.

Андраш. Ширинка? Сзади, балбес ты этакий?

Мальчик. За что-то зацепился.

Андраш. Ну, погоди у меня! Сколько же сантиметров?

Мальчик (после продолжительного молчания.) О-о-один!

Андраш. Это тебе один сантиметр? Это тебе один?

Мальчик. Ну, два.

Андраш. По меньшей мере шесть сантиметров! Что за это полагается?

Мальчик (ревет.) Шесть горячих.

Андраш. А ну, нагибайся. Вот так.

Раздается шесть слабых шлепков. Мальчик ревет.

Андраш. Смотри, чтобы я тебя больше не видел на дереве! То же самое получал когда-то и я от своего отца, только у него полагался шлепок за каждый дюйм. А эти бедняжки остались в накладе, потому что я ввел расчет по метрической системе. Но зато у моего отца рука была тяжелее. Не беда, понемножку вырастим их! Мария, а что же мы ничего не предложим нашей гостье?

Моника. Ну, что вы! Я сейчас пойду.

Мария. О нет! Достань-ка, Андраш, ликер. А я только что кончила тесто месить. Хотите принесу вам лангош, прямо с пылу с жару. Вы, наверное, любите?

Андраш. А это еще кто такие?

Подросток. Mы пришли от Демократического союза молодежи с делегацией к товарищу преподавателю.

Андраш. С делегацией? По какому поводу?

Подросток. У нас в субботу вечер поэта Ади. Мы будем декламировать стихи, а господина учителя хотим попросить сделать доклад, связывающий эти стихи воедино.

Андраш. В котором часу будет этот ваш… «связывающий воедино»?

Подросток. В семь. А потом танцы.

Андраш. Танцы? Шут бы побрал вашу школу. Не литературный вечер вам нужен, а танцы! Ну, погодите, скажу я вам свое мнение стихами Ади. Ладно. А теперь бегите. Пока…

………………………………………………………………

Моника. В лангоше было мало смальца, ликер – домашнего приготовления, не такой ароматный, каким угостил меня Дюла, но все это было предложено от чистого сердца, и я ушла от них с хорошим чувством, решив, что теперь стану наведываться к ним чаще. Только сами знаете, как это бывает: повседневные заботы, работа… Позднее и мне увеличили зарплату, жить стало полегче. Один раз чуть было не стала «выдвиженкой». Хотели назначить директором педучилища. Вызвали в высочайшее министерство, в комиссию по кадрам. Ух, как колотилось мое сердце! За длинным зеленым столом сидело человек пять…

………………………………………………………………

Приветливый мужчина. Премного наслышаны о вас, товарищ: отличный педагог, хорошая общественница. Не согласились бы вы занять пост директора?

Моника. Не знаю. Если мне доверят – возможно…

Старая дева. Социальное происхождение?

Моника. Отец был ремесленник, плотник, но брал подряды на строительство. Когда мы были еще маленькими, он развелся с матерью. Она одна нас воспитывала.

Старая дева. Значит, вы воспитывались в неупорядоченных семейных условиях?

Моника. Нет, почему же? Мать служила на почте, там же мы и жили. Она меня воспитала.

Старая дева. Итак, вы происходите из мелкобуржуазной семьи?

Моника. Да…

Старая дева. Муж ваш тоже был буржуа?

Приветливый мужчина. Муж ее был врачом. Он стал инвалидом, когда геройски выполнял свой долг в дни боев за Будапешт. Через несколько лет после этого он умер.

Старая дева. Почему вас зовут Моникой? Наши выдвиженцы могут именоваться Эржи, Юлия, Мария, но – Моника?!

………………………………………………………………

Моника. Ну как я могла объяснить ей, что это была прихоть моей бедной мечтательницы-мамы, которая к скучной фамилии Ковач хотела придать имя, какого не было во всей деревне. Вычитала в каком-нибудь французском романе или в настенном календаре…

Старая дева. Моника! Какое, право, парфюмерное имя! Так и пахнет аристократией!

Приветливый мужчина. А вас как зовут, товарищ?

Старая дева. Меня? Иолантой, если угодно! Хотя это и не имеет никакого отношения к делу.

………………………………………………………………

Моника (со смехом.) В конечном итоге я провалилась. Из-за своего имени. Но, по правде говоря, я даже обрадовалась: мне было бы жаль оставить свой класс, да и не испытывала я никакого желания быть директором. Побежали дни, месяцы, годы – тихие, однообразные. «Герои Фив» снова канули в Лету. Слышала, что Бела стал профессором в университете, читала несколько его статей. Но встретиться с ним мне не доводилось. А затем… знаете, как это часто бывает, – встреча за встречей. Будапешт, такой огромный, иногда становится тесным!

