Лед - Бернар Миньер

Диана увидела, как Ксавье помрачнел, улыбка исчезла с его лица, а потом он сказал:

— Мадемуазель Берг, этим учреждением в настоящий момент заведую я, а не доктор Варнье.

— В таком случае мне здесь делать нечего. Мне остается только сообщить о вашем решении в вышестоящую организацию, прежде всего — в Женевский университет и доктору Шпицнеру. Я приехала издалека, доктор Ксавье. Вам следовало бы предупредить меня заранее. — Она поднялась.

— Мадемуазель Берг, подождите! — воскликнул Ксавье, вскакивая и протягивая руки, словно хотел что-то от себя отодвинуть. — Не будем горячиться! Сядьте! Садитесь, прошу вас! Поймите меня правильно. Я ничего против вас не имею, уверен, что у вас благие намерения. Кто знает, может быть, с определенной точки зрения… ваш, так сказать, междисциплинарный вклад сможет благоприятствовать пониманию этих монстров. Ну да, почему бы и нет? Единственное, о чем я вас прошу, это не вступать с ними в контакт без острой необходимости и строго соблюдать внутренний распорядок. Спокойствие в этом месте находится в весьма шатком равновесии. И хотя здесь меры безопасности вдесятеро превышают те, что приняты в любой психиатрической клинике, малейшее нарушение порядка может иметь неисчислимые последствия.

Франсис Ксавье вышел из-за стола. Он был еще меньше ростом, чем показался сначала. В Диане было метр шестьдесят семь, а Ксавье едва дотягивал до нее, даже стоя на каблуках. Безупречной белизны халат свободно болтался на нем.

— Пойдемте, я вам все покажу.

Он открыл встроенный шкаф. На вешалках стройным рядком висели белые халаты. Ксавье снял один и протянул Диане. На нее пахнуло затхлостью и дезинфекцией.

— Это действительно страшные люди, — мягко сказал он, глядя ей прямо в глаза. — Забудьте о том, кто они и что совершили. Сосредоточьтесь только на работе.

Она вспомнила, что Варнье по телефону говорил ей то же самое, почти слово в слово.

— Мне уже приходилось сталкиваться с социопатами, — возразила Диана, и на этот раз в ее голосе не было прежней уверенности.

— Но не с такими, мадемуазель. — Сквозь красные очки на миг сверкнул странный взгляд. — Не с такими.

Белые стены, такой же пол и неоновый свет… Как и у большинства жителей Запада, у Дианы этот цвет ассоциировался с невинностью, искренностью, непорочностью. Тем не менее внутри этой белизны обитали чудовищные убийцы.

— Вначале белый цвет был символом смерти и траура, — сказал Ксавье, словно прочтя ее мысли. — На Востоке это до сих пор так. Белый — цвет высшего значения, как и черный. Кроме того, он связан с ритуалами перехода. Как для вас в настоящий момент, правда? Я здесь всего несколько месяцев и не выбирал эту окраску.

Стальные решетки открывались перед ними, чтобы сразу захлопнуться за спинами, в массивных стенах щелкали электронные замки. Впереди маячил низенький силуэт Ксавье.

— Где мы находимся? — спросила Диана, подсчитывая про себя камеры слежения, двери и выходы.

— Переходим из административного корпуса непосредственно в здание психиатрической клиники. Это закрытая территория с первым уровнем защиты.

Диана следила, как он вставил магнитную карту в черную коробочку на стене. Считав карту, аппарат вытолкнул ее назад. Решетка открылась, и они оказались в комнате, застекленной с другой стороны. Внутри перед экранами телевизионного слежения сидели двое охранников в оранжевых комбинезонах.

— На сегодняшний день у нас восемьдесят восемь пациентов, которые считаются опасными и способными на агрессию. Они поступают к нам из тюремных больниц и других психиатрических учреждений Франции, а также Германии, Швейцарии, Испании… У этих людей психические расстройства отягощены склонностью к насилию и совершению преступлений. Как правило, это пациенты психиатрических клиник, проявляющие чрезмерную агрессивность, и заключенные с тяжкими психозами, которых не могут содержать в тюрьмах. Бывают и убийцы, признанные невменяемыми на судебных процессах. Наши пациенты требуют высокой квалификации персонала и такого размещения, которое обеспечивало бы безопасность больных и тех, кто их посещает. Сейчас мы находимся в павильоне С. У нас три уровня безопасности: слабый, умеренный и сильный. Это зона слабого уровня.

