Австро-Венгерская династия. Габсбурги на обломках империи - Наталия Николаевна Сотникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще 6 июня 1554 года император Карл составил в Брюсселе дополнение к своему завещанию, гласившее следующее:
«Пребывая в Германии, я имел внебрачного сына от одинокой женщины, каковой зовется Херонимо, и, имея возможность добровольно помочь ему, мое намерение таково, чтобы он по своему свободному и добровольному желанию принял религиозный сан. Буде же он не пожелает избрать сей путь, но предпочтет светскую жизнь, излагаю свою волю и приказываю, чтобы ему каждый год выплачивали ренту от двадцати до тридцати тысяч дукатов в Неаполитанском королевстве, известив об этом все местности и вассалов. Все сие поручаю принцу моему сыну, чтобы он его почитал и приказывал почитать и оказывал ему надлежащее уважение. Что скрепляю моим именем, рукой и печатью».
После смерти отца испанский король Филипп II впервые встретился со своим братом в октябре 1559 года, между ними была двадцатилетняя разница. Тем не менее, он выказал большую любовь к брату, возложив на голову коленопреклоненного юноши правую десницу, спросил, как его зовут, и заявил:
— Святой Херонимо был великим святым, однако же вам надобно называться более подобающим образом, ибо император Карл, каковой живет на небесах, был и моим отцом, и вашим.
Король представил его своей свите и отправился с ним в Вальядолид, где при дворе прилюдно торжественно обласкал новоиспеченного дона Хуана Австрийского. Монарх пожаловал ему резиденцию и штат прислуги, но, невзирая на его высокое положение, повелел обращаться к нему всего-навсего как «ваше превосходительство». Положение незаконнорожденного лишало его трех основных привилегий: титула инфанта, права проживания в королевском дворце и места среди членов королевской семьи в дворцовой часовне. Однако многие подчиненные обращались к нему «светлейшее высочество», что юноше очень льстило, и на что его брат смотрел весьма снисходительно.
Почему король Филипп проявил такую щедрость в отношении незаконного отпрыска отца? С одной стороны, он исполнял волю покойного, но с другой, следует прояснить тревожную ситуацию, сложившуюся у него в отношениях со своим единственным на то время сыном.
В шестнадцать лет отец женил Филиппа на принцессе Марии Португальской, которая приходилась ему дважды двоюродной сестрой, поскольку была дочерью его дяди по материнской линии и тети по отцовской — настоящее кровосмесительное родство. От молодоженов потребовали как можно скорее произвести на свет наследника испанского трона. Неудивительно, что у их первенца присутствовали все ярко выраженные характеристики внешности Габсбургов: тяжелый подбородок, выпяченная нижняя губа и отсутствующий взгляд. Ко всему прочему одна нога у него выросла длиннее другой, цвет лица отдавал нездоровой желтизной. В 1543 году появление дона Карлоса, принца Астурийского, стоило его матери жизни. Ребенок выказывал странное поведение с раннего младенчества: он не только кусал груди своих кормилиц, но и натурально пытался жевать их. Его сочли немым, но в трехлетнем возрасте малыш начал кое-как лепетать, а в возрасте двадцати одного года ему подрезали уздечку языка. Конечно, придворные Карла V и Филиппа II пели дифирамбы его красоте, но вот что писал венецианский посол Бадоэро:
«Принцу дону Карлосу десять лет. Лицо у него дебильное, выдает жестокий характер. Когда ему приносят зайцев и другую охотничью добычу, самым большим удовольствием для него является сжигать их живыми. Он вырывает глаза у птиц, которые попадают ему в руки, и проделывает это очень ловко. Все замечают в нем чрезмерную гордость. Он вспыльчив и чрезвычайно упрям в своих взглядах. Его воспитатели пытаются умерить неукротимость его характера, однако дон Карлос не хочет слушать ничего, кроме разговоров о войне, и не читает иных книг, кроме как связанных с нею».
Ему вторил барон фон Дитрихштайн, посол короля Богемии: «Не знает удержу своей воле».
Когда Филипп II встретился со своим сыном в 1559 году, юноша произвел на него крайне неприятное впечатление. Чем дольше они общались, тем шире и глубже становилась пропасть между ними. Ко всему прочему, у дона Карлоса регулярно случались приступы лихорадки, его мучили последствия падения с высокой лестницы. Причина падения была весьма деликатной: принц погнался за понравившейся ему служанкой, пересчитал телом все ступени лестницы для прислуги и поранил голову. Рана инфицировалась и вызвала рожистое воспаление. Принц пребывал буквально между жизнью и смертью, лекари поговаривали о трепанации. Для излечения ему положили на ложе эксгумированный труп послушника-францисканца Диего из Алкалы, скончавшегося много лет назад в ореоле святости. Руки принца положили на грудь мумифицированного трупа. Чудо свершилось: дон Карлос выздоровел, а брата Диего из Алкалы канонизировали. Но теперь юношу начали терзать нравственные страдания.
Дону Карлосу с детства был предназначено стать правителем Нидерландов, но ввиду его постоянных недомоганий фактическое претворение этого замысла в жизнь было отложено на неопределенный срок. Конечно, ему дали место в Государственном совете, но никакой роли он там не играл.
Однако юноша жаждал деятельности, желание стать правителем Нидерландов превратилось у него в манию. Он знал, что отцу доверили управление испанскими королевствами в шестнадцатилетнем возрасте, ему же было уже девятнадцать, но во Фландрию дон Карлос попасть не мог. Когда туда командировали герцога Альбу, принц бросился на него с кинжалом и воплями:
— Так это вам надлежит отправиться туда! Но вы не поедете, потому что я убью вас!
Обладавший недюжинной силой герцог схватил его руками и тряс до тех пор, пока принц не задохнулся. Одному из друзей отца дон Карлос надавал пощечин, другому угрожал кинжалом. В то же время в книге учета расходов принца значились многочисленные суммы, выплаченные на содержание и обучение брошенных детей, а также деньги, выданные людям, заключенным в тюрьму за долги. Эти вспомоществования позволяли им покинуть каталажку.
Когда дона Карлоса впервые представили дяде Хуану, по возрасту двумя годами моложе него, он быстро проникся его неподдельно дружелюбным отношением. Безусловно, принц завидовал физической красоте и личному обаянию бастарда,
