Коло Жизни. Середина. Том 1 - Елена Асеева

Кукер спешно достиг стоящих Богов и замер подле, вытянувши повдоль тела три руки и как можно выше подняв четвертую, в которой удерживал Лег-хранителя. Седми неторопливо передал Яробора Вежды, осторожно переложив его на руки старшего брата, поправив конечности и головку. Он еще малость нежно оглаживал бледное лицо мальчика, своими тонкими перстами, а после протянув руку забрал у своего споспешника тот самый тончайший луч голубого света. Одначе стоило Богу его коснуться, как сияние света, запульсировав, свернулось, образовав и вовсе едва зримую легкую нить. Рас небрежно крутнул кончик нити в пальцах и тотчас по белоснежной коже Зиждителя, озаряемой изнутри золотым сиянием, заструились рдяные искры. Мгновение спустя они точно наполнили все тело Седми, поглотив и саму молочность, и золотое сияние, окрасив материю его белого сакхи в пурпурный цвет. Еще вероятно малая толика времени, и кончик нити сам стал пурпурным, утончившись до состояния паутинки.

Седми медленно поднес тот пурпурно пылающий кончик нити к ребенку, все также заботливо развернув его голову лицом в направление груди Вежды. Он, слегка качнув перстами свободной руки, сотряс на чепчик-апекс и лицо ребенка малую россыпь горящих искорок, каковые резво сомкнувшись меж собой, описали подле правого слегка лопоухого ушка Ярушки коло. Искорки вмале распространили свое сияние и дальше на кожу, покрыв собой висок, лоб, щечку и даже закатились под волосики. Отчего кожа засияла менее насыщенным светом почти ало-рыжим, сызнова сместившись и теперь покрыв ушную раковину и слуховой проход. На доли минут кожа и кости черепа обрели прозрачность, и явственно показалась барабанная полость среднего уха, и слуховые косточки, передающие колебания, и третий орган слуха замысловатой формы, напоминающий лабиринт.

Седми все также осторожно, словно опасаясь навредить мальцу, поднес пурпурный конец нити к слуховому проходу и слегка подтолкнув его вперед, выпустил из перст. И тотчас пурпурное навершие паутинки, связанное иным кончиком с Лег-хранителем, медлительно поползло по проходу, а достигнув барабанной перепонки, просочилось под одним из ее глухих краев, вскоре явившись в так называемой улитке заполненной лимфатической жидкостью. Конец нити один-в-один, как пловец, просквозил по кругу, почитай касаясь ее стенки, и нежданно замер в ее завершие. Он резко ткнулся своим кончиком в стенку улитки, будто ужалил, а миг спустя вже выскочил с иной стороны в небольшой костный канал, где не мешкая вклинился в слуховой нерв, при том слегка окрасив его в пурпурные полутона, таким образом, подключаясь к мозгу.

Рас поколь неподвижно наблюдающий за движением нити, лишь произошла его сцепка с мозгом, перстами огладил ало-рыжие переливы на ухе Яробора. И этим движением собрал сияние на вроде мельчайшей изморози на кончиках собственных перст так, что они у него вспыхнув и вовсе приобрели огнистую окраску. Приблизив пальцы к Лег-хранителю Седми капелюшечку ими дернул, и немедля с них вниз посыпалась мельчайшая мга, окутав туманными парами само тельце создания. Сияние словно скомковав объемные формы Лег-хранителя, придало ему вид прозрачной ушной раковины состоящей из мочки, козелка, противокозелка, завитка и его ножек да противозавитка. Зримо колыхнулся обок головки Ярушки прозрачный Лег-хранитель в точности, своей нонешней формой, повторяющий ушко мальчика. Седми бережно подцепив двумя перстами создание, также аккуратно насадил его на ухо ребенка. Еще не более морга и Лег-хранитель самую малость вздрогнув, стал не отличим от уха мальца, слившись с ним не только формой, но и цветом. И тотчас принялся работать, принимая от Седми все поступающие распоряжения, и, одновременно, напрямую передавая на Бога все мысли, тревоги, звуки от самого мальца.

— Замечательно, — благодушно произнес Вежды, и сам нежно огладил перстом ушко ребенка с насаженным на него Лег-хранителем. — Мой милый малецык, ты как всегда творишь все безупречным.

— Ну, не всегда, — мягко отозвался Седми, степенно придавая и своей коже и сакхи истинные их цвета. — Вежды, может стоит все же связаться по поводу Крушеца с Кали тайно. Показать ей отображение малецыка и спросить совета. Может еще можно, что поправить.