Диана морщилась всякий раз, когда Ксавье заговаривал о пациентах.

— Институт Варнье проявляет уникальное мастерство в обращении с агрессивными, опасными и буйными пациентами. Наша практика базируется на самых новых и прогрессивных стандартах. Сначала мы проводим психиатрическую и криминологическую оценку, непременно включающую в себя фантазмографический и плетизмографический анализы.[8]

Диану передернуло. Плетизмографический анализ состоял в измерении реакции пациента на сильные звуковые и зрительные раздражители, согласно разным сценариям и при участии тех или иных ассистентов. Больному могли, к примеру, показать обнаженную женщину или ребенка.

— Вы применяете аверсивные воздействия к тем, у кого выявляются отклонения в результате плетизмографической экспертизы?

— Конечно.

— Аверсивная плетизмография вызывает множество сомнений.

— Здесь она применяется, — жестко ответил Ксавье.

Она почувствовала, как он напрягся. Всякий раз, когда речь заходила об аверсивных методах воздействия, Диана вспоминала «Заводной апельсин».[9] Аверсивный метод заключается в том, что фантазм, свидетельствующий о психическом отклонении — запись на DVD сцен насилия, обнаженных детей и т. д., — соединяется с сильным отрицательным, часто болезненным воздействием: электрошоком, резким вдохом паров нашатырного спирта. В результате реакция пациента меняется на противоположную. Систематическое применение данного метода способно надолго изменить его поведение. В какой-то мере это выработка условного рефлекса по Павлову. Такой метод применяется к насильникам и педофилам во многих странах, в частности в Канаде.

Ксавье нажимал и отпускал кнопку авторучки, торчащей у него из нагрудного кармана.

— Я знаю, что многие французские специалисты скептически настроены по отношению к поведенческой терапии. Она практикуется в англосаксонских странах и в Институте Пинеля в Монреале, откуда я приехал. Метод дает удивительные результаты. А вот ваши французские собратья с трудом признают столь эмпирическую методику, к тому же еще пришедшую из-за океана. Они упрекают ее в том, что она подвергает риску такие фундаментальные представления, как «бессознательное» и «сверх-Я», и в том, что она пускает в ход импульс там, где нужна стратегия торможения. — Его глаза из-под красных очков впились в Диану с высокомерной снисходительностью. — Многие в этой стране продолжают ратовать за подход, который больше рассчитывает на достижения психоанализа, на работу над перестройкой глубинных пластов личности. Это означает отрицание того, что полное отсутствие сознания вины и извращенность аффектов психопата обычно сводит на нет все усилия. У больных такого типа эффективен только один метод: дрессировка. — На этом слове его голос зажурчал как струйка ледяной воды. — Осознание пациентом ответственности за свое поведение достигается всеми доступными средствами, кнутом и пряником, в результате создается его обусловленное поведение. Мы также производим оценку потенциальной опасности преступника по запросу судебных или медицинских учреждений. Следует ли сажать его за дверь из небьющегося стекла?

— Разве все исследования указывают на достоверность таких оценок? — спросила Диана. — По данным некоторых из них, половина оценок ошибочна.

— Так говорят, — согласился Ксавье. — Но в наших случаях лучше переоценить, чем недооценить. Если есть сомнения, мы в своем отчете рекомендуем продлить содержание под стражей или пребывание в госпитале. Пусть это покажется вам самодовольством и вызовет улыбку, но наши оценки еще и отвечают глубоким потребностям общества, мадемуазель Берг. Суды просят нас разрешить за них вечную моральную проблему: какова уверенность в том, что меры, принятые к тому или иному опасному субъекту, отвечают необходимости, продиктованной безопасностью общества, и в то же время не ущемляют основных прав этой личности? На этот вопрос не может ответить никто. Известно, что суды считают психиатрическую экспертизу надежной. Тут ошибиться невозможно, это ясно. Но зато можно привести в движение судебный механизм, постоянно находящийся под угрозой затора, создав впечатление, что судьи — люди мудрые и их решения приняты со знанием дела. А это, надо сознаться, самая крупная ложь из тех, на которых основано наше демократическое общество.

Еще одна черная коробочка на стене, видимо, намного сложнее той, что была раньше. У нее небольшой экран с шестнадцатью кнопками для набора кода и еще одна, большая красная, на которую Ксавье надавил указательным пальцем.