У подножья Эдельвейса - Элис Маккинли

Джон встал с кресла и поглядел на свою подопечную, по щекам которой… бежали слезы. Сначала это его встревожило, однако поведение девочки не было похоже на бессознательный бред, выражение лица, хотя глаза оставались закрыты, сделалось осмысленным. Джон попытался заговорить. Но она только усиленно жмурилась, словно старалась защититься от чего-то неведомого, при этом руки по-прежнему лежали под щекой. И ничто не изменилось в ее спокойной позе, настораживали только слезы.

– Чего ты испугалась? – Джон погладил девочку по волосам, проверил температуру, которая снова начала повышаться. – Ну, посмотри на меня, не бойся.

Линда отказывалась верить своим ушам. Пару раз в жизни она уже переносила состояния, близкие к смерти. Ей были знакомы и обморок, и даже кома. Подобные вещи, конечно, сопровождаются бредом, но там все расплывчато, непостоянно, стоит сделать любое движение, картинки меняются как в калейдоскопе. Сейчас же она слышала реальный человеческий голос, чувствовала заботливые прикосновения. Неужели человеческий разум способен настолько обмануть восприятие? Проверить это можно было только одним способом: открыть глаза. И Линда открыла.

Сначала она даже не поняла, где находится. Почему-то первыми в сознание вторглись звуки, а не визуальные образы. Треск горящих дров, которого раньше она не слышала за ласковым голосом, тиканье механических часов, торопливое и в то же время как будто протяжное. Потом стало понятно, что она находится в какой-то комнате. Кругом царил полумрак, слабые отсветы падали из камина и освещали дощатый пол. Стены… Стены были завешаны шкурами, лишь в некоторых местах проглядывали грубые, едва обработанные бревна. Единственное окно в деревянной некрашеной раме закрывали тяжелые темные занавески. Низкий потолок был таким же дощатым, как и пол.

Линда смотрела на все это и уже почти верила в то, что умерла и родилась лет эдак на двести раньше в семье какого-нибудь индейского шамана. На стенах кроме шкур тут висели пучки сухих трав, цветов, тонкие прутики, перетянутые ворсистыми веревками, теплая меховая одежда.

Линда повернула голову… и чуть не вскрикнула. Рядом с ней сидел человек, как нельзя больше подходящий к данному интерьеру. Длинные, темные, основательно спутанные волосы, густая борода и квадратные плечи, которые обтягивал старый, вытянутый свитер. Нет не человек, а этакий медведь. Только вот глаза у этого «медведя» были живые, добрые, исполненные отеческой нежности. Линда почему-то сразу отметила это.

– Привет. – Он улыбнулся, но под бородой было почти не видно этого, только в глазах вспыхнула радостная искра. – Ну как ты? Как себя чувствуешь?

Это был тот самый голос, те же ласковые нотки звучали в нем, то же беспокойство.

– Где я? – Линда еще раз окинула взглядом комнату.

– У меня дома. – Мужчина обвел рукой свои владения. – Тебя засыпало лавиной, я совершенно случайно заметил часть твоего снаряжения и, как видишь, отыскал и принес тебя сюда.

Что-то еще было во всем этом, чего Линда никак не могла уловить. Это «что-то» придавало его речи оттенок непонятной, неизъяснимой домашности. Интонация? Сами слова?

– Давай знакомиться. – Мужчина протянул руку. – Можешь называть меня просто Джон.

И опять это чувство возникло где-то в груди, словно нечаянно зацепили больную струну. Внезапно Линда поняла: незнакомец обращается к ней на «ты», словно давно знает. Почему? Есть масса причин, по которым взрослые переходят на «ты», оставалось только выяснить, какая именно имеет место в данном случае.

Во-первых, физическая близость. Сложно обращаться к человеку иначе, если переспал с ним. Линда даже испугалась этой мысли. Неужели этот… этот «медведь» изнасиловал ее или собирается? Но нет, с такими глазами просто нельзя быть насильником. Почему-то Линда точно знала это. Во-вторых, простая фамильярность, невоспитанность. Линду внутренне передернуло, такие люди всегда были ей неприятны. Но Джон совершенно не походил на них. В-третьих, снисходительность. По всей видимости, этот человек спас ей жизнь. А в подобных ситуациях многие начинают считать, что спасенные им многим теперь обязаны и, следовательно, не к чему с ними церемониться.

Линда присмотрелась к Джону повнимательнее. Но в протянутой руке, в улыбке не было и тени снисходительности. Зато нечто другое светилось в его светло-карих глазах. Но что?

– Ты боишься меня? – Джон ободряюще подмигнул. – Не нужно. Я ничего плохого тебе не сделаю, попробую вылечить, только и всего.

Рука его по-прежнему висела в воздухе, и Линде стало неловко за себя. Человек здоровается, а она лежит и проводит психологические изыскания. Нашла время! Неужели нельзя попозже разобраться в собственных мыслях? И Линда протянула руку, точнее попыталась протянуть, но запястье отозвалось острой болью. Вместо запланированного «Очень приятно. Я мисс Кроу» у нее вырвалось жалобное «Ой!».

Тут же улыбка на лице Джона сменилась неподдельным беспокойством.

– Что, больно?

– Ага, – только и выдавила из себя Линда.

– Прости, я не предупредил тебя. С рукой, видимо, дела обстоят хуже, чем я думал. Ты вообще вся в синяках, но правый голеностоп и левое запястье повреждены сильнее всего. Думаю, это в худшем случае растяжения. Я уже осматривал тебя, но ведь сложно определить, что и как болит, когда человек без сознания. Давай-ка я еще раз осмотрю руку и ногу.

У Линды волосы на голове зашевелились. Только теперь она окончательно осознала, что этот «медведь» Джон выкопал ее из-под снега и лечил какое-то время. А для этого, очевидно, снял с нее одежду. Она почувствовала, как кровь прихлынула к лицу. Лишь сейчас ей стало понятно, что это за колющие ощущения. Ее раздели! Этот… этот мужлан с бородой, как у древнего старца, раздел ее!

– Послушайте! – Линда не смогла сдержать возмущения. – Кто вам позволил меня… меня… – Она запнулась, в смущении подбирая слова. – Кто вам позволил снять с меня одежду? Я вас не знаю!

Джон тяжело вздохнул: так он и знал, что эта мисс не упустит случая разыграть оскорбленное женское достоинство. А у самой, что называется, молоко на губах не обсохло! За прошедшие двое суток он много думал об этом, предчувствуя, что проблем не избежать. Вероятно, девчонка еще более капризная, чем была его Ил. А он и с родной сестрой в свое время справиться не смог, что же говорить о чужом ребенке, который просто не захочет подчиняться незнакомому человеку. Уговаривать? Задабривать? Все позволять?

Сначала Джон склонялся именно к этому варианту. Ведь всего-то потерпеть нужно было какие-нибудь две, ну, максимум три недели, а потом пускай родители сами разбираются. Но если бы надо было только потерпеть, он выдержал бы. Однако от того, как поведет себя он, зависел успех лечения. Ведь дай волю этой девице, она, пожалуй, через пару дней снова рванет в горы. И Джон решил быть строгим. Нет уж, он не даст вертеть собой, как ей захочется. Иначе эта «леди из высшего света» тут все вверх дном перевернет и в первую очередь навредит самой себе.