Дракула. Последняя исповедь - Крис Хамфрис

Ион щелкнул пальцами перед лицом товарища. Сигнал был очевидным и недвусмысленным, однако не возымел никакого эффекта.

Хамза уже встал и разминал затекшие ноги. Он взглянул на Иона, потом на его товарища.

Некоторое время турок внимательно изучал склоненную голову, черные как смоль волосы, упавшие на лицо, потом улыбнулся и спросил:

— Ты что-нибудь понял, мой молодой друг?

Губы юноши беззвучно шевельнулись, он робко поднял глаза.

— Я думаю, да, Хамза-ага, — произнес он.

— Тогда почему ты не сказал этого перед своими товарищами?

«Вот глупец! Он еще и спрашивает, — подумал Ион. — Разве это не ясно?»

Его приятель мог бы ответить на большинство вопросов учителя, если бы это зависело от него. Но остальные ученики, такие же заложники, как и он сам, очень ревностно относились к этому. Так что промолчать было проще всего. Во всяком случае, именно это решение обеспечивало минимум синяков и ссадин.

Хамза сошел с кафедры, солнце осветило его. Голубые глаза аги блестели под черной чалмой на темном, загорелом лице. Едва заметная улыбка играла на губах над светлой бородой.

Ион увидел его вблизи и снова отметил, что наставник был, конечно, старше, чем они, но лет на семь, не больше. Он получил эту должность три года назад, а до этого служил у султана виночерпием.

— Тогда прочти мне это, Влад Дракула. — Хамза указал пальцем вниз. — Я хочу услышать из твоих уст мудрость, изложенную в Коране.

Влад кашлянул, прочистив горло, потом стал читать:

— «О вы, которые уверовали! Опьяняющий напиток, азартные игры, жертвоприношения на каменных жертвенниках и гадание по стрелам — скверные деяния, внушаемые шайтаном. Сторонитесь этого, быть может, вы преуспеете».[4]

— Хорошо. — Хамза кивнул. — Ты неправильно произнес всего лишь три слова. Но меня удивляет сам факт, что ты вообще способен выговаривать арабские слова. — Он подошел ближе, наклонился. — Сколько же вообще ты знаешь языков?

Влад пожал плечами.

За него ответил Ион, едва сдерживая волнение:

— Греческий, латинский, французский…

Влад взглянул на него, не произнес ни слова, но Ион и так хорошо знал этот взгляд, а потому послушался и замолчал.

— Конечно, ты бегло говоришь на турецком, но арабский?.. — Хамза присвистнул. — Ты хочешь стать хафизом?

— То есть тем, кто наизусть может читать весь Коран? — Влад покачал головой. — Нет.

— Тем не менее ты уже сейчас можешь прочесть и понять куда больше, чем кое-кто из тех, кого я знаю.

Сказав это, Хамза неожиданно толкнул Иона в плечо, причем довольно больно. Он явно вышел за пределы установленных правил поведения.

Заложники почувствовали облегчение и рассмеялись.

— Я восхищаюсь тем, что здесь написано, читаю Коран, потому что слова и мысли, которые изложены в нем, прекрасны. Они заслуживают того, чтобы читать их вслух, как архангел Гавриил делал это для великого пророка Мухаммеда. На страницах книги всего лишь слова. Но если произнести их вслух, то они будут жить среди нас. — Он обвел комнату рукой. — Превратятся в энергию, свободную, вечную.

— Я думаю, что слова имеют влияние на тебя, мой юный друг. — Хамза положил руку на плечо Влада, наклонился к нему. — Ты чувствителен к ним. В этом мы с тобой похожи. Возможно, истина, заключенная в словах, которые ты только что произнес, приведет тебя и к другим откровениям, может быть, даже к Аллаху.

— Нет. Причина, по которой я учу Коран и читаю его вслух, заключается вовсе не в этом. Я восхищаюсь, да, но…

Улыбка на лице Хамзы не поблекла. Сомнение — это хорошо, оно удерживает людей от ошибок.

— Но что?..

Влад поднял голову, прислушался к крикам, смеху, перебранке учеников, покидающих школу. Мальчишки наконец-то вырвались на свободу.

— Я изучаю Коран, чтобы по-настоящему узнать вас, — произнес он. — Ведь турки — это сила, которая сотрясает мир. Именно вера ведет вас, подвигает на великие деяния. Если я не узнаю про вас все, то как смогу остановить? — Он снова вскинул голову и взглянул учителю прямо в глаза.

Оба слушателя вскрикнули, не в силах сдержать изумления.

Хамза первым взял себя в руки.

— Ты не боишься, что я накажу тебя за такие слова? — Он указал на дубинку, которую оставил рядом с подушкой.

— За что, эфенди?

— За твои непокорные мысли.

— Но почему они удивляют вас? — Влад нахмурился. — Все заложники — дети непокорных. Мы потому и находимся здесь, что наши отцы правят с позволения турок, но в глубине души продолжают считать себя свободными. Дракул отдал меня и Раду на ваше… попечение пять лет назад, но вовсе не для того, чтобы мы получили самое лучшее образование, какое только возможно. Мы в вашей власти. Если он снова проявит непокорность, то вы нас убьете.

Ион подошел ближе и тронул друга за локоть.

— Остановись!..

Влад резко отбросил его руку.

— А почему, Ион? Хамза-ага знает нашу историю. Он видит, как заложники появляются здесь и уходят, живут и умирают. Учитель помогает нам постичь философию, освоить приемы боя, узнать поэзию. — Влад показал на дощечку с арабской вязью. — Турки рассказывают нам о своей вере, полной терпимости и милосердия, но не заставляют нас принимать ее, так как это противоречит Корану. Если все пройдет благополучно, то они отошлют нас обратно в наши земли, чтобы мы служили их интересам, платили дань, присылали юношей в армию и благодарили за привилегии, дарованные нам. Но если все сложится по-иному, то они разобьют наши прекрасно образованные мозги о камни. Разве я говорю неправду, эфенди? Если это так, то, пожалуйста, ударьте меня как следует за то, что я лжец.

Хамза долго смотрел на него. Выражение его лица не менялось.

Наконец он спросил:

— Сколько тебе лет?

— В марте будет семнадцать, — последовал ответ.

— Ты слишком молод для того, чтоб рассуждать так цинично.

— Нет, Хамза-ага, — негромко ответил Влад. — Напротив, я недостаточно взрослый для того, чтобы справиться с этим.

Они некоторое время молча смотрели друг на друга, потом на лицах обоих появилась улыбка.

Ион, который стоял между ними, почувствовал себя лишним, и его даже охватила ревность. Юноша подумал, что его уму никогда не сравниться с умом друга. Поэтому он должен просто наблюдать за тем, как между Хамзой и Владом появляется нечто особое, их собственный мир, частью которого ему не стать.

Молчание длилось недолго.

Турок повернулся и пошел к кафедре.

— Иди, мой сокол, — произнес он через плечо. — Твоему дружку не терпится скорее воспарить в воздух.