Идеальные - Николь Хакетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как ты думаешь… даже не знаю, как сказать… – Селеста разгладила брюки на бедрах. – Как ты думаешь, нам не следует проверить Беллу?
Последовавшая за этим вопросом пауза продлилась чуть ли не вечность. Они не включили радио, и потому тишина показалась ей еще более гнетущей.
– На аутизм, ты хочешь сказать? – наконец уточнил Луи. Он произнес слово «аутизм» так, словно выговорил его вслух впервые в жизни. Что, в общем-то, было неудивительно – они никогда не затрагивали эту тему.
Селеста не помнила, когда в ее голове впервые зародилось столь страшное подозрение. Она даже не понимала, было ли это простым подозрением или чем-то, что материализовалось с течением времени. Все, что она знала – это то, что Белле нравились лишь четные числа, а попытки уговорить ее съесть банан или надеть льняную вещь заканчивались истерикой дочки. Да, еще Белла знала о дельфинах больше всех суммарных познаний Селесты. По отдельности все эти вещи не казались очень страшными, но игнорировать их вкупе было трудно.
Тем не менее Селеста никогда об этом не говорила – ни Луи, ни кому-либо другому. Только прокручивала эти мысли в голове неделями, а может, и месяцами – как человек, мусолящий во рту леденец в надежде, что он рассосется.
– Возможно, – пискнула она до неузнаваемости тоненьким голоском.
Селеста никогда не считала себя храброй; видимо, поэтому ей потребовалось собрать все свое мужество, чтобы произнести одно это слово. А, растратив его, она испытала огромное желание свернуться в комочек и забыться.
За передним ветровым стеклом две трубы – «два рога» – Уиллис-Тауэр пронзали небо цвета желтка. Внезапно Селесте захотелось оказаться где угодно, только не в этой машине, мчавшейся к какому-то кичливому ресторану, предлагавшему посетителям фаршированные яйца аж за три с лишним доллара. Ей захотелось оказаться дома, в своей постели, с густым слоем ночного крема на проблемных зонах лица. Селеста всего пару дней назад выстирала постельное белье – в родных стенах, на чистой простыне под одеялом в чистом пододеяльнике к ней обязательно вернулось бы ощущение стабильности и безопасности.
– Не знаю, Си-Си, – наконец, вымолвил муж. Он так долго медлил с ответом, что Селеста поначалу подумала, будто он говорил о постельном белье. – Аутизм… Это ведь своего рода… крайность, верно?
Их взгляды встретились над центральной консолью. Убедившись, что Луи не попытался пренебрежительно отмахнуться от ее опасений, Селеста заставила себя серьезно обдумать предположение мужа. «Крайность…» Многие вещи выглядели крайностями. Укусить одноклассника из-за кубиков – разве не крайность? Или валяться на асфальте, потому что тебе захотелось есть? Но аутизм? Это был неожиданный и уж точно не лучший вариант для Селесты. Но она не считала его крайностью.
– Белла гиперактивна, реагирует на все чересчур импульсивно, и… мне кажется, чем дальше, тем только хуже.
– Ей пять лет. Всем маленьким детям присущи активность и импульсивность.
– Не думаю. И потом, у них все проявляется иначе. А еще эти ночные кошмары… они типичны для детей аутистического спектра ее возраста.
Когда Белла начала видеть сны – а это случилось пару месяцев назад, – Селеста страшилась даже заходить в ее комнату. Боялась, что, разбудив Беллу, причинит девочке необратимый, непоправимый вред – как в сцене, которую она увидела когда-то в фильме или прочитала в книге. Луи о такой вероятности не слышал. И это он заходил в спальню дочери и тряс ее, пока Белла не пробуждалась. Со временем Селеста убедилась, что такие «встряски» никакого вреда девочке не приносили. И, что гораздо важнее, Белла переставала орать как резаная.
– Не думаю, что мы можем поставить Белле такой диагноз, как аутизм, только потому, что ей снятся плохие сны.
– Но речь не об одних снах. Обо всем в целом. – Переместившись, Селеста наклонилась корпусом к Луи. – Ты же знаешь, какая она чувствительная.
– А что плохого в чувствительности?
– Я имею в виду чувствительность к текстурам, – пояснила Селеста, смахнув с бедра несуществующую пушинку. – Ты помнишь, что было с Беллой, когда я несколько недель назад попыталась надеть на нее льняной джемпер? – Селеста не сомневалась, что Луи это запомнил, потому что дело кончилось тем, что они обе – и мать, и дочь – разревелись. – И она не ест бананы, – добавила Селеста спустя пару секунд.
– Ну, я тоже не люблю бананы.
– Но разве у тебя хотя бы раз бывал из-за них нервный срыв?
Судя по виду, Луи всерьез задумался над вопросом жены.
– А одержимость дельфинами, – продолжила Селеста. – Я читала, что подобная зацикленность на чем-то одном типична для детей, страдающих аутизмом.
Ее слова упали тихо и мягко, как легкие перышки. Луи замолчал, погрузившись в свои мысли; адамово яблоко на его шее слегка выпятилось.
– Не знаю, – в итоге медленно произнес он голосом, полным сожаления, как будто сообщал жене новость, способную ее огорчить. – Просто мне кажется, что воспитательница сказала бы нам что-нибудь, имейся причины для беспокойства. Как ты полагаешь?
Селеста вспомнила мисс Бонни. Из всей косметики эта женщина, готовясь к встрече с ними, позволила себе лишь светло-розовую помаду, которую нанесла на губы тонюсеньким слоем и явно не умеючи. Это не укрылось от внимания Селесты и даже расположило ее к воспитательнице. А теперь ей подумалось, что столь «сдержанный» макияж объяснялся чем-то еще – скорее всего, молодостью и безыскусностью мисс Бонни. И разве они могли воспринимать серьезно женщину, которая была настолько молода, что не нуждалась даже в тональном креме или корректоре под глаза?
– Возможно, она не знает, на что именно обращать внимание, – сказала Селеста.
И вперила взгляд в мужа, наблюдая за его реакцией. Луи отнял руку от окна и положил обе кисти на руль. Селесте вспомнилось их первое свидание, почти десяток лет назад. Тогда Луи заехал за ней на отцовском раритетном «Тандербёрде». Селеста не разбиралась в автомобилях, так что Луи не удалось произвести на нее желанного впечатления. Но что реально впечатлило Селесту – так это его манера вождения, то, как легко и непринужденно он маневрировал в потоке машин, крутя руль только одной рукой.
– Ладно, – сказал, в конце концов, муж. – Я тебя услышал. Давай пока понаблюдаем за Беллой. Я думаю, мы можем еще подождать, посмотреть, что будет дальше.
Луи произнес это так уверенно, что на долю секунды Селесте даже показалось, будто бы они пришли к этому решению вместе. Она открыла рот, вдохнула воздух, снова сомкнула губы. А потом ее неожиданно осенило: им не надо ничего ждать,