Рдяные искры, как и пурпурные полутона, уже покинули кожу и сакхи Седми, вернув ей бело-золистость, только еще несколько огненных брызг замерли на кончиках его пшеничных, коротких волос, уцепившись за самые кончики. Димург протянул к младшему брату руку, и, стряхнув их с волос, трепетно и с тем ласкающе-полюбовно произнес:

— Бесценный мой, чего об этом толковать. Ты же знаешь, если это отклонение… аномалия, — Бог на миг затих, его толстые губы судорожно вздрогнули, а темно-бурые очи точно остекленели. — Если это уродство, — с трудом выдохнул он, — ничего не поможет… Ничего и никто. И даже Кали. Наша милая, дорогая Кали. Тут либо надо уничтожить, как, несомненно, поступит Родитель, либо сберечь. А сберечь, это значит утаить… Утаить от Родителя, Отца и остальных братьев. Ты, моя драгоценность, должен тот выбор сделать сейчас и сам, дотоль как я унесу мальчика на Землю. Ибо я свой выбор уже сделал.

Глава пятая

Яробора хватились вмале после того как Бабай Умный увел его от ребятни. И первым кто кинулся искать мальчика, была, конечно, Изяслава. Отроковица, выполнив распоряжения матери, возвращаясь из житницы, постройки, что тулилась к сараю, овину, сеннику, хлеву, птичнику и дровнику (стоящих по правую от дома сторону) и проходя под поветью, части крытого тесом двора, где лежала скирда сена, обратила внимание, что среди играющей детворы не видного меньшого братца. Возможно, Изяслава и не придала б тому значения, понеже ну, куда, в самом деле, может уйти со двора малое дитя, ежели бы никакое-то шестое чувство (про которое в грядущем будут почасту толковать люди) подтолкнувшее ее позвать Ярушку. Будучи вельми послушным мальчиком, привязанным к старшей сестре, тот всегда отзывался на ее зов.

Однако ноне как отроковица не кликала братца, обегав не только двор, но заглянув во все хозяйственные постройки, перетеребив всех деток, Яроборка так и не откликнулся. Ну, оно и понятно, так как в тот момент лежал на кушетке в особой комнате, величаемой худжра, на маковке четвертой планеты и был осматриваем бесицами-трясавицами.

Вскоре к поискам мальца подключилась уже и Белоснежа, услышавшая из избы взволнованные окрики младшей дочери. А погодя мальчонку искала вся община, нынче закончившая страдную пору и потому находившаяся большей частью в поселение. Люди искали Яробора по всем закуткам построек, огородов, домов, дворов. Проверяли берег реки, окраины леса, но мальца словно и след простыл.

На ту пору сошедший с тропки Бабай Умный придав себе вид суховатого пенька, вельми внимательно наблюдал за рыщущими по окоему леса людьми, иноредь не слышимо для них переговариваясь с марухами.

Ярушка отсутствовал не более чем пару часов, ибо большее время Боги не могли себе позволить. А засим Вежды принес его на Землю. Необходимость в Бабае Умном, как таковом теперь для Зиждителей отпала. И Димург положив мальца на тропку, пред тем сняв с него апекс, резко подхватил создание своего младшего брата за изогнутый сучок, коим днесь представлялась рука Бабая Умного, да унес его на маковку. Золотое сияние, точно поглотившее кусок леса, также стремительно иссякнув, явило изумленной Изяславе лежащего братика. Отроковица, бежавшая из глубин леса, куда они вместе с матерью дотоль ушли, чтобы вознести дары к древу дуба и испросить помощи у Бога Воителя, на малость сдержала свой скорый шаг, а после, гулко вскрикнув, кинулась к брату.

— Матушка! Матушка! — громко завопила Изяслава, подхватив на руки мальчика и прижав к себе. Прерывистые рыдания вырвались из ее рта и единожды россыпью слез окатили бледное лицо Яробора. — Матушка! Нашла! Нашла Ярушку!

Прошел и вовсе малый миг времени и из леса выскочили два старших брата мальца Сивояр Велиг и Горобой Дедята. Оба крепкие, мускулистые мужи с темно-русыми, долгими волосами, схваченными позадь головы в хвосты, и густыми усами, брадой купно покрывающими лица. А погодя по тропке не менее ретиво для вже пожилой и полной женщины прибежала Белоснежа. Ее белокурые, присыпанные темноватыми полосами волосы от волнения выбились из-под опояски, широкой тканевой полосы повязанной на голове, концы которой спускались на спину.

Заплаканные красные очи Белоснежи живописали все тягостные думки об уделе ее драгоценного поскребышки. Мать резко подскочила к дочери, и, выхватив из рук сына, единожды осмотрев, ощупала губами лоб, очи, уста, чуть слышно дыхнув, окружившим ее детям:

— В обмороке. И уже верно давно. Где Славушка ты его нашла?

«У…у…у!» — зычно прокатилось по лесу и девочка признав в том окрике сродника не мешкая отозвалась.