Музыка. Лейтмотив – романс на народные темы, затем примешивается военный марш.

………………………………………………………………

Бела. Моника, вы? Сколько лет, сколько зим!

Моника. Да, давненько мы не виделись! Но я-то хоть слышала о вас!

Бела. Как хорошо, что мы встретились! Я сегодня провожу диспут в «Клубе Петефи». Придете?

Шум улицы – угол Бульварного кольца и проспекта Ракоци. Газетчик кричит: «Литературная газета»! «Иродалми уйшаг»!

Моника. А что, интересно будет?

Бела. Вы отстали от жизни! Все дискуссии в «Клубе Петефи» интересны. А сегодняшняя – в особенности. Лаци тоже придет! Вы, конечно, знаете, что его реабилитировали, повысили в звании. Сейчас он работает в Министерстве обороны. Он явится к нам как жертва мерзости и морального разложения, которое есть у нас в стране и с которым мы все боремся. Подождите минутку, вон там телефон-автомат. Я должен еще раз позвонить ему, потому что он не точно обещал. Между тем он – коронный номер нашей сегодняшней дискуссии. (Набирает номер.) Это я, Бела! Ну как? Придешь сегодня вечером?

Голос в телефонной трубке. Уволь меня, Бела. У меня уйма дел!

Бела. Ну что ты, «Пасло! Сядешь в машину и приедешь. В любое время в течение всего вечера. Побудешь минут десять и уедешь.

Голос в трубке. Нет, не хочу, Бела. Откровенно скажу тебе, я не любитель подобных вещей.

Бела. Но люди хотят тебя видеть, Лаци! Вызывать тебя станут! Такую теплую встречу тебе устроят!

Голос в трубке. Боюсь я, Бела, что эта «теплая встреча» может обернуться против меня же самого!

Бела. Да, что-то и на похоронах Райка я тебя не видел.

Голос в трубке. Я был в отъезде. Но я слышал, что вместо меня на похороны пришло десять тысяч таких, кого бедный Райк при жизни ни за что не пожелал бы видеть рядом с собой. Ведь, умирая, он крикнул: «Да здравствует партия!»

Бела. «Ласло, ты не веришь в народ!

Голос в трубке. Верю. Но боюсь, что народ утратит своего вождя – нашу партию – и тогда…

Бела. Ты говоришь, будто какой-то сектант. Не понимаю тебя. Ведь ты же никогда не страдал левачеством!

Голос в трубке. Бела! Всякий считает левачеством то, от чего он сам бросается вправо. Будь осторожен!

Бела. Ласло, с самого сорок пятого года атмосфера в стране не была так накалена. Если мы выступим сейчас, за нами пойдут десятки тысяч, даже сотни тысяч людей! А ты…

Голос в трубке (перебивая Белу.) А ты уверен, что с тобой пойдут те, кого ты действительно хотел бы видеть рядом? И уверен ли, что сумеешь повести тех, которые пойдут за тобой? Понимаешь ли ты сам, с каким огнем затеваешь игру? {Кладет телефонную трубку.)

Моника. Приедет?

Бела. Нет, но… может быть, так даже лучше.

………………………………………………………………

Моника. Странно выглядят аудитории университета в такие необычные дни. Набитые до отказа, они словно делаются больше. Схемы, начерченные мелом на досках, распиханные по углам лабораторные принадлежности будто сами диву даются – до чего же они здесь некстати!.. Бела выступал с речью.

Бела. Мы надеялись, что сегодня сможем приветствовать здесь нашего друга, который был не только свидетелем, но – на протяжении многих лет – и жертвой политики, которая означала бесправие, унижение человеческого достоинства и подавления демократии. Он был моим лучшим другом, моим однокурсником. Его трагедия помогла мне по-настоящему понять, что, собственно, произошло в нашей стране. Нам нужен новый воздух, новая атмосфера… Такой воздух и такая атмосфера…

Голос Белы замирает, удаляясь.

………………………………………………………………

Моника. Двадцать третьего октября Бела и его друзья вышли на улицу во главе демонстрации. Я тоже была в людской толпе. Ученики моей школы отправились митинговать, и с ними вместе, охваченная противоречивыми чувствами и сомнениями, пошла я. Возле памятника генералу Бему я встретила Андраша.

………………………………………………………………

Андраш (весело.) Как? Чтобы я и вдруг не пришел? Ну уж нет. Марш Кошута, герб Кошута! Вся Обуда собралась здесь. А это вот моя школа, видишь? Посмотри, как браво они стоят. Сразу видно – моя школа!

………………………………………………………………

Моника. Он был очень весел, но воодушевление его быстро испарилось. Речь оратора все время прерывалась выкриками из толпы. Кто-то позволил себе грубые выходки против красной звезды на здании парламента